Роджер Желязны - Игра крови и пыли (сборник)

• Название: Игра крови и пыли (сборник)
• Автор: Роджер Желязны
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 978-5-699-06452-6

И вновь герои Роджера Желязны разыгрывают на шахматной доске саму возможность существования нашей цивилизации. Против человека выступают драконы и единорога, искусственный разум и механические убийцы, инопланетные монстры и даже сами земные бога. Далеко не каждая партия этого вселенского турнира заканчивается в пользу человечества. А каков будет окончательный результат — неизвестно, кажется, и самому автору.

---

— Томас Вулф,— констатировала она.

— Да,— обиделся он.— Пошли ужинать.

— Ужинать? — переспросила она, поднимая брови.— Где? Я захватила армейские консервы, которые приобрела на распродаже списанных запасов...

— Сразу видно, что вы стоите на позиции краткосрочного пребывания. Если не ошибаюсь, в меню на сегодня гвоздем была курица. Следуйте за мной!

Они прошли через Династию Тан к лестнице.

— Кое-кому после закрытия тут может показаться прохладно,— начал он,— но, полагаю, вы полностью овладели приемами управления дыханием?

— О да,— ответила она.— Мой жених не просто исповедовал дзэн-буддизм. Он избрал более трудный путь Лхасы. Как-то он написал современный вариант «Рамаяны», полный злободневнейших аллюзий и рекомендаций современному обществу.

— И как ее оценило современное общество?

— Увы! Современное общество ее так и не увидело. Мои родители снабдили его билетом первого класса до Рима и несколькими сотнями долларов в форме аккредитивов. Он до сих пор не вернулся. Потому-то я и удалилась от мира.

— Насколько понимаю, ваши родители не одобряют искусства?

— Нет, и мне кажется, они ему угрожали.

Он кивнул:

— Так общество обходится с гениями. Я тоже по мере малых моих сил трудился во имя его облагораживания и в награду был пренебрежительно отвергнут.

— Неужели?

— Вот именно. Если на обратном пути мы заглянем в Новейший период, вы можете увидеть моего Сраженного Ахилла.

Раздался сухой смешок, и они замерли на месте.

— Кто тут? — осторожно спросил Смит.

Ответа не последовало. Они находились в Расцвете Рима, и каменные сенаторы безмолвствовали.

— Но кто-то же засмеялся! — сказала она.

— Мы тут не одни,— объявил он, пожимая плечами,— Имелись и кое-какие другие признаки. Но кем бы эти неизвестные ни были, они разговорчивы не более монахов-молчальников. И очень хорошо. Лишь камень ты, не забывай! — добавил он весело, и они отправились в кафетерий.

Как-то вечером они ужинали в Новейшем периоде.

— При жизни у вас было имя? — осведомился он.

— Глория,— прошептала она.— А у вас?

— Смит. Джей.

— Что заставило вас пойти в статуи, Смит, если это не слишком нескромный вопрос?

— Вовсе нет,— ответил он с невидимой улыбкой.— Некоторые с рождения обречены на безвестность, другие добиваются ее упорными усилиями. Я принадлежу к последним. Будучи художником-неудачником и оставшись без цента в кармане, я решил стать памятником себе. Здесь тепло, а этажом ниже есть пища. Обстановка приятная, и меня никогда не разоблачат, потому что в музеях никто не смотрит на то, что стоит вокруг.

— Никто?

— Ни единая живая душа, как вы, несомненно, уже сами заметили. Детей притаскивают сюда силой против их воли, молодежь приходит пофлиртовать, а когда человек обретает способность смотреть на что-то, то он либо близорук, либо подвержен галлюцинациям,— сообщил он горько.— В первом случае он ничего не заметит. Во втором — никому не скажет. Парад проходит мимо.

— Но тогда зачем музеи?

— Дорогая моя! Такой вопрос в устах бывшей невесты истинного художника указывает, что связь ваша была лишь кратким...

— Право же! — перебила она.— Правильным будет лишь «помолвка»!

— Пусть так,— поправился он,— пусть помолвка. Как бы то ни было, музеи отражают прошлое, которое мертво, настоящее, ничего не замечающее, а также передают культурное наследие человечества еще не народившемуся будущему. В этом смысле они близки к храмам. В религиозном смысле.

— Такая мысль мне в голову не приходила,— произнесла она задумчиво.— И она прекрасна. Вам следовало бы стать учителем.

— Платят мало, но идея утешительная. Идем, пограбим холодильник еще раз.

Они грызли заключительные батончики мороженого и обсуждали Сраженного Ахилла, уютно расположившись под большой подвижной абстракцией, которая походила на заморенного голодом осьминога. Смит рассказывал ей о других своих великих замыслах и о мерзких критиках, злобных, с желчью в жилах вместо крови, которые рыщут по воскресным газетам и ненавидят жизнь. Она в ответ поведала ему о своих родителях, которые знали Арта и знали, почему он не должен ей нравиться, и об огромных богатствах своих родителей — лесоматериалы, недвижимость и нефть в равных долях. Он в ответ погладил ее по плечу, а она в ответ заморгала и улыбнулась эллинистически.

— Знаете,— сказал он под конец,— день за днем, сидя на моем пьедестале, я часто думал: «Быть может, мой долг — вернуться и попытаться еще раз содрать катаракты с глаз обывателей. Быть может... Если бы я обрел материальную обеспеченность, и спокойствие духа... Быть может, если бы я нашел единственную женщину... Но нет! Такой не существует».

— Продолжайте! Прошу вас, продолжайте! — вскричала она.— И я последние дни думала, что, быть может, другой художник оказался бы в силах залечить рану. Быть может, творец красоты сумел бы исцелить от яда одиночества... Если бы мы...

Но тут низенький безобразный человек в тоге громко откашлялся.

— Этого-то я и опасался! — объявил он.

Тощим, морщинистым, неопрятным был он — человек с изъязвленным желудком и увеличенной печенью. Он ткнул в них грозящим перстом.

— Этого-то я и боялся,— повторил он.

— К-к-кто вы? — спросила Глория.

— Кассий,— ответил он.— Кассий Фицмаллен, художественный критик, на покое, из далтоновской «Таймс». Вы сговорились переметнуться.

— А вам какое дело, если мы решили уйти? — спросил Смит, поигрывая полузащитниковскими мышцами Поверженного Гладиатора.

— Какое дело? Ваше дезертирство поставит под угрозу целый образ жизни. Уйдя, вы, без сомнения, станете художником или преподавателем в какой-нибудь художественной школе, и рано или поздно каким-нибудь словом, жестом, подмаргиванием либо иным неосознанным способом вы сообщите другим то, о чем всегда подозревали. Я не одну неделю слушал ваши разговоры. Вы теперь уже безусловно знаете, что именно сюда в конце концов приходят все художественные критики, чтобы остаток дней своих провести, потешаясь над тем, к чему всегда питали ненависть. Вот чем объясняется увеличение числа римских сенаторов за последние годы.

— Подозревать я подозревал, но уверен не был.

— Достаточно и подозрения. Оно убийственно. Вас следует судить.

Он хлопнул в ладоши и воззвал:

— Приговор!

Медленно вошли другие древние римляне — процессия покривившихся свечей. Они кольцом окружили влюбленных. Дряхлые критики источали запах пыли, пожелтевшей газетной бумаги, желчи и ушедшего времени.

— Они желают вернуться к людям,— объявил Кассий.— Они желают уйти отсюда и унести с собой все, о чем узнали.

— Мы никому не скажем! — со слезами сказала Глория.

— Слишком поздно,— ответила одна из темных фигур.— Вы уже занесены в каталог. Вот, убедитесь.— Он достал экземпляр каталога и прочел: — «Номер двадцать восемь: Скорбящая Гекуба. Номер тридцать два: Поверженный Гладиатор». Да! Слишком поздно. Начнутся поиски.

— Приговор! — повторил Кассий.

Сенаторы медленно опустили вниз большие пальцы.

— Вы не уйдете!

Смит усмехнулся и зажал тунику Кассия в мощной скульптурной хватке.

— Недомерок! — сказал он.— А как ты собираешься нам помешать? Стоит Глории взвизгнуть, и явится сторож, который включит сигнал тревоги. Стоит мне разок тебя стукнуть, и ты неделю проваляешься без памяти.

— Когда сторож заснул, мы отключили его слуховой аппарат,— улыбнулся Кассий.— И критики не лишены воображения, уверяю вас. Прочь руки, не то вам будет худо.

Смит сжал его покрепче.

— Только попробуйте!

— Приговор! — улыбнулся Кассий.

— Он из нынешних,— сказал один.

— И значит, из упорствующих,— добавил второй.

— Львам его, вместе с христианами! — добавил третий.

И Смит в панике отпрыгнул: ему почудилось какое-то движение в полном теней углу. Кассий вырвался.

— Этого вы не можете! — крикнула Глория, пряча лицо в ладонях,— Мы из Греческого периода!

— По-гречески жить, по-римски выть,— ухмыльнулся Кассий.

В ноздри им ударил кошачий запах.

— Но как вы смогли — здесь?.. Лев?..— спросил Смит.

— Особый профессиональный гипнотизм,— сообщил Кассий.— Почти все время мы держим зверя в парализованном состоянии. Вас не удивляло, что этот музей никогда не грабили? Нет, попытки были! Но мы защищаем свои интересы.

Из теней мягкой походкой медленно вышел худосочный лев-альбинос, который обычно спал с внутренней стороны главного входа, и зарычал. Один раз и громко.

Смит загородил собой Глорию, когда огромная кошка начала готовиться к прыжку, и покосился на форум. Но форум был пуст. Только словно шелестела крыльями стайка кожаных голубей, уносясь вдаль.