Генри Джеймс - Повести и рассказы

• Название: Повести и рассказы
• Автор: Генри Джеймс
• Жанр: Классическая проза

В сборник входит девять повести и рассказы классика американской литературы Генри Джеймса.

Содержание:

ДЭЗИ МИЛЛЕР (повесть),

СВЯЗКА ПИСЕМ (рассказ),

ОСАДА ЛОНДОНА (повесть),

ПИСЬМА АСПЕРНА (повесть),

УРОК МАСТЕРА (повесть),

ПОВОРОТ ВИНТА (повесть),

В КЛЕТКЕ (повесть),

ЗВЕРЬ В ЧАЩЕ (рассказ),

ВЕСЕЛЫЙ УГОЛОК (рассказ),

ТРЕТЬЯ СТОРОНА (рассказ),

ПОДЛИННЫЕ ОБРАЗЦЫ (рассказ),

УЧЕНИК (рассказ),

СЭР ЭДМУНД ДЖЕЙМС (рассказ).

---

— Да, между матрасами. Она их туда засунула, когда вытащила из сундучка. Как ей это удалось сделать, ума не приложу, только Олимпия не помогала. Так она говорит, и я ей верю. Тетушка уже после сказала ей, для того чтобы она, убирая постель, не трогала матрасов. Перестилала бы только простыни. Оттого постель всегда имела неаккуратный вид, — простодушно добавила мисс Тина.

— Могу себе представить! А каким образом она их пыталась сжечь?

— Да она сама не пыталась; очень уж была слаба последние дни. Но она требовала, чтобы я это сделала. О, это было ужасно! После той ночи говорить она уже не могла. Только показывала на пальцах.

— И как же вы поступили?

— Я их унесла. Унесла и заперла.

— В секретере?

— Да, в секретере, — сказала мисс Тина и снова покраснела.

— Но вы пообещали ей сжечь их?

— Нет, я ничего не обещала. Нарочно.

— Нарочно — ради меня?

— Да, только ради вас.

— Но какой же в том прок, если вы мне даже посмотреть на них не даете?

— Никакого. Вы правы — да, конечно, вы правы, — печально отозвалась она.

— А она думала, что вы уничтожили их?

— Не знаю, что она думала под конец. Трудно было понять — она уже была не в себе.

— Но если ни клятв, ни обещаний вы не давали, что же тогда связывает вас?

— Она не снесла бы этого — попросту не снесла бы. Она так ревниво их оберегала. Вот вам зато портрет — можете взять его, если хотите. — И бедная женщина вынула из кармана уже знакомую мне миниатюру, завернутую в бумагу точно так же, как завертывала ее мисс Бордеро.

— Как это — взять? Совсем взять себе? — У меня даже дух захватило, когда я ощутил портрет у себя на ладони.

— Разумеется.

— Так ведь он стоит денег, больших денег.

— Ну что ж, — сказала мисс Тина, все с тем же странным выражением лица.

Я ничего не понимал; вряд ли можно было заподозрить ее в желании поторговаться, подобно тетушке. Скорей, она в самом деле решила подарить мне миниатюру.

— Но я не могу принять от вас такой дорогой подарок, — сказал я. — А заплатить столько, сколько думала получить ваша тетушка, мне не по средствам. Она оценила его в тысячу фунтов.

— Так, может быть, продадим его? — заикнулась было моя собеседница.

— Избави бог! Для меня он дороже любых денег.

— Тогда оставьте его себе.

— Вы слишком великодушны.

— Вы тоже.

— Не знаю, что вас заставляет так думать, — сказал я, и это была чистая правда. Судя по всему, бедняжка руководилась какими-то лестными для меня соображениями, проникнуть в которые мне не было дано.

— Благодаря вам для меня многое изменилось, — сказала она.

Я посмотрел в лицо Джеффри Асперна на портрете, отчасти для того чтобы не смотреть в лицо своей собеседнице, — меня все больше смущало и даже немного пугало причудливое, напряженное и неестественное выражение, не сходившее с этого лица. Я ничего не ответил на ее последнюю фразу, но украдкой обратился за советом к Джеффри Асперну. Вглядываясь в его дивные глаза, сиявшие блеском молодости и в то же время полные мудрого прозрения, я спросил, не знает ли он, что такое нашло на мисс Тину. И мне показалось, что он улыбается мне добродушно-насмешливо, как будто вся эта история забавляет его. Из-за него я попал в затруднительное положение, но ему-то что до этого! Так, впервые за все эти годы, Джеффри Асперн не оправдал моих ожиданий. И все-таки, держа миниатюру в руке, я понимал, сколь драгоценно такое приобретение.

— Вы хотите подкупить меня, чтобы я отказался от писем? — спросил я наконец, решив стоять на своем. — Но, знаете ли, как я ни ценю этот портрет, если бы мне был предоставлен выбор, я бы все-таки предпочел письма. О, да, без всяких колебаний.

— Какой может быть выбор, какой может быть выбор! — жалобно воскликнула мисс Тина.

— Да, вы правы. Что ж, если запрет покойницы вам кажется столь непреложным, тут ничего не скажешь. Ведь тогда вы должны считать, что, расставшись с этими письмами, совершите кощунственный, поистине святотатственный поступок.

Она покачала головой, словно не видя выхода из одолевающих ее противоречий.

— Если бы вы получше знали тетушку, вы бы меня поняли. Я боюсь, — ее вдруг пробрала дрожь, — я боюсь! Она была страшна, когда гневалась.

— В этом я имел случай убедиться той ночью. Она, и правда, была страшна. И глаза ее я тогда увидел впервые. Боже, какие глаза!

— Я их и теперь вижу — они смотрят на меня в темноте! — сказала мисс Тина.

— У вас просто расшалились нервы после всего, что вам пришлось пережить.

— Да, да, наверно!

— Не тревожьтесь, это пройдет, — заметил я со всей ласковостью, на которую был способен. И безнадежно добавил, ибо мне уже стало ясно, что все мои настояния ни к чему не приведут. — Ну что ж, значит, так тому и быть. Я отступаюсь. — Тихий горестный стон был мне ответом, я же продолжал: Только, видит бог, мне жаль, что она не уничтожила эти письма раньше, тогда и разговаривать было бы не о чем. Не пойму, кстати, почему она, при ее чувствах, этого не сделала.

— Ах, она только и жила ими! — сказала мисс Тина.

— Тем заманчивей была бы для меня возможность с ними познакомиться, ответил я уже более спокойно. — Но не стоит мне больше задерживаться в вашем обществе, словно бы с тайным умыслом склонить вас к дурному поступку. Само собой разумеется, мои комнаты мне больше не нужны. Я намерен немедля уехать из Венеции. — С этими словами я протянул руку за своей шляпой, лежавшей на одном из кресел. Мы все еще неловко стояли друг против друга среди sala. Дверь гостиной была незатворена, но моя собеседница так и не пригласила меня войти.

У нее как-то странно передернулось лицо, когда она увидала, что я взялся за шляпу.

— Как, вы уже хотите ехать сегодня? — Ее слова прозвучали почти трагически, то был крик отчаяния.

— Нет, зачем же, если я чем-нибудь могу быть вам полезен, я готов отложить свой отъезд на столько, сколько понадобится.

— Хоть бы еще день-другой — еще два-три дня, — выговорила она срывающимся голосом. Но тут же овладела собой и добавила уже более спокойно: — Тетушка мне что-то пыталась сказать перед кончиной, должно быть, что-то очень важное. Но так и не смогла.

— Очень важное?

— Да, что-то насчет писем.

— А вы не догадываетесь, что именно?

— Нет, я думала-думала, но не знаю. Мне всякое приходило на ум.

— Что же, например?

— Ну вот хотя бы, что будь вы не чужим, все было бы по-другому. Я изумился:

— Как это — не чужим?

— Будь вы членом семьи. Тогда не было бы различия между вами и мной. Что мое, было бы и ваше, и вы бы распоряжались всем, как заблагорассудится. Я бы не могла помешать вам, и никто не был бы ни в чем виноват.

Она произнесла свое нелепейшее объяснение с лихорадочной торопливостью, будто заранее выучила наизусть все слова. Но мне почудился скрытый за словами особый утонченный смысл, которого я пока не мог уловить. Лишь спустя несколько мгновений она сама, своим видом помогла тому, что меня осенила догадка, фантастическая в своей невероятности. Растерявшись я перевел глаза вниз, на миниатюру, которую держал в руке. С каким особенным выражением глянул на меня Джеффри Асперн! «Беги-ка, братец, пока не поздно!» Я сунул портрет в карман сюртука и сказал мисс Тине: «Пожалуй, и в самом деле я его продам для вас. Тысячи фунтов не даст никто, однако же постараюсь выручить побольше».

Она посмотрела на меня жалкими, полными слез глазами, но сделала попытку улыбнуться.

— А деньги мы разделим пополам, — сказала она.

— Нет, нет, это будут ваши деньги. — И, переведя дух, я продолжал:- Я, кажется, знаю, что хотела сказать ваша тетушка. Чтобы письма похоронили вместе с нею.

Мисс Тина задумалась над этим предположением; но потом решительно его отвергла.

— О нет, она бы сочла это недостаточно надежным!

— Ну что вы! Уж куда, кажется, надежнее.

— Ей всегда казалось, что в погоне за материалом для публикации люди способны… — Она не договорила и густо покраснела.

— Осквернить могилу! Боже правый, хорошего же она обо мне была мнения!

— Она была несправедлива, она была пристрастна! — неожиданно пылко воскликнула моя собеседница.

Догадка, осенившая меня несколько мгновений назад, кажется, подтверждалась.

— Э, не скажите, мы и в самом деле страшный народ, — возразил я и, помолчав, добавил: — Но, может быть, какой-нибудь намек содержится в ее завещании?

— Никакого завещания не нашлось — она его уничтожила. Она была очень привязана ко мне, — продолжала мисс Тина непоследовательней, чем когда-либо. — Ей хотелось, чтобы я была счастлива. И тот, кто был бы ко мне добр… вот о чем она хотела сказать.

Я ощутил почти благоговейный ужас перед сутью хитросплетений, руководивших бедной женщиной, хоть эти хитросплетения были, как говорится, шиты белыми нитками.