Юрий Рытхэу - Полярный круг

• Название: Полярный круг
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу известного советского писателя вошли произведения, которые составляют как бы единое целое: повествование о глубоких человеческих корнях современных культур народов Чукотки, прошедших путь от первобытности к зрелому социализму.

От древней легенды о силе человеческого разума до сегодняшних проблем развития самобытного хозяйства и искусства эскимосов и чукчей, о сложных судьбах людей Севера, строящих новую жизнь на Крайнем Северо-Востоке, рассказывают произведения Юрия Рытхэу, вошедшие в сборник «Полярный круг».

---

Жена удивленно посмотрела на него, скользнула взглядом по фасаду гостиницы и покорно ответила:

— Как хочешь.

— Так будет лучше для нас с тобой и родителей Алексея.

— А молодые тоже с нами остановятся? — робко спросила Иунэут.

— Они как хотят, — задумчиво ответил Кайо. — Алексею, наверное, все же надо с родителями пожить.

— Надо, — согласилась Иунэут. — А мы увидимся с ними?

— Конечно, увидимся, — великодушно обещал Кайо.

Приняв решение, он почувствовал себя немного увереннее.

В душе он размечтался, как будет входить вот в такой стеклянный айсберг и где-то на самом верху, словно охотничий сторожевой пост, будет смотреть на Неву окно его комнаты.

— Будем встречаться с родителями Алексея, может, даже иной раз обедать с ними, — расписывал с увлечением Кайо. — Но будем независимы. Как надоест — уйдем от них.

— Это верно, — согласилась Иунэут. — Я ведь тоже все время думаю об этом. Мы будем стесняться их, а они — нас…

За завтраком Кайо спросил у Алексея:

— Какая в Ленинграде лучшая гостиница?

— «Астория» или «Европейская», — ответил Алексей. — Есть и новые — «Россия», «Ленинград», «Советская»…

— Какая ближе к вашему дому?

— «Россия».

— Вот там мы и остановимся, — решительно сказал Кайо.

— Ну, это вы зря, — с обидой произнес Алексей.

— Так будет лучше всем, — убежденно произнес Кайо. — Зачем нам стеснять друг друга? Поразмысли сам как следует — и согласишься со мной.

— Но мои родители смертельно обидятся, — сказал Алексей. — Тогда лучше было и не приезжать.

— Не мучайся зря! — сказал Кайо. — Все будет хорошо. Может быть, потом, когда мы узнаем друг друга получше и станем настоящими друзьями и родственниками — будем жить вместе.

Весь день до отхода поезда — во время обеда, во время ужина в шумном, огромном зале ресторана «Москва» — Алексей пытался уговорить Кайо остановиться у его родителей. Главным доводом его было одно — родители обидятся.

Кайо старался не слушать настойчивый голос Алексея. Он наблюдал за посетителями ресторана, отмечая про себя, что в Москве, наверное, как ни в каком другом городе страны, видно, как много разных народов живет на советской земле. Вот сидят узбеки в красивых тюбетейках и пьют чай, а вон еще какие-то народы, но не чукчи и эскимосы, это Кайо мог уверенно сказать. Недалеко от их стола сел человек в темном костюме, со значком депутата Верховного Совета. Этот был точно якут, в этом Кайо мог поклясться. Уж своих-то соседей по тундре он знал.

За щедро накрытым столом сидели красивые усатые люди И громко, заглушая музыку, разговаривали. Кто же они? По виду похожи на грузин, но единственный грузин, которого Кайо встречал в жизни — доктор Григол Нацваладзе, — был тихий и деликатный. Он никогда не повышал голоса, даже если человека надо было отругать.

Потом пришла какая-то делегация. Они сели за длинный стол, украшенный государственными флажками, видимо, их страны.

И вдруг с непонятным сожалением Кайо подумал, что, живя в тундре, он плохо следил за возникновением новых независимых государств.

Может, Иунэут знает?

Милая Иунэут. Наверное, ей труднее всех, но она молодец, виду не подает.

Оркестр заиграл что-то знакомое. Алексей и Маюнна ушли танцевать.

Глядя на танцующую Маюнну, Кайо снова почувствовал легкую боль в груди. Танцуя, дочка словно бы уходила на самый край видимого круга, который пока еще был общим для Кайо, для Иунуэт, для той земли, где она родилась и выросла.

И хотя Кайо не выпил ни капли вина, уходя из ресторана, он чувствовал легкое головокружение, а музыка звенела в ушах до самого отхода поезда «Красная стрела».

В таком вагоне Кайо не доводилось ни разу ездить. Две аккуратно застланные постели звали отдыхать. Над окном жужжал вентилятор.

Поставив чемодан, Кайо заглянул в соседнее купе, где расположились Маюнна с Алексеем.

— Что, папа? — спросила дочь.

— Да нет, ничего, — смущенно ответил Кайо.

Да, конечно, это совсем не такой поезд, на каком ехал он в первые послевоенные годы: тогда он пролежал всю ночь на голых полках, подложив под голову свой фанерный чемодан и мохнатую шапку.

Кайо вышел на перрон подышать свежим вечерним воздухом. Группа японцев стояла у соседнего вагона. Невысокого роста толстяк, видимо старший группы, громко пересчитывал их, тыча пальцем в каждого.

Кайо подошел ближе.

Старший японец окончил считать, потер кулаком лоб и снова начал. Остановившись на Кайо, он крикнул что-то гортанное и весело и громко расхохотался.

Подошла русская девушка, очевидно переводчица, и заговорила по-японски с Кайо.

— Вы ошибаетесь, — строго сказал Кайо и поспешил в вагон.

— Что так быстро вернулся? — спросила Иунэут, уютно расположившаяся в купе, словно в своей кочевой яранге.

— За японца посчитали, — усмехнулся Кайо. — Ну как, нравится тебе здесь?

— Очень! — восхищенно воскликнула Иунэут. — Так тепло, чисто. Нам бы в тундру такой вагон!

— Да-а, — протянул Кайо. — Когда-нибудь оленевод в доживет до такого — будет кочевать по тундре в этаком жилище.

Уловив в голосе мужа некоторое сомнение, Иунэут с вызовом произнесла:

— А почему нет? Сколько разговоров идет о новом жилище для оленеводов — и ничего. Будто уж такое это сложное дело. Вон какие дома делают для зимовщиков, которые дрейфуют во льдах, разве невозможно придумать и для нас такое? И денег у нас хватит иметь такой домик, и противиться этому не будем. Наверное, те, кому положено думать о житье оленеводов, представляют тундру по-старому. Будто живут там старики и они против новой жизни, нового быта…

Кайо слушал жену и думал, что она в общем-то права, хотя вагон в тундру не поставишь…

— Не все сразу можно сделать, — заметил Кайо. — Много еще важных дел в нашей стране.

Перед тем как лечь спать, попили чаю, потом Маюнна с Алексеем пожелали им спокойной ночи и отправились спать.

Кайо и Иунэут улеглись в постель.

Вагон трясся и гремел. С непривычки трудно было уснуть. Кайо вспомнил, как он ложился спать после изнурительного дежурства в стаде. В пологе мягко. От хорошо проветренных оленьих постелей пахнет прохладой и тундровым ветром. Стоит только приклонить голову к жесткому бревну-изголовью, покрытому оленьей шкурой, как сон обволакивает со всех сторон, погружает в себя, берет в ласковые объятия и не отпускает до самого утра, давая отдых и новые силы пастуху. Великая тишина тундры сторожит сон оленевода, накрывая его поверх оленьего одеяла.

Кайо думал, что он не сможет уснуть в такой тряске, и приготовился к бессонной ночи. Обследовав купе, он обнаружил над головой специальную лампочку для чтения — можно полистать взятые в дорогу журналы.

Иунэут тоже взяла «Огонек», почитала некоторое время, но довольно быстро заснула.

Кайо с завистью поглядел на нее: жена могла спать в любое время, и при любом шуме.

Глаза Кайо бездумно скользили по журнальным строчкам, но беспокойные мысли о предстоящем свидании с родителями Алексея лезли в голову, не давали ни читать, ни заснуть.

Лишь под утро Кайо удалось задремать.

Но ему снился удивительный сон, который перебивался явью.

Кайо казалось, что вот он спит в этом уютном купе «Красной стрелы», а за окном пасется оленье стадо. Проносятся сопки, речки и озера, вентилятор, укрепленный над окном, разгоняет комаров, а вагон мчится по тундре, разрезая оленье стадо, распугивая телят и важенок. Прямо из-под наполненных водой кочек вдруг вырастают блестящие рельсы и пронзают, словно солнечные лучи, распадки.

Но как остановить неудержимый пастушеский вагон, загнать на высокий берег речки, чтобы постоял он тут, пока олени не нагуляются возле снежных заплат, оставшихся на склонах гор от прошедшей зимы. А хорошо бы сделать огромный вентилятор наподобие этого да и подвесить над оленями разгонять комарье и оводов.

Потом Кайо проснулся, отчетливо сознавая, что едет он на самом деле в поезде из Москвы в Ленинград, а над окном шуршит пластмассовыми лопастями вентилятор, бессильный даже против одного комарика, не то что против тундровых полчищ кровососов.

Некоторое время после этого Кайо не спал, одолеваемый беспорядочными мыслями. Чтобы как-то угомонить их, он начал вспоминать давнишний поезд из Москвы в Ленинград. Он смотрел на себя из далекого сегодня, на паренька в засаленном ватнике и в мохнатой шапке-ушанке, робкого, оглушенного непривычным миром. Но тот Кайо не был обременен сегодняшними заботами, хотя был полон нетерпения увидеть этот город. У сегодняшнего Кайо чувства были глубже, потому что он был не один.

Думая о предстоящих переживаниях, он почувствовал особую бережную нежность к жене, опасение, что она может пострадать.