Ким Васин - Сабля атамана

• Название: Сабля атамана
• Автор: Ким Васин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1964

Сборник рассказов и легенд.

Для среднего школьного возраста

---

Умолк старик, окончив сказание.

Вдали над рекою звенела песня, где-то в вышине плыл и таял легкий след самолета.

Иные песни, иная жизнь над курганом.

А сила народная — вечна.

Крылатый человек

Четыреста лет тому назад в Кокшайской стороне жил богатый марийский мурза Мамич Бердей. Его селение — илем, обнесенное высокой дубовой стеной, стояло над высоким обрывом, там, где Ошла впадает в Кокшагу.

Посреди илема возвышались высокие хоромы, в которых жил сам хозяин, а вокруг хором толпились избы для слуг и стражи, вместительные амбары, полные добра, и просторные конюшни. Очень богат был Мамич Бердей!

Зная про его богатство, казанский хан отдал ему во власть земли по Кокшаге и Кундышу и поручил собирать в ханскую казну ясак с живущих в тех местах марийцев.

Хитро рассудил хан: если плохо будет собирать Мамич Бердей ясак, ответит своим добром.

Но хан получал ясак полностью и в срок, а богатство Мамича Бердея росло год от году. В Кокшайской стороне не осталось ни одного человека, который бы не попал в кабалу к марийскому мурзе: всех превратил Мамич Бердей в своих данников — не то в вечных работников, не то просто в рабов.

Попал к нему в кабалу и Шюшкан. В любом деле — гнать ли смолу, вырезать ли посуду, выдолбить ли из колоды лодку — не было во всей округе мастера искуснее Шюшкана. Никогда не сидел он без работы. Но и Шюшкан не избежал сетей жадного мурзы.

Не знал, не ведал Шюшкан, как вдруг оказался кругом должен Мамичу Бердею. Без долгов — должен, без вины — виноват. Но знал твердо Шюшкан: мурзе долга не выплатишь, справедливости не найдешь, правоты не докажешь; одно остается — бежать. Да только как бежать? В лес уйдешь — конная стража догонит, по реке поплывешь — быстрые лодки, сделанные для мурзы самим же Шюшканом, настигнут. Остается один путь — по воздуху; уж там-то, в синем небе, Мамич Бердей не поймает.

«Небо — вольный простор… Только над вольной птицей небесной не властен марийский мурза, и сам хан не властен», — думал Шюшкан, глядя в голубую высь, где, раскинув широкие крылья, парил могучий сокол.

Высоко кружит могучий сокол, и дерзкая мысль Шюшкана парит наравне с крылатой птицей.

Долго следил Шюшкан за полетом сокола, а потом принялся за работу, невиданную и неслыханную доселе.

* * *

Мамич Бердей выехал на сбор ясака. На сером жеребце с десятью телохранителями, как волк, рыскал он с утра до ночи по илемам. Много илемов в лесной стороне, много должников у мурзы.

Обогнав спутников, мурза привстал в седле и зорким хищным глазом глядит вперед, где на склоне холма уже виднеется бедный шалаш — кудо — жилье мастера Шюшкана. Рядом с кудо навес из жердей, куча жженого черного угля, бочки со смолой, небольшая, только что вытесанная лодка, и вокруг нее среди травы, словно серебристые рыбины, сверкают белые щепки.

Заметив приближение всадников, из кудо вышел хозяин — широкоплечий, рослый Шюшкан — и встал на краю дороги.

Мурза остановился и вперил в него нетерпеливый гневный взгляд, ожидая покорного земного поклона. Но Шюшкан как будто не замечал гневного взгляда.

— Будь здоров, тора[1]. Пусть будет счастливой твоя дорога, — сказал Шюшкан с усмешкой. — Салам алейкум.

Мамич Бердей, сжимая рукоять плети, нехотя пробормотал положенные слова ответного приветствия и сразу же раздраженно заговорил:

— На словах ты почтителен, это дело не трудное — язык без костей, а вот скажи, собираешься ли платить что положено? За тобой еще с прошлого года недоимка.

— Рад бы отдать, да денег нету, — спокойно ответил Шюшкан. — Придется тебе еще подождать.

Мамич Бердей побледнел от гнева, не ожидал он такого ответа. Он привык, что его должники с плачем и мольбами валятся в ноги и на коленях вымаливают отсрочки.

— Что-то слишком волен ты стал, — сказал мурза. — Видать, давно по твоей спине не гуляла плетка. Нет денег — плати каким-нибудь добром. Небось есть у тебя сработанная вещь?

— Есть, — ответил Шюшкан. — Я отдам тебе за долги лодку.

Мамич Бердей косым взглядом скользнул по новой долбленке и с презрением отвернулся:

— Из такого корыта только скотину поить.

— Не об ней речь, — сказал Шюшкан. — Вон видишь липу возле навеса? Это твоя лодка.

Мамич Бердей взглянул на зеленую развесистую липу и побледнел еще сильнее.

— Что болтаешь? Она еще даже не срублена. Не дают имени не родившемуся ребенку. Срубишь, тогда будет видно, на что она годна — на лодку или кадушку, или выйдет лишь щепа на растопку.

Шюшкан подошел к липе и постучал по стволу палкой:

— Смотри лучше.

Мурза и его стража окружили липу. С одной стороны ствол липы был посередине расщеплен, и в расщеп вбиты клинья.

— Пять лет назад я вбил эти клинья, — сказал Шюшкан. — С тех пор липа растет и на корню превращается в лодку.

И тогда все увидели, что раздавшийся в стороны ствол липы с глубокой выемкой посередине действительно похож на лодку.

— Осталось только ее срубить, вычистить внутри, заострить нос, и будет добрая лодка, — продолжал Шюшкан, — человек двадцать поднимет.

— Когда будет готова твоя лодка? — строго спросил Мамич Бердей.

— Спешить нельзя. Через год ствол совсем окрепнет, и можно вынуть клинья.

— Целый год! — воскликнул Мамич Бердей. — Ты издеваешься надо мной! Чем ждать год, я лучше завтра же продам тебя самого в рабство казанским купцам.

— Нет, я не буду рабом, — без страха глядя в глаза мурзе, сказал Шюшкан.

Мамич Бердей онемел от гнева и удивления, а Шюшкан, повернувшись, стал быстро взбираться вверх по крутому склону обрывистого холма.

Когда Мамич Бердей обрел дар речи, он взмахнул плетью и взвизгнул:

— Поймать дерзкого буяна! Схватить! Связать!

Стража бросилась к холму, но в это мгновение на вершине обрыва показался Шюшкан.

Высоко вознесся холм, выше леса, выше вековых сосен. И мурза на лошади кажется отсюда не больше игрушки.

Встал Шюшкан на краю обрыва, и все увидели, что за его плечами сверкают белые берестяные крылья.

Окинул Шюшкан взором все вокруг, взмахнул привязанными к рукам крыльями и ринулся с горы вниз.

Вскрикнул, не выдержав, какой-то стражник. Мамич Бердей на миг зажмурил глаза, а когда открыл их вновь, то увидел парящего над лесом крылаторукого человека. Он летел над кудо, и неведомая сила поддерживала его в воздухе.

— Летит… — услышал Мамич Бердей за своей спиной удивлённый шепот.

Словно опомнившись, он схватился за лук, запела тетива — и острая стрела быстрее птицы со свистом понеслась за крылатым человеком.

Мамич Бердей не промахнулся.

Затрепетали берестяные белые крылья, и отважный мариец рухнул в густой кустарник, на дно глубокого оврага.

— A-а, свалился! — радостно завопил Мамич Бердей и погнал коня прямо через кусты к тому месту, куда упал Шюшкан.

Вслед за ним поскакала стража.

Шюшкан лежал на сломанных крыльях, закрыв глаза и раскинув руки; белая рубаха на груди пропиталась алой кровью.

Воины-телохранители соскочили с коней и окружили распростертое тело.

— Чудеса, — говорил один.

— А ведь улетел бы, как птица… — вторил ему другой.

— Не иначе, Шюшкан был колдуном, — сказал третий. — Говорят, колдовское слово сильнее божьей молитвы…

— Сам бог покарал его за грехи, — сказал Мамич Бердей и злорадно добавил: — Так тебе и надо. Ишь захотел умнее бога быть. Знай свое место, холоп!

А крылатый человек уже не слышал этих слов: он лежал бездыханен.

…Но говорят, будто бы не умер Шюшкан, будто бы он все-таки убежал от Мамича Бердея в дремучие леса, нашел там дерево, что было легче легкого и гибче гибкого, и сделал из него крылатые лыжи. На тех крылатых лыжах летал он, подобный ветру, по всей марийской земле: бывало, утром отдыхает на берегу Вятки, обед варит у Кокшаги, а вечернюю зорю встречает за Ветлугой.

То ли правда, то ли выдумка, но и сейчас еще услышишь в марийских деревнях о Шюшкане и его свистящих лыжах…

Непобежденная Ветлуга

Нам не дорого злато-серебро,

Дорога нам наша родина.

Марийская народная песня

Это случилось в те далекие годы, когда в наши края вторглись дикие орды хана Батыя…

Как-то раз глухой, темной ночью враги налетели на одну спавшую мирным сном марийскую деревню.

Громкие воинственные крики и звон оружия наполнили улицы. Разбуженные люди выбегали из домов и в страхе смотрели на озаренное багровым пламенем небо. Яркие языки огня лизали небо и, извиваясь, стохвостой змеей ползли по деревне — это враги подожгли крайние избы…

С диким гиканьем забегали в избы воины — нукеры в пестрых шароварах и косматых шапках, жадно набивали грабленым добром свои большие мешки, недрогнувшей рукой убивали малых детей и седых стариков.