Николай Угловский - Подруги

• Название: Подруги
• Автор: Николай Угловский
• Издательство: Вологодское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1962

Писатель Н. В. Угловский родился в 1921 году в Велико-Устюгском районе Вологодской области. Участвовал в боях против гитлеровской Германии и Японии в качестве военфельдшера. После войны работал фельдшером ремесленного училища в Великом Устюге, а позднее — в редакции местного радиовещания и в районной газете. Член КПСС с 1943 года.

Первый рассказ Николая Угловского был напечатан в 1941 году. Первая повесть «Наступление продолжается» вышла в Вологде в 1950 году. Заметным явлением в литературе были повести Н. Угловского «Огни в Снежном» (1954 г.) и «У нас на Севере» (1959 г.).

В новой повести «Подруги» Я. В. Угловский вновь обращается к волнующей его теме современной колхозной деревни.

---

— Вот хорошо было бы, — вздохнула Аня. — Пропадет же вечер…

— Ни в коем случае, — горячо сказала Верочка. — Как же это так: мы будем гулять, а кто-то за нас работать? И не стыдно тебе, Аня?

— Катя же гуляет, — невинно опуская глаза, возразила Аня.

— И кроме того, Лена должна выступать, — вставил Осипов.

— Все равно, — упрямо мотнула головой Верочка. — Лену мы сами заменим, да и Катя… — Она вдруг заметила Володю, на мгновение остановилась и, словно испугавшись, что он сейчас исчезнет, бросилась к нему.

— Вот это да-а… — изумленно и не без зависти протянул Осипов. — Значит, у них это, так сказать… — И он вопросительно посмотрел на Лену.

— Ничего это не значит, товарищ Осипов, — сухо проговорила Лена и поспешила добавить: — А со старушками у вас ничего не выйдет.

— Напрасно, напрасно, — посочувствовал он. — Ничего в этом предосудительного нет, зря Верочка упрямится… Но вам же все равно придется выступать.

— Конечно, если Катя не придет.

— А вам бы не хотелось сегодня побывать в поселке?

— Нет. Какая разница — что там, что здесь?

— Но, может быть… — Осипов смотрел ей прямо в глаза, затаив дыхание, но Лена спокойно ответила:

— Нет, в поселке мне делать нечего. Скажите, есть тут другая тропка наверх?

— Ясное дело, есть, — радостно сказал Осипов. — Пойдемте, покажу…

Володя, завидев Верочку, в первую минуту хотел вернуться и вместе с Алексеем проводить девушек, но потом раздумал. Помахивая хворостинкой и изредка незаметно оглядываясь, он не спеша поднимался со ступеньки на ступеньку, пока не услышал за спиной такой знакомый голос:

— Володя, подожди!

Он вздрогнул, постоял с секунду, не оборачиваясь, и сел там, где настиг его Верочкин оклик.

Верочка опустилась рядом с Володей.

— Ты чего? Платье-то измяла, видишь… — несколько растерянно проговорил он, уступая свое более удобное место.

Она машинально выправила платье, прикрыв оголенные колени, переведя дыхание, заговорила:

— Слыхал, что наша Катя учудила?

— Ну слышал. Ты же ее нахваливала…

— Она хорошая, Катя, ты не думай, только взбалмошная. Ну где она может быть? Поехала на день, и вот третий день нету. Это же пятно на всех на нас, понимаешь? Вот я и подумала… — Верочка ухватилась за Володин рукав, почувствовала запах водки, поморщилась, но рукав не выпустила, сказала умоляюще: — Володя, съезди ты на велосипеде в поселок, разузнай, где она. Не верю я, что Катя заболела, а если и заболела, нам тем более надо это знать. Чтоб люди худое не думали, понимаешь? А то вон Юрка бог знает что о ней да и о нас думает…

Володя высвободил руку, хлестнул прутом по голенищу и почти злобно сказал:

— Не поеду. К черту! Что я, нянька твоей Катьке? Она там с Виктором будет тары-бары разводить, а я в ихние дела вмешиваться?

— Причем тут Виктор? — пыталась возразить Верочка, в душе убежденная, что всему виной именно Виктор.

— А кто же? — зло и мстительно спросил Володя. — Да еще оба, наверно, дураками нас считают, а себя утиными. Я про себя не говорю, мне на них наплевать, но и другие некоторые Катю идеалом считали.

— Да не в ней же только дело, Володя…

— Не поеду. У нее своя голова на плечах. Вон какую речь на проводах завернула… Да ты чего о ней беспокоишься? Лена же сказала, что выступит.

— Она же никогда не выступала, и роли нисколько не знает, — чуть не простонала Верочка. — Опозорится, а потом неизвестно, что с ней будет.

— Ерунда, суфлер подскажет.

— Значит, не поедешь?

— Нет. Сказал — нет, значит, нет.

— Тогда я сама поеду, — и не успел Володя опомниться, как она уже карабкалась вверх.

— Ну и глупая, — пробормотал он, до хруста повернув шею, чтобы видеть, как Верочка взберется на кромку обрыва. — А ведь и в самом деле поедет. Вот черт… Догнать, что ли?

Но догонять не стал. Одна мысль, что он должен где-то разыскивать эту взбалмошную Катю, которая наверняка веселится сейчас с Виктором, приводила его в бешенство. «Небось, я уехал, так Верочка и не заметила бы, а тут, видишь, места себе не находит…»

Все-таки ему было страшно досадно, что он так грубо отказал в ее просьбе. И во всем была виновата эта дура Катя, которую Володя теперь, как ему казалось, возненавидел на всю жизнь. А Верочка? Неужели поедет? Она ведь на велосипеде-то с грехом пополам ездит. Если только попадется попутная машина…

В несколько прыжков Володя достиг края обрыва и глянул на зимник. Верочка была уже далеко, догонять и отговаривать ее сейчас было бы нелепо. Добежит до деревни и одумается. На всякий случай Володя ускорил шаг, но тут его снова окликнули.

С пашни, нелепо размахивая руками, петушиным скоком бежал дед Никифор, еще издали запаленно кричал:

— Эй, обожди, парень! Алешку-греховодника не видал?

«Ну, так и есть: что-нибудь стряслось, — не без тревоги за товарища подумал Володя. — А он, дурья голова, за Леной увязался».

Володя сказал:

— Да Осипов же на пашню пошел, минут этак десять назад…

— На пашню! — чуть не подпрыгнул Никифор. — Его там и следа не было! Я с самой зари между тракторами мотаюсь, дело организовываю, потому как Логинов мне строго-настрого приказал: смотри, говорит, чтоб все в ажуре было, а что касается праздника, то трактористы и сеяльщики, говорит, вечером отгуляют. Ну, ребята понимают же обстановку, взялись по-ударному, но и они взъелись на Осипова за его нахальство. Сперва один трактор поломался, а потом семена кончились. Только то и рассеяли, что вчера было привезено, а сегодня ни зернышка не подвезли. Это как называется, по-твоему?

— Худо, Никифор Савельич. Что же теперь делать?

— Я лошадь выпряг, послал тракториста в мастерскую за нужной частью, а сам бегу семена добывать. Да разве же это мое дело? Мое дело — контроль, а на побегушках находиться мне годы не указывают. Где он может быть, паршивец? Не в гостях?

— Нет. Вот что, Никифор Савельич, ты возвращайся к тракторам, а я Алексея живо найду, и семена мы тебе через час доставим.

— Не врешь? — подозрительно глянул на Володю старик.

— Слово даю. Ты топай назад, а я это дело обтяпаю. Никакой паники. Утихомирь там ребят.

— Ладно, пойду, — неохотно согласился Никифор. — Бегом-то мне все равно духу больше не хватило бы. Но я этому стервецу устрою! Все как есть Логинову доложу, он ему пропишет. Хоть и выпивали вместе, а доложить непременно доложу, так и передай Алешке…

VIII

Стремительный объезд района не только не принес удовлетворения, а еще больше взвинтил секретаря райкома Самойлова. Всюду, где ему удалось побывать, он встречал какое-то непонятное, глухое противодействие. Нет, председатели колхозов не говорили прямо, что не могут усилить темпы сева, напротив, они обещали принять меры, но как обещали? А так, словно делали секретарю личное одолжение. Их непоколебимое хладнокровие в эти горячие, решающие дни казалось Самойлову кощунственным. Он резко, а подчас и грубо критиковал председателей и многих бригадиров — ему никто не возражал, все соглашались, что да, техника используется плохо, но они постараются исправить положение, наверстают упущенное. Самойлов сильно сомневался в этом, потому что сев по-прежнему шел вяло, не так, как мыслилось и хотелось секретарю.

Конечно, Самойлов в спокойные минуты раздумья отдавал себе отчет в том, что за пять-шесть месяцев нельзя перевернуть все, «вверх дном», изменить психологию людей настолько, чтобы они мыслили и действовали вопреки старым привычкам. Но это соображение ни в коей мере не могло оправдать ни его самого в собственных глазах, ни тех, кто упорно не хотел менять этих старых привычек. Препятствия лишь подстегивали Самойлова и придавали его действиям все большую решимость и резкость.

«Так или иначе, я должен сломить этот консерватизм и сломлю, — в бешенстве думал он, возвращаясь в насквозь пропыленной машине в райком. — Хватит им ссылаться на так называемые «специфические» условия севера: дескать, и почвы у нас бедные, и климат мокрый, и людей маловато… Сев — это экзамен, и я должен его выдержать или уйти. Они думают: поершится, мол, секретарь на первых порах и успокоится. Ну нет, этого не дождутся. Спокойно жить я им не дам, хватит. Привыкли, черти, жаловаться на «объективные» причины да помощи просить, а чтоб самим инициативу проявить — отвыкли. Да и разучились, пожалуй. Что ж, научим. Обязательства приняты, и будьте добры их выполнять, а не хныкать…»

Самойлов торопился: заседание бюро было назначено на два часа, а он не привык опаздывать и не терпел этого у других. Мысль о созыве внеочередного бюро возникла у него рано утром, и он сразу же позвонил с ближайшего телефона второму секретарю, распорядился, кого надо вызвать. Жаль, конечно, что не удастся предварительно переговорить с членами бюро, предрешить некоторые меры, но это обстоятельство Самойлова мало беспокоило. В их мнении и поддержке он не сомневался. Факт остается фактом: сев в районе идет плохо. Да, плохо, несмотря на то, что район в областной сводке занимает место в первом десятке. Вот это-то, как видно, и застилает многим глаза. Обольщаются сейчас высокими процентами, а если завтра хлынет дождь? На том и сядут, где, остановились, а тем временем другие районы вырвутся вперед…