Константин Жемер - Когти Каганата

• Название: Когти Каганата
• Автор: Константин Жемер
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009

Осень 1942 года. Сталинградская битва. Отвлекаясь от руководства сражениями, Гитлер, Сталин и союзники ждут результатов археологических изысканий в районе хазарского города Саркела. Под обстрелами своих и чужих Герман Крыжановский, уже известный читателям по роману «Тибетский лабиринт», спешит предупредить открытия, в шаге от которых стоят деятели фашисткой тайной организации «Аненербе».

---

– По берегам Дона много древних памятников культуры, – начал Михаил Капитонович. – Левобережное и правобережное городища у станицы Цымлянской; ниже по течению находится Кобяково городище; у хутора Средний, опять же…

Никольский страдальчески кашлянул. Взглянув на него, рассказчик поспешил закончить перечисление.

– В общем, городищ достаточно, чтобы запутать поиски. Но, как уже упоминалось, я все те места на брюхе излазил и могу сказать определённо – только левобережное Цымлянское городище подпадает под признаки Саркела. Что мы знаем об этой крепости? Во-первых, то, что построили её византийцы по просьбе хазар, а во-вторых, что её впоследствии захватили русы, которые потом долго жили там, пока их, в свою очередь, не вытеснили половцы. Раскопки Левобережного городища дали следующие находки: византийские постройки, хазарские предметы быта, характерные для Маяцко-Салтовской культуры, далее – слой угля как от большого пожара, и выше уже – слой с русскими монетами, иконками и крестиками…

– А поливные яйца? – с лукавинкой спросил Герман.

– Само собой, – усмехнулся Михаил Капитонович. – Поливные яйца тоже встречались в этом слое. Но важны не яйца: важно то, что нигде в тех местах больше нет тройного наслоения культур – византийской, хазарской и русской. Следовательно, только это городище можно идентифицировать с Саркелом... Эх, мне бы ещё один сезон раскопок, я бы всему миру доказал столь очевидную истину, а так – даже докторскую пришлось по сарматам защищать…

– Академическая чёрствая среда, которая ничему новому не желает верить? – сочувственно спросил Герман.

– Всё правильно, – подтвердил Артюхов. – Стена! Планировал: вот сделаюсь доктором, поднакоплю доказательств, да как ударю в эту стену всем научным весом, да со всей пролетарской ненавистью! Увы, сам понимаешь, планы разбила война… Но Саркел – точно там, это вне сомнений. Да что там говорить, я ж, идя с вами, собственной жизнью в том ручаюсь.

Крыжановский смотрел на красный крестик посреди карты и гнал от себя назойливую мысль, что на могилах нынче принято ставить не красные кресты, а красные звёзды…

Они ещё некоторое время обсуждали вопросы, касающиеся завтрашней поездки, а затем, условившись забрать Артюхова в полпятого утра, Крыжановский с Никольским отбыли из института.

Когда «газик» притормозил у дома на Таганке, в котором располагалась мансарда, покинутая им три года назад, Герман испытал некоторое волнение. Ведь с этим жилищем связан большой, тяжёлый пласт жизни.

«Чувство такое, будто, вопреки всем утверждениям, второй раз входишь в одну и ту же реку», – подумал разведчик.

Выйдя из машины, он попрощался с Никольским и заозирался по сторонам. Очень не хотелось встретить сейчас кого-либо из прежних соседей и услышать в спину что-нибудь этакое: «Смотри-ка, уже выпустили! Быстро что-то!»

К счастью, во дворе, обычно людном в вечернее время, никого из жильцов не оказалось. Лишь похожая на хорька небольшая собака лежала на спине, подставив заходящему солнцу поджарое белёсое брюхо. При приближении Германа собака вздрогнула и, взбрыкнув в воздухе лапами, перевернулась на бок. На человека уставились незлые пытливые глаза. Несмотря на то, что прежде этого пса он никогда не видел, Герман присел на корточки подле животного и почесал ему за ухом. Неизвестно по какой причине, но собаки, даже самые вредные, никогда не кусали Крыжановского. Облаять могли, но не укусить.

«Понятно, почему никого нет, – подумал он. – Это из-за войны. Кто на фронте, кто в эвакуации… Интересно получается, сам я начал сражаться с фашистами задолго до того, как Гитлер напал на СССР. Должен бы за эти годы привыкнуть, но – нет, каждая примета военного времени режет глаз. Видно оттого, что война теперь пожаловала сюда, на порог собственного дома».

Оставив пса, Крыжановский направился в подъезд. Он ожидал, что там, на стенах сохранились старые надписи, но их не было – всё давно побелили, а поверх побелки появились уже другие, новые слова.

«Да, всё же правильно сказано: дважды в одну реку не войдёшь!»

Дверь в мансарду оказалась не заперта, а у весело горящего камина мирно дремал в кресле товарищ Каранихи. С аэродрома Германа доставили в комиссариат, на Лубянку, а индуса отвезли сюда, в эту старую берлогу. Герман шумно втянул носом воздух. За время его трёхгодичного отсутствия жилище стояло пустым, и оно сохранило прежние запахи – табака, пыли и книг.

«Вот незадача, – спохватился Герман. – За разговорами с Артюховым я совсем забыл о Каранихи, а ведь он целый день ничего не ел. И в гастроном не сбегать, сейчас всё по карточкам!»

Спящий, видимо почуяв, что не один в помещении, проснулся. Вскочив, он поклонился и доложил:

– Брат мой, ужин готов, сейчас я разогрею чай.

Выяснилось, что провожатые из комиссариата обо всём позаботились, снабдив индуса хлебом, тушёнкой и луком.

– Нет-нет, – поспешно отказался Герман. – Я сыт.

– Тогда может, я приготовлю кальян? – предложил индус.

– О нет, нам обоим придётся отказаться от этой привычки, – усмехнулся Крыжановский, доставая папиросы. – В моей стране другие обычаи. Сейчас нужно кое-что обсудить, а потом – спать. Эта смена часовых поясов меня просто пригибает к земле, а завтра ещё вставать на заре.

Само собой, даже речи вестись не могло о том, чтобы оставить Каранихи в Москве, поэтому Герман рассказал приятелю все известные обстоятельства предстоящего дела. Увы, надежда на то, что индус обладает какой-либо информацией о «когтях», рухнула. Также ему ничего не сказало название «Саркел».

– Тебе предстоит ещё многое узнать о Носителях, и о нашей миссии, брат, но здесь я не в силах помочь, – удручённо прижав руки к щекам, сказал Каранихи. – «Белая ветвь», брат! Твоя страна – их вотчина! Госпожа Шурпанакха из «Белой ветви» – она могла бы ответить на все вопросы. А я ничего не знаю. …

Увы, приказ, привезённый Дорджиевым, застал их с Каранихи в Бутане совсем некстати: улетать пришлось в спешке – даже весточку не удалось послать в Тибет, где обретались мудрая старуха и любимая жена Ева.

– Что за «Белая ветвь»? – зевая, спросил Герман. – Местная разновидность Носителей?

– Мой брат мудр, – подтвердил догадку Каранихи. – Но их сейчас никого не осталось.

– А что так?

– Война, брат, – грустно сказал Каранихи. – Против войны Носители бессильны. Совсем бессильны, брат.

Глава 6 О том, что изредка и у войны бывает женское лицо

«С юга летели над лесом дремучим

девы-валькирии, битв искавшие…»

«Старшая Эдда. Песнь о Вёлунде»

21 сентября 1942 года. Центральный аэродром имени Фрунзе, Москва – хутор Ямы Краснослободского района Сталинградской области.

Объявившись в мансарде ни свет, ни заря, Никольский принёс в каждой руке по объёмистому вещевому мешку, которые выдал Крыжановскому и Каранихи.

– Вот, переодевайтесь поскорее, товарищи, здесь всё необходимое, – особист являл столь явную торопливость, что мало не гарцевал на месте. Для ускорения процесса сборов, он даже вытряхнул содержимое одного из мешков прямо на пол.

Среди добра действительно присутствовало всё необходимое, причём, каждая вещь оказалась отменного качества. Тёплое бельё; бритвенные принадлежности; мешковатый, защитного цвета, комбинезон и к нему из той же материи шлем; кожаные, очень крепкие и лёгкие ботинки; цейссовский бинокль, а также порядочное количество разного рода бытовых предметов. Имелось и оружие – пистолет «ТТ» в новой кобуре.

– Добавлю парочку милых сердцу безделушек, – усмехнулся Герман, и достал из-под подушки видавший виды «Парабеллум» и опасную бритву «Золинген» с жёлтой костяной рукояткой.

С тем отправились к Артюхову. Профессор ждал в полной готовности, нарядившись, как он обычно привык наряжаться в свои экспедиции: в старой косоворотке, брюках из чёртовой кожи[73] и высоких мягких сапогах. Пришлось переодевать, при немалом, впрочем, противодействии.

На аэродроме в полной мере проявилось свойство Генерального комиссара государственной безопасности СССР выполнять каждое своё, пусть даже вскользь брошенное, обещание: перед самой посадкой к группе убывающих подкатил мотоциклист и, справившись который здесь товарищ Крыжановский, вручил Герману большой, перетянутый шпагатом свёрток. Там оказались журналы – обещанная подшивка «Техники молодёжи» за текущий год и ещё несколько довоенных номеров.

– Вот чудно, – обрадовался Артюхов, лишь только увидел содержимое пакета. – Будет чем скоротать время в полёте.

Никольский поставил ногу на ступеньку трапа и, прежде чем подняться на борт самолёта, похлопал ладонью по дюралевой обшивке, а затем уважительно сказал:

– Пээс восемьдесят четыре, добрая старая лошадка!