Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья

• Название: Стальная эскадрилья
• Автор: Леонид Жолудев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Командир также обратил наше внимание на необходимость строгого соблюдения боевого порядка, четкого огневого взаимодействия между самолетами и пятерками. Сам Полбин вел первую группу бомбардировщиков. В его экипаже были штурман полка Герой Советского Союза Федор Фак и воздушный стрелок-радист Масюк - опытнейший воздушный снайпер, удостоенный многих правительственных наград.

Ведущим второй пятерки был капитан Ушаков. Я следовал у него правым ведомым. Справа от меня - самолет старшего лейтенанта Браушкина. И, наконец, замыкающую группу возглавлял командир второй эскадрильи старший лейтенант Белышев.

...Высота три тысячи метров. При перелете линии фронта нас обстреляла не очень точно вражеская зенитная артиллерия. И дальше бы так! Но не успели растаять в воздухе дымки разрывов, как на наш боевой порядок навалилась четверка Ме-109. Стрелки и штурманы были начеку. Навстречу истребителям противника брызнули смертоносные трассы. Два "мессера" тут же задымились и круто пошли к земле. Другая пара не решилась повторить атаку и вскоре исчезла из виду. А пятерки бомбардировщиков еще более подтянулись и продолжали полет уступом по высоте, с небольшим превышением каждой последующей группы над предыдущей. Это обеспечивало надежное прикрытие задней полусферы боевого порядка огнем тридцати крупнокалиберных пулеметов, направляемых твердыми руками опытных и бесстрашных бойцов. Пара "мессеров" уже проверила на себе точность их огня. Может быть, другие не рискнут испытывать свою судьбу?

Но через десять - двенадцать минут вокруг нас вился уже целый рой вражеских истребителей. Сначала они держались на почтительном удалении, словно высматривая слабые места для нанесения ударов, потом стали подходить все ближе и ближе. А такое слабое место у нас действительно было: мы не могли отражать атаки спереди сверху. Дело в том, что огневые точки штурманов и радистов обеспечивали обстрел только задней полусферы. У летчика же было отличное оружие для стрельбы вперед - крупнокалиберный пулемет Березина - БС и ШКАС. Но вести из них огонь можно было, лишь направляя на цель свой самолет, то есть при выполнении маневра одиночным самолетом. Однако вражеские летчики, лучше зная, по-видимому, мощь нашего бортового вооружения, чем возможности его использования, атаковали недостаточно решительно, огонь открывали с дальних дистанций и рано отваливали. Только этим можно объяснить, что нам удалось отразить еще до выхода на боевой курс более тридцати вражеских атак и не понести потерь.

Отбомбились мы отлично - бомбы точно накрыли цель. На самолетных стоянках заполыхали очаги пожаров. Уточнять потери врага в такой неблагоприятной воздушной обстановке было некогда, да и не следовало этого делать. Ведь результаты удара отчетливо зафиксировали наши фотоаппараты. Поэтому сразу же разворачиваемся на обратный курс.

Известно, что задача противовоздушной обороны - не допустить самолеты противника к охраняемым объектам, любой ценой сорвать его удары с воздуха. Нам удалось благополучно пробиться к цели, и это вселяло надежду на то, что обратный путь будет более легким, тем более что "пешки", освободившись от бомб и доброй половины горючего, сразу прибавили в скорости, стали более маневренными.

Но не тут-то было. При отходе от цели атаки вражеских истребителей стали более настойчивыми. Количество "мессершмиттов" росло. Если прежде они нападали парами и четверками, и главным образом с задней полусферы, то теперь около двух десятков вражеских истребителей одновременно наносили удары сверху и с флангов. В это время произошло самое страшное, что может случиться в бою, - у штурманов и воздушных стрелков кончились боеприпасы, задняя полусфера осталась практически неприкрытой. Мы вели почти непрерывный двухчасовой бой! А самолет имеет ограниченный боекомплект. И вот вместо потока огненных стрел к вражеским истребителям потянулись короткие редкие трассы. По мере ослабления нашего оборонительного огня наглели вражеские истребители, которые уже поняли, что происходит. Еще немного, и...

Самолеты ведущего третьей пятерки и левого ведомого из группы Полбина загорелись почти одновременно. Тут же я увидел, как в тридцати - сорока метрах над нами пронесся "мессершмитт" и устремился на ведущую группу.

- Бейте фашиста! - закричал я по СПУ, забыв, что и мои помощники уже безоружны.

В ответ Копейкин доложил, что ставит на бортовой шкворень ШКАС и сразу же откроет огонь. Но это был пулемет обычного калибра, не то оружие, чтобы отразить возрастающий натиск врага.

Мы еще продолжали лететь - три По-2 из пяти, - а замыкающей пятерки уже не было совсем. В ведущей пятерке остались только самолеты Полбина и двух его ведомых. Теперь истребители не маневрировали, не выбирали удобной позиции, а просто пристраивались к нам как попало и с дистанции 50-70 метров расстреливали безоружных бомбардировщиков. Полбин покачал самолет с крыла на крыло, привлекая этим наше внимание, а затем подал сигнал "Действовать самостоятельно!". В сложившейся обстановке это было единственно правильное решение, ибо группа безоружных самолетов представляла примитивную мишень с ограниченными возможностями для маневрирования; для ее уничтожения не требуется большого наряда истребителей. В одиночном же полете мы могли еще использовать маневр, огонь из пулеметов летчика. "Петляков-2", который первоначально создавался как высотный истребитель "сотка", хотя и был тяжеловат для маневра, но все же мог дать "мессеру" бой.

Едва Полбин подал сигнал на самостоятельные действия, как его самолет с крутым снижением и разворотом устремился к земле. Ведомые немедленно последовали его примеру, веером разошлись в разные стороны. Противник на минуту опешил, оценивая смысл нашего тактического приема.

Но выигрыш во времени оказался недостаточным, чтобы оторваться от "мессеров". Они быстро перестроили боевые порядки, разбились на пары, каждая из которых устремилась к "своей" цели.

Секторы газа двинуты вперед "по защелку", машина несется со сниженном на максимальной скорости, и я по биению штурвала ощущаю ее сумасшедший, близкий к пределу пульс. Интересно, а какой пульс сейчас у меня самого? Впрочем, это неважно - человеческое сердце должно выдержать там, где крошится самая прочная сталь!

А вот и "моя" пара! "Мессеры" приближаются справа наперерез. Ну теперь я вам хвост по подставлю! Закладываю глубокий крен, бросаю машину навстречу врагу, ловлю ведущего в светящуюся паутину коллиматорного прицела, даю короткую очередь. Нет, так встречаться они не хотят - отворачивают в сторону и выходят из зоны прицельного огня. Им торопиться некуда, будут искать подходящего момента. А я их, конечно, не преследую, сразу возвращаю машину на прежний курс. Для нас выигранная пара минут - это десяток километров, приближающих нас к своей территории.

Снова атака. Теперь с двух сторон. Это уже хуже. Один из "мессершмиттов" подошел вплотную к "пешке". Стрелять не будет, это ясно: слишком мала дистанция. Но фашист делает вид, что собирается отрубить винтом элерон. Ну, это уже блеф! Таран - наше, советское оружие. Сейчас проверим крепость вражеских нервов...

Резко кручу штурвал вправо. Кажется, столкновение неминуемо. Но нет, фашист тут же камнем проваливается вниз. Есть еще несколько минут!

А в воздухе мы одни - только наш самолет и... туча вражеских. Где сейчас остальные бомбардировщики группы, где командир?

Еще атака - еще маневр. Атака... маневр. Над кабиной проносятся разноцветные трассы снарядов, посылаемых вражескими истребителями. Я непрерывно кручу штурвал, жму на педали. Самолет мотается из стороны в сторону, скользит, ныряет, снова рвется в небо. Теперь маневр - это жизнь, это возможность продолжать борьбу, вернуться в боевой строй. Маневр - и общее направление полета на восток, километр за километром - к своим.

Еще один фашист висит "на хвосте", бьет прямо-таки здорово, вот-вот зацепит. И "держится" прочно. Видно, матерый, от этого просто так не увернешься. Попробуем иначе. Хватаю штурвал на себя, на крутой горке теряю скорость, выполняю переворот через крыло, и машина - в отрицательном пикировании. Вишу на ремнях вниз головой, кровь стучит в висках, но все же ухитряюсь осмотреться. Все в порядке: восьмерка "мессеров" несется со снижением в противоположную от нас сторону, а две пары истребителей мечутся далеко вверху, тысячах этак на трех. Не ожидали от бомбардировщика такого "выкрутаса". Да, это не СБ, тот просто сломался бы, как игрушечный, при таких перегрузках. Но и "петляков" имеет свои пределы. Вот уже началась тряска. Бросаю взгляд на приборы. Скорость по прибору около семисот километров. Надо срочно выводить из пике.

Осторожно тяну штурвал на себя. Скорость все еще медленно продолжает расти, тряска - тоже. Хватит ли запаса прочности? Приборная доска ходуном ходит перед глазами, теперь и скорость не определишь. Да это и не нужно все равно вывод из пикирования не ускоришь, здесь действуют неумолимые законы физики и аэродинамики. Все же пытаюсь форсировать события, еще "добираю" рвущийся из рук штурвал. Самолет не реагирует. Потеря управления! Этого только не хватало. Но все может быть, ведь машина на такие скорости не рассчитана. А земля набегает неотвратимо, и кажется, нет силы, которая вытащит непослушный самолет из отвесного пикирования.