Генри Джеймс - Повести и рассказы

• Название: Повести и рассказы
• Автор: Генри Джеймс
• Жанр: Классическая проза

В сборник входит девять повести и рассказы классика американской литературы Генри Джеймса.

Содержание:

ДЭЗИ МИЛЛЕР (повесть),

СВЯЗКА ПИСЕМ (рассказ),

ОСАДА ЛОНДОНА (повесть),

ПИСЬМА АСПЕРНА (повесть),

УРОК МАСТЕРА (повесть),

ПОВОРОТ ВИНТА (повесть),

В КЛЕТКЕ (повесть),

ЗВЕРЬ В ЧАЩЕ (рассказ),

ВЕСЕЛЫЙ УГОЛОК (рассказ),

ТРЕТЬЯ СТОРОНА (рассказ),

ПОДЛИННЫЕ ОБРАЗЦЫ (рассказ),

УЧЕНИК (рассказ),

СЭР ЭДМУНД ДЖЕЙМС (рассказ).

---

— Терпеть не могу это выражение: «попасть в общество». По-моему, никто не должен ставить это себе целью. Следует исходить из того, что вы уже находитесь в обществе… что вы и есть общество, и если у вас хорошие манеры, то, с точки зрения общества, вы достигли всего. Остальное не ваша забота.

В первый момент миссис Хедуэй, казалось, его не поняла, затем воскликнула:

— Что же, видно, у меня дурные манеры; во всяком случае, мне этого мало. Понятное дело, я говорю не так, как надо… Я сама это знаю. Но дайте мне сперва попасть туда, куда я хочу… а уж потом я позабочусь о своих выражениях. Стоит мне туда попасть, и я буду само совершенство! — голос ее дрожал от клокотавших в ней чувств.

Они достигли ворот сада и, выйдя к низкой сводчатой галерее Одеона[88] с книжными ларями вдоль нее, на которые Уотервил бросил тоскливый взгляд, остановились, поджидая коляску миссис Хедуэй, стоявшую неподалеку. Украшенный бакенбардами Макс уселся внутри на тугих, упругих подушках и задремал. Он не заметил, как коляска тронулась с места, и пришел в себя, лишь когда она подъехала к ним вплотную. Он вскочил, недоуменно озираясь вокруг, затем без тени смущения выбрался на подножку.

— Я научился этому в Италии… там это называется siesta [89], — заметил он с благодушной улыбкой, открывая дверцу перед миссис Хедуэй.

— Оно и видно! — ответила ему эта дама с дружеским смехом и села в ландо. Уотервил последовал за ней. Он не удивился, увидев, что она так распустила своего фактотума; она и не могла иначе. Но воспитанность начинается у себя дома [90], подумал Уотервил, и эпизод этот пролил иронический свет на ее стремление попасть в общество. Однако мысли самой миссис Хедуэй были по-прежнему прикованы к тому предмету, который они обсуждали с Уотервилом, и, когда Макс забрался на козлы и ландо тронулось с места, она сделала еще один выпад:

— Лишь бы мне здесь утвердиться, я тогда и не посмотрю на Нью-Йорк. Увидите, как вытянутся физиономии у этих женщин.

Уотервил был уверен, что лица его матери и сестер не изменят своих пропорций, но вновь остро ощутил, в то время как карета катилась обратно к отелю «Мерис», что понимает теперь миссис Хедуэй. На подъезде к отелю их опередил чей-то экипаж, и, когда через несколько минут Уотервил высаживал свою спутницу из ландо, он увидел, что из него спускается сэр Артур Димейн. Сэр Артур заметил миссис Хедуэй и тут же подал руку даме, сидевшей в coupe [91]. Дама вышла неторопливо, с достоинством, и остановилась перед дверьми отеля. Это была еще не старая и привлекательная женщина, довольно высокая, изящная, спокойная, скромно одетая и вместе с тем сразу привлекающая к себе внимание горделивой осанкой и величавостью манер. Уотервил понял, что баронет привез свою матушку с визитом к Нэнси Бек. Миссис Хедуэй могла торжествовать: вдовствующая леди Димейн сделала первый шаг. Интересно, подумал Уотервил, передалось ли это при помощи каких-нибудь магнетических волн дамам Нью-Йорка и перекашиваются ли сейчас их черты. Миссис Хедуэй, сразу догадавшись, что произошло, не проявила ни излишней поспешности, приняв этот визит как должное, ни излишней медлительности в изъявлении своих чувств. Она просто остановилась и улыбнулась сэру Артуру.

— Разрешите представить вам мою матушку, она очень хочет познакомиться с вами.

Баронет приблизился к миссис Хедуэй, ведя под руку мать. Леди Димейн держалась просто, но настороженно: английская матрона была во всеоружии.

Миссис Хедуэй, не трогаясь с места, протянула руки навстречу гостье, словно хотела заключить ее в объятия.

— Ах, как это мило с вашей стороны, — услышал Уотервил ее голос.

Он уже собирался уйти, ибо его миссия была окончена, но молодой англичанин, сдавший свою мать с рук на руки, если можно так выразиться, миссис Хедуэй, остановил его дружеским жестом.

— Я полагаю, мы с вами больше не увидимся… я уезжаю из Парижа.

— Что ж, в таком случае — всего хорошего, — сказал Уотервил. Возвращаетесь в Англию?

— Нет, еду в Канны с матушкой.

— Надолго?

— Вполне возможно, до рождества.

Дамы, сопровождаемые мистером Максом, уже вошли в вестибюль, и Уотервил вскоре распрощался со своим собеседником. Идя домой, он с улыбкой подумал, что сей индивид добился уступки от матери только ценой собственной уступки.

На следующее утро он отправился завтракать к Литлмору, к которому захаживал по утрам запросто, без особых приглашений. Тот, по обыкновению, курил сигару и просматривал одновременно два десятка газет. Литлмор был счастливым обладателем большой квартиры и искусного повара; вставал он поздно и целое утро слонялся по комнатам, время от времени останавливаясь, чтобы поглядеть в одно из окон, выходивших на площадь Мадлен. Не успели они приступить к завтраку, как Уотервил объявил, что сэр Артур собирается покинуть миссис Хедуэй и отправиться в Канны.

— Это для меня не новость, — сказал Литлмор. — Он приходил вчера вечером прощаться.

— Прощаться? Что это он вдруг стал таким любезным?

— Он пришел не из любезности… он пришел из любопытства. Он обедал здесь в ресторане, так что у него был предлог зайти.

— Надеюсь, его любопытство было удовлетворено, — заметил Уотервил как человек, который вполне может понять эту слабость.

Литлмор задумался.

— Полагаю, что нет. Он просидел у меня с полчаса, но беседовали мы обо всем, кроме того, что его интересовало.

— А что его интересовало?

— Не знаю ли я чего-нибудь предосудительного о Нэнси Бек.

Уотервил изумленно взглянул на него:

— И он называл ее Нэнси Бек?

— Мы даже не упомянули ее имени, но я видел, что ему надо, он только и ждал, чтобы я о ней заговорил, да я-то не намерен был этого делать.

— Бедняга, — пробормотал Уотервил.

— Не понимаю, почему вы его жалеете, — сказал Литлмор. — Воздыхатели миссис Бек еще ни у кого не вызывали сожаления.

— Ну, ведь он, конечно, хочет на ней жениться.

— Так пусть женится. Мое дело сторона.

— Он боится, как бы в ее прошлом не оказалось чего-нибудь такого, что ему будет трудно проглотить.

— Так пусть не проявляет излишнего любопытства.

— Это невозможно, ведь он в нее влюблен, — сказал Уотервил тоном, свидетельствующим о том, что и эту слабость он тоже способен понять.

— Ну, милый друг, это решать ему, а не нам. Во всяком случае, у баронета нет никакого права спрашивать меня о таких вещах. Был момент, перед самым его уходом, когда этот вопрос вертелся у него на кончике языка… Он остановился на пороге, он просто не мог заставить себя уйти и уже готов был спросить меня напрямик. Так мы стояли, глядя друг другу в глаза чуть не целую минуту. Но он все же решил промолчать и ушел.

Уотервил выслушал своего друга с живейшим интересом.

— А если бы баронет все-таки спросил вас, что бы вы ответили?

— А вы как думаете?

— Ну, вы сказали бы, вероятно, что это нечестный вопрос.

— Это было бы равносильно тому, что признать худшее.

— Да-а, — задумчиво протянул Уотервил, — этого сделать вы не могли. С другой стороны, если бы он попросил вас поручиться честью, что на миссис Хедуэй можно жениться, вы оказались бы в очень неловком положении.

— Достаточно неловком. К счастью, у него нет оснований взывать к моей чести. Да к тому же у нас с ним не такие отношения, чтобы он мог позволить себе расспрашивать меня о миссис Хедуэй. Он знает, что мы с ней большие друзья, с чего бы ему было ждать от меня каких-либо конфиденциальных сведений?

— И все же вы сами считаете, что она не из тех женщин, на которых женятся, — возразил Уотервил. — Вы, конечно, можете дать пощечину тому, кто вас об этом спросит, но это же не ответ.

— Пришлось бы удовольствоваться таким, — сказал Литлмор и, помолчав, добавил: — Бывают случаи, когда мужчина обязан пойти на лжесвидетельство.

Уотервил принял серьезный вид.

— Какие случаи?

— Когда на карту поставлено доброе имя женщины.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Конечно, если здесь замешан он сам…

— Он сам или другой — неважно.

— По-моему, очень важно. Мне не по душе лжесвидетельство, — сказал Уотервил. — Это щекотливая материя.

Разговор был прерван приходом слуги, внесшим вторую перемену. Наполнив свою тарелку, Литлмор рассмеялся:

— Вот была бы потеха, если бы она вышла замуж за этого надутого господина!

— Вы берете на себя слишком большую ответственность.

— Все равно, это было бы очень забавно.

— Значит, вы намереваетесь ей помочь.

— Упаси бог! Но я намереваюсь держать за нее пари.

Уотервил бросил на своего сотрапезника суровый взгляд: он не понимал его легкомыслия. Однако ситуация была сложной, и, кладя на стол вилку, Уотервил негромко вздохнул.