Генри Джеймс - Повести и рассказы

• Название: Повести и рассказы
• Автор: Генри Джеймс
• Жанр: Классическая проза

В сборник входит девять повести и рассказы классика американской литературы Генри Джеймса.

Содержание:

ДЭЗИ МИЛЛЕР (повесть),

СВЯЗКА ПИСЕМ (рассказ),

ОСАДА ЛОНДОНА (повесть),

ПИСЬМА АСПЕРНА (повесть),

УРОК МАСТЕРА (повесть),

ПОВОРОТ ВИНТА (повесть),

В КЛЕТКЕ (повесть),

ЗВЕРЬ В ЧАЩЕ (рассказ),

ВЕСЕЛЫЙ УГОЛОК (рассказ),

ТРЕТЬЯ СТОРОНА (рассказ),

ПОДЛИННЫЕ ОБРАЗЦЫ (рассказ),

УЧЕНИК (рассказ),

СЭР ЭДМУНД ДЖЕЙМС (рассказ).

---

— А это, наверно, так и было, — размышлял он вслух. — Да, конечно, иначе и быть не могло. Вы буквально вернули меня к жизни. Только, — его полные удивленья глаза поднялись к ней, — во имя всего святого, как?

Ей понадобилось лишь мгновенье, чтобы склониться и поцеловать его, и что-то в том, как она это сделала, и в том, как ее ладони охватили и сжали его голову, пока он впивал спокойное милосердие и нежную властность ее губ, — что-то во всем этом блаженстве каким-то образом давало ответ на все.

— А теперь я вас никому не отдам, — сказала она.

— Ах, не отдавайте, не отдавайте меня!.. — попросил он, глядя в ее лицо, все еще склоненное над ним, в ответ на что оно склонилось еще ниже, совсем низко, вплотную прижалось к его щеке. Это была печать, положенная на их судьбы, и он еще долгий блаженный миг молча прислушивался к этому новому ощущенью. Потом все же вернулся к прежнему ходу мыслей. — Но как вы догадались?

— Я беспокоилась. Вы ведь хотели прийти, помните? И не прислали сказать, что не можете.

— Да, помню. Я должен был прийти к вам сегодня в час. — Это связывало его со «старой» их жизнью и отношениями — такими еще близкими и такими уже далекими. — А вместо того я был тогда в этой странной тьме… где это было, что это такое было? Я, наверно, очень долго там был. — Он мог только гадать о глубине и длительности своего обморока.

— С прошлой ночи? — спросила она нерешительно, страшась показаться нескромной.

— Вернее, с сегодняшнего утра — там был такой холодный тусклый рассвет… Но где я-то был? — жалобно протянул он. — Где я был?… — Он почувствовал, что она крепче прижала его к себе, и это помогло ему уже бестревожно, с ощущением полной безопасности продлить свою тягучую жалобу. — Какой долгий и темный день!

Полная нежности, она подождала минуту.

— В холодном тусклом рассвете? — выговорила она дрожащим голосом.

Но он уже был занят тем, что пытался связать воедино все отдельные части этого фантастического происшествия.

— А когда я не пришел, вы, значит, прямо отправились…

Но она не хотела разбрасываться.

— Сперва я пошла в вашу гостиницу, там мне сказали, что вас нет. Что вы накануне обедали в городе и с тех пор не возвращались. Но они как будто знали, что вы были в вашем клубе.

— Тогда вы подумали об этом?

— О чем? — спросила она, помолчав.

— Ну, о том, что случилось.

— Я была уверена, что вы здесь были. Я ведь все время знала, — пояснила она, — что вы сюда ходите.

— Знали?

— Ну, во всяком случае, я так думала. Я ничего вам не сказала после того разговора, который у нас был месяц назад, но я была уверена. Я знала, что вы добьетесь, — закончила она.

— То есть что я не угомонюсь?

— Что вы его увидите.

— Так ведь нет же! — воскликнул Брайдон опять со своим длинным жалобным полустоном. — Там было появился кто-то — ужасная, в общем, скотина, которого я, на горе себе, затравил. Но это был не я.

Опять она еще ниже склонилась и глубоко заглянула ему в глаза.

— Нет, конечно, не вы. — И пока ее лицо висело над ним, ему почудилось, что он почти уже уловил в нем какое-то особенное выражение, затуманенное улыбкой. — Нет, благодарение Богу, — продолжала она, — это были не вы. Да этого и быть не могло.

— Но ведь было, — почти с кротким упорством повторил он, глядя прямо перед собой в одну точку, как уже не раз с ним бывало за последние недели. — Я должен был познать самого себя.

— Вы не могли, — сказала она ему в утешение. И затем возвращаясь к прежнему и как будто стремясь отчитаться в том, что сама она тогда делала, она продолжала: — Но не в том важность, что вы еще не возвращались домой. Я дождалась того часа, когда мы с вами застали миссис Мелдун в доме, помните, когда мы с вами вместе сюда приходили, и она пришла, как я вам уже сказала, как раз в ту минуту, когда я, потеряв всякую надежду, что мне откроют, в отчаянии еще стояла на крыльце. Впрочем, если бы даже и не было такого счастья, что она тут появилась, я бы все равно немного погодя уж как-нибудь придумала, где ее отыскать. Но это не все, — сказала Алиса Ставертон, словно возвращаясь к какому-то своему прежнему намерению, — дело не только в этом. Лежа, он обратил глаза назад и вверх, чтобы ее увидеть.

— А в чем же еще?

Она прочитала в его глазах расшевеленное ею удивление.

— Вы сказали, в холодном тусклом рассвете? Ну так вот что: сегодня утром в холодном тусклом рассвете я тоже увидела вас.

— Меня?…

— Его, — сказала Алиса Ставертон. — Это, наверно, происходило в один и тот же миг.

Он полежал минуту, сосредоточившись, как будто хотел быть очень рассудительным.

— В тот же самый миг?

— Да, и опять во сне, как в тот раз, о котором я вам уже рассказывала. Он опять пришел ко мне. Тогда я поняла, что это знак. Что он пришел к вам тоже.

Тут Брайдон приподнялся; он хотел получше ее разглядеть. Она помогла ему, как только поняла, чего он хочет, и он теперь устойчиво сидел рядом с ней на приоконном диванчике и правой рукой сжимал ее левую.

— Он не пришел ко мне.

— Но вы обрели себя. — Она улыбнулась чудесной улыбкой.

— Да, теперь-то я обрел себя, это верно, благодаря вам, моя дорогая. Но тот скот с его жуткой физиономией — он мне совершенно чужой. В нем нет ничего от меня, даже от такого меня, каким я мог стать, — воинственно заявил Брайдон.

Но она сохраняла ту ясность, которая была для него как дыхание непогрешимости.

— Но разве не в том весь вопрос, что вы сами тогда были бы другим?

Он бросил на нее сердитый взгляд.

— До такой степени другим?

Ее ответный взгляд опять показался ему чудесней всего на свете.

— Разве вам не хотелось бы узнать, насколько другим? Так вот сегодня утром, — сказала она, — вы явились мне…

— В его образе?

— Как совершенный незнакомец.

— Так почему же вы узнали, что это я?

— Потому что, как я вам уже говорила много недель назад, мой ум и мое воображение столько трудились над этим вопросом — чем вы могли и чем не могли быть, — все, понимаете? — чтобы показать, как я о вас думаю. И тут среди всех этих волнений вы вдруг пришли ко мне, чтобы меня успокоить. Тогда я поняла, — продолжала она, — что раз этот вопрос вас тоже не меньше волнует, то к вам тоже само собой придет решение. И когда сегодня утром я вас опять увидела во сне, я уже знала, что, значит, оно к вам пришло; и кроме того, я с первой же минуты почувствовала, что я почему-то вам нужна. Как будто он мне об этом сказал. Так отчего бы, — она странно усмехнулась, — отчего бы мне не любить его?

Это даже подняло Спенсера Брайдона на ноги.

— Вы любите это страшилище?

— Я могла бы любить его. И для меня, — сказала она, — он не был страшилищем. Я приняла его.

— Приняли? — совсем уже растерянно прозвучал голос Брайдона.

— Да. Сперва потому, что заинтересовалась его отличием от вас. И так как я не отвергла его и так как я поняла его, — в чем вы, мой дорогой, даже в последний момент, когда уже выяснились все различия, так жестоко ему отказали, — так вот, по всем этим причинам мне он не казался таким уж страшным. А ему, может быть, было приятно, что я его пожалела.

Она уже стояла рядом с ним, все еще держа его за руку, а другой рукой обнимая и поддерживая его. И хотя все это затеплило перед ним какой-то неясный свет, — «вы пожалели его?» — нехотя и обиженно проговорил он.

— Он был несчастлив, он весь какой-то опустошенный, — сказала она.

— А я не был несчастным? Я — посмотрите только на меня! — я-то не опустошенный?

— Так я ведь не говорю, что он мне милее, чем вы, — согласилась она, подумав. — Но он такой мрачный, такой измученный. Он не сумел бы так изящно, как вы, поигрывать вашим прелестным моноклем.

— Да-а! — Эта мысль вдруг поразила Брайдона. — В деловые кварталы мне с моноклем нельзя было бы показаться. Они бы там меня совсем осмеяли.

— А его большое пенсне с очень выпуклыми стеклами — я заметила, я уже видела такие, — ведь это значит, что у него совсем загубленное зрение… А его бедная правая рука!..

— Ах! — Брайдона передернуло — то ли из-за доказанного теперь их тождества, то ли от сокрушенья о потерянных пальцах. Затем: — У него есть миллион в год, — добавил он просветленно. — Но у него нет вас.

— И он не вы, нет, нет, он все-таки не вы! — прошептала она, когда он прижал ее к груди.

΅΅΅΅΅

ТРЕТЬЯ СТОРОНА (рассказ)

1

Когда несколько лет тому назад наши добрые дамы, прежде не встречавшиеся и знакомые друг с другом лишь понаслышке, поселились вместе под одной крышей в небольшом старинном городке Марре, на то, разумеется, имелись свои особые основания. Обе носили одну фамилию, поскольку были троюродными сестрами, однако, даже если бы их жизненные пути пересеклись раньше, сближению воспрепятствовала бы разница в возрасте; к тому же старшая мисс Фраш, Сьюзен, долгие годы провела за границей. Тихую, робкую особу, увлеченную зарисовками с натуры, судьба обрекла на всепобеждающее однообразие уклада, присущего пансионам Италии и Швейцарии: всюду мисс Фраш, в шляпке с туго затянутыми лентами, в перчатках с широкими раструбами, обутая в прочные ботинки, неразлучная со складным стульчиком, альбомом и романом в издании Таухница[202], — всюду она могла бы служить образцовой моделью для фронтисписа к то́му естественной истории, посвященному английским старым девам. Бедная мисс Фраш! Она настолько полно и разительно воплощала в себе типическое, что вряд ли кому удалось бы отыскать в ней хоть одну отличительную черту, свойственную отдельной, самостоятельной личности. Однако же те, кто сходился с мисс Сьюзен Фраш ближе, улавливали иное — неопровержимые следы прежней миловидности; ныне ее вытеснили увядшая кожа и худоба конфузливой чудачки с лорнетом и вставными зубами, способной только на бессвязные восклицания: об утрате былого образа можно было, без опасения допустить бестактность, сокрушаться в открытую.