Константин Жемер - Висельник и Колесница

• Название: Висельник и Колесница
• Автор: Константин Жемер
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-373-02077-0

Со времен Вавилона члены Ордена Башни, не оставляют надежды объединить человечество, освободить его от следования Божьему замыслу, даровав собственную, независимую от высших сил судьбу. Увы, не получается. Завоеватели неизменно терпят крах. Что за сила на протяжении истории противостоит всем великим завоевателям? Почему ни разу никому не удалось создать Мировую империю? 

Наполеон Бонапарт был предупрежден, что и его ждет подобный удел, если не удастся вырвать из рук носителей необычное оружие - Книгу Судьбы. 

Когда-то египетские жрецы сумели спасти Книгу Судьбы от полчищ Александра Македонского и унесли с собой в Индию. С тех пор бьют дороги мира кибитки вечных скитальцев-цыган - носителей этой Книги. Это племя умеет предсказывать судьбу и обладает другими мистическими способностями. А если спрячет что в таборе - никому и никогда не сыскать!

---

- Вчера, изволите ли видеть, – комментировал происходящее Беллинсгаузен, – генерал Семёнов во всеуслышание заявил Ермолову: коль тот ему доверит штурм, он возьмёт город без единого выстрела. Чистой штыковой атакой. И вот, полюбуйтесь, слово своё Семёнов держит. Но какого лешего рядом с генералом делает ваш Американец, коему надлежит быть с ополчением, одному дьяволу известно. Равно мне никогда не доводилось видеть, чтоб священники впереди солдат шли в бой. Но батюшкой, как я понимаю, руководит иная сила, нежели Толстым.

Что такое чистая штыковая, объяснять Максиму надобности не было. Солдатам в таких случаях велят ружья не заряжать, держать их на плече с примкнутыми штыками, «ура» не кричать, идти молча, парадным шагом. Сблизившись на короткую дистанцию с противником, брать ружья наизготовку и бить штыком. Чисто русская тактика.

«А что же неприятель?» – Максим перевёл взор левее. За двухэтажной бревенчатой постройкой он увидел немалое скопление французов. В окнах здания тоже обнаруживалось движение. Прежде, чем их достанут русские штыки, враги успеют дать не менее двух залпов, а затем спокойно отступят к другому укрытию.

Беллинсгаузен совершенно прав: жить троице героев оставалось не более пяти минут. Со смертью Толстого затянувшаяся дуэль окончится и не будет более опасного соперника в любви. Последнюю мысль Крыжановский додумывал, уже хватая Беллинсгаузена за плечо.

- Фридрих Иванович! Прикажи развернуть пушки и дать залп по засевшему неприятелю! Не медли, дружище, время уходит!

Подполковник посмотрел в глаза Максиму, прищурился, кивнул и стал отдавать распоряжения обслуге двух крайних орудий.

Максиму казалось, что солдаты ворочают ганшпигами[119] неимоверно долго. Когда же, наконец, единороги глянули в верном направлении, он бросился к ним и принялся колдовать подле квадранта[120]. Артиллерийский капитан оборотил к Беллинсгаузену недоумевающее лицо и молча указал чубуком трубки на Максима. Подполковник пожал плечами, состроил гримасу и тоже без слов отмахнулся: пускай, мол.

В это самое время в Малом Ярославце французские стрелки высыпали из-за здания, встали цепью и дали залп по наступающей русской пехоте. В первой шеренге многие упали. Повалился на землю и отец Ксенофонт. Но тут же встал, выпрямился, поддерживаемый графом Толстым и снова поднял перед собой крест. Лицо батюшки залила кровь, но держался он твёрдо. Французы спрятались в укрытие. Следующий их залп будет почти в упор.

Покончив с наведением обоих орудий, Крыжановский медленно, будто боясь неосторожным движением сбить прицел, отступил на шаг, нащупал воткнутый в землю фитильный пальник[121] и благоговейно поднёс его к запалу. Единорог с грохотом отправил тяжёлую, сыплющую искрами бомбу в адский полёт. Вслед за первым бронзовым монстром натужно ухнул его собрат. Максим жадно приник к подзорной трубе и успел увидеть, как деревянная постройка, укрывавшая неприятельских стрелков, вздрогнула от прямого попадания двух бомб и грузно осела, превратившись в аморфную груду брёвен. Выбирающиеся из-под руин французы тут же стали напарываться на оказавшиеся теперь рядом русские штыки. В гуще сражающихся на миг мелькнул Толстой. Он поставил ногу на грудь поверженного врага и выдернул из неё крепко засевшую саблю. Тут же графа поглотила круговерть рукопашного боя и, как ни всматривался Максим, знакомой ладной фигуры более не примечал.

- Гонят! Гонят супостата! Истребляют до полного изничтожения! К самому монастырю докатились! Ура! Город теперь наш! – Беллинсгаузен, подбросил в воздух шляпу, поймал её и одарил Максима светлым старческим взглядом. – Да ты просто бог войны, замечательный мой человек!

Неразговорчивый капитан реагировал иначе: взглянув на результаты выстрелов Крыжановского, он оторопело раскрыл рот, от чего дымящаяся трубка выпала и угодила прямёхонько за отворот ботфорта. Тотчас капитан из человека степенного и молчаливого превратился в другого – бешено танцующего на одной ноге и неистово выкрикивающего ругательства.

А над округой всё нёсся и нёсся теперь уж не тревожный набат, но малиновый перезвон.

У Максима немного отлегло от сердца: Бог даст, поживут ещё на свете храбрый Американец сотоварищи. Что до собственной небывалой меткости, то она не показалась полковнику удивительной. Просто появилось ещё одно звено в цепи невероятных событий, совпадений и удач, из каковых стала состоять его некогда тривиальная офицерская судьба после знакомства с Толстым.

Хотел, было, предложить услуги в наведении батареи для стрельбы по мосту, но артиллеристы с гордостью отказались: где это видано, чтоб непрофессионал, пусть он хоть трижды гвардеец, учил их уму-разуму. Действительно, сами сумели-таки пристреляться. И вскоре от моста остались лишь плывущие по течению щепки, за которые отчаянно цеплялись утопающие французы.

- Знай наших! – ребячливо жестикулируя, радовался Беллинсгаузен, – теперь дождёмся, когда неприятель снова восстановит мост, запустит в город очередную порцию горе-вояк, после чего повторим урок. А те, кто успеет перебраться, всецело окажутся в лапах его медвежьего превосходительства, генерала Семёнова. Уж он-то болезных подерёт хорошенечко, со всей душою. Так что, покуда старый барон Беллинсгаузен способен палить из пушек, никакого успеху французу не видать.

Максим собирался откланяться, но чувственный монолог подполковника остановил сие намерение. «Уж больно старик недооценивает врага. Французы – не дураки, чтоб слепо переть в столь незамысловато расставленные сети. Значит, они попытаются каким-либо образом подавить огонь русской артиллерии, а уж потом возобновят атаки на город», – Крыжановский огляделся на местности. Будь он неприятельским военачальником, первым делом выдвинул бы дальнобойные орудия и стал палить по русским батареям. Но это – полумера. Надёжнее выслать отряды, каковые могли бы скрытно подобраться к вражеским пушкам. Рельеф тому благоприятствует – сплошные овраги. Особенно легко добраться до слободы, где засели егеря Бистрома с конно-артиллерийской батареей. Сюда посложнее, но при определённой сноровке…

- А что, Фридрих Иванович, охранение у тебя присутствует?

- А как же, голуба! Рота мушкетер! – беспечно ответил подполковник. – Сказать по чести, я тех мушкетер услал на северный склон, чтоб не путались под ногами.

- У кого, позволь поинтересоваться, чтоб не путались под ногами? У неприятеля, что ли, реши он проследовать во-о-н тем оврагом до подножья холма?

Беллинсгаузен посмотрел в указанном направлении и глаза его забегали тревожно:

- Ах, старый я осёл, уж стал выживать из последнего ума!

- После, после будешь укорять себя. А нынче – верни солдат, – поторопил Максим.

На поверку мушкетеры оказались резервной ротой Вильманстрандского пехотного полка. Капитан отсутствовал. Он, по свидетельству поручика, отстал в дороге из-за жесточайшего приступа подагры. Сам поручик две недели как пожаловал из Петербурга, никогда прежде в сражениях не участвовал, но страстно мечтал восполнить сей недостаток биографии. То же и солдаты. Среди них нюхали порох лишь двое седовласцев, проевших зубы на военной службе. Остальные прибыли с последним пополнением и вообще доселе не стреляли из ружей. Из всех военных умений могли лишь маршировать в ногу.

Глядя на «грозное воинство», Максим удручённо вздохнул. Однако же – делать нечего: коль грядёт супостат, отражать его придётся этим неумелым новобранцам. А потому, не сокрушаясь долго, полковник принялся за дело. Часть солдат поручил Коренному для обучения штыковому бою, другую часть отдал Курволяйнену – упражняться в стрельбе, чтоб хоть глаза при выстреле не зажмуривали. Самые же дремучие и непригодные к ратному делу сгодились Лермонтову при производстве фортификационных работ. Также во все стороны отправились дозорные – следить за местностью.

По прошествии короткого времени склоны холма, с вершины которого била по мосту батарея Беллинсгаузена, стали представлять собой живописное зрелище. Кругом во множестве появились засеки, рогатки[122] и волчьи ямы. Вспотевшие солдаты до изнеможения кололи штыками наспех изготовленные чучела, а иные палили почём зря по деревянным столбам. В промежутках между пушечными и ружейными залпами в воздухе слышалось:

- Делай раз, делай два…

- Заряжай, целься, пли…

Глядя на всё это, вильманстрандский поручик задался неким вопросом. Застенчиво пыхтя и переминаясь с ноги на ногу, он встал за спиной Крыжановского. Тот обернулся и спросил:

- Что у вас?

- Господин полковник, вам не кажется, что сей шум может отпугнуть от нас неприятеля?

Максим хотел ответить какой-нибудь шуткой, но за него ответ дали двое запыхавшихся солдат-дозорных:

- Французы… на конях приехали… много… все в хвостатых касках!