Джоанн Харрис - Страхослов

• Название: Страхослов
• Автор: Джоанн Харрис
• Издательство: Клуб Семейного Досуга
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-1390-6

«Чертова дюжина» – довольно емкое и точное описание сборника ужасов под редакцией непревзойденного Стивена Джонса! Под одной обложкой собраны 12 интригующих рассказов именитых мастеров хоррора. Дж. Харрис, К. Ньюман, М. Грей, Р. Кэмпбелл и др. гарантируют вам бессонную ночь в атмосфере таинственности и мистики… Говорят, что в парижском Театре Ужасов разыгрывают кровавые представления. Тридцатидвухлетняя Кэйт Рид подобралась слишком близко к разгадке… («Гиньоль») Знаменитый актер Даррен Лоури на пике популярности… был, пока не рассердил ведьму! («Забвение»)

---

Страхослов

Jones S. Horrorology. The Lexicon of Fear / edited by Stephen Jones.

© Stephen Jones, selection and editorial material, 2015

© Stephen Jones, The Library of the Damned, 2015

© Robert Shearman, «Accursed», 2015

© Clive Barker, «Afraid», 2015

© Michael Marshall Smith, «Afterlife», 2015

© Pat Cadigan, «Chilling», 2015

© Mark Samuels, «Decay», 2015

© Joanne Harris, «Faceless», 2015

© Muriel Gray, «Forgotten», 2015

© Kim Newman, «Guignol», 2015

© Ramsey Campbell, «Nightmare», 2015

© Reggie Oliver, «Possessions», 2015

© Angela Slatter, «Ripper», 2015

© Lisa Tuttle, «Vastation», 2015

© Stephen Jones, Epilogue, 2015

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2016

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2016

* * *

Посвящается Джонни – истинному знатоку науки ужаса

Библиотека Окаянных

В Библиотеке Окаянных, в потаеннейших тенях этого колоссального хранилища знаний, сокрыт один книжный шкаф, где на запыленных полках лежат богохульнейшие и кощунственнейшие, лишающие всякой надежды фолианты и свитки, позабытые всеми, кроме горстки избранных.

Здесь в один ряд выстроились тайные тома: «Книга Эйбона»[1] и «Книга Иода»[2], «Фрагменты Келено»[3] профессора Лабана Шрусбери, латинская версия «Cthäat Aquadingen»[4], «Cultes de Goules»[5] графа Франсуа-Оноре Бальфура д’Эрлета, «De Vermis Mysteriis»[6], «Песнопения Дхол»[7], не подвергавшееся цензуре издание «Короля в желтом»[8], «Некрономикон»[9] безумного араба, «Пнаконические манускрипты» и разнообразные «Пнаконические фрагменты»[10], все девять томов рукописи «Откровения Глааки»[11] и отдельный том, включающий дополнения Антония Куайна[12], «Семь манускриптов Хсана»[13], единственное сохранившееся издание «Завета Карнамагоса»[14], чей переплет укреплен пластинами из человеческих костей, изъятый из продажи седьмой том «Libros Sanguis»[15] Британца, а также оригинальное немецкоязычное издание «Сокровенных культов»[16] Фридриха фон Юнцта. Тайное знание, запечатленное на этих страницах, скрывали их переплеты, надежно хранимые вдали от любопытных взоров людских.

И лишь немногим избранным было ведомо об их существовании, и среди немногих тех лишь единицы когда-либо забредали в окутанный зловещими тенями угол Библиотеки и осмеливались взять в руки книгу, чтобы выведать сокровеннейшие тайны, содержащиеся в ней.

Говорят, что среди тех Искателей Истины многие заглянувшие в нечестивые фолианты мгновенно лишились рассудка, другие же предпочли вырвать свои кровоточащие глаза, лишь бы не вчитываться в искореженные письмена, лишь бы не оставаться один на один с теми строками ни секундой дольше.

И на тех позабытых полках, среди всех тех книг, чьи названия да не удостоятся произнесения никогда более, находится один гримуар – и говорят, что он ужаснее и отвратительнее их всех. Книга та – сам «Страхослов».

На его маняще мягких и нежных страницах начертаны слова беспредельного ужаса, проступающие в историях, ибо истории те мечтают проникнуть в разум опрометчивого читателя.

Вы спросите: откуда же об этом ведомо мне? Когда-то давным-давно я был неофитом, только приступившим к изучению древней науки ужаса, хоррорологии, и потому мне было позволено оставаться под теми богомерзкими сводами сколько заблагорассудится. Я был одним из тех самых Искателей Истины, кто осмелился вспороть полог тьмы и узреть то, что находится за гранью человеческого понимания.

И с этим запретным знанием ко мне в какой-то миг пришло понимание. Я больше не мог позволить тем истинам оставаться сокрытыми. Так я отважился на величайшее преступление: охваченный столь несвоевременным порывом к восстановлению справедливости, я отправился в Библиотеку и, уверившись в том, что никто не следит за мною, вырвал стопку страниц из «Страхослова», а затем поспешно покинул те чертоги, прежде чем кто-либо узнал о моем грехе.

Но о преступлении том, безусловно, узнали.

Как мог я, обретя все те знания, даже помыслить, что могло быть иначе?

И я бежал, полный решимости однажды открыть эти строки миру. Я верил, что когда на таящийся в них ужас прольется свет дня, тогда и только тогда сила этих строк угаснет – и Библиотекари отступятся от погони за мной. Библиотекари, с их странно удлиненными лицами, с их причудливо изогнутыми конечностями…

Но теперь, когда миновали бессчетные эоны, они нашли меня. В пространстве снов я слышу их пронзительные голоса – и знаю, что они уже близко. У меня мало времени.

И потому теперь я делюсь этими строками с вами. Из этих слов слагается язык первозданного ужаса, и изложенные этим языком истории – не для пугливых и малодушных.

Но помните: прочтете их – и пути назад уже не будет. Они впечатаются в вашу память навсегда, коварные страхи медленно опутают ваше бессознательное, обовьют его своими леденящими щупальцами, и тогда вы тоже постигнете истинное значение ужаса.

Но тогда, друг мой, может быть уже слишком поздно для нас обоих…

Б

БЕЗЛИ́КИЙ[17], безликая, безликое (книжн. поэт.). Лишенный индивидуальности, характерных признаков (собств. не имеющий лика, лица).

Ближайшая этимология: лик род. п. – а облик, прили́к м., прили́ка ж. «приличие, манеры», слик «сравнение», (сюда же лицо́), укр. лик «изображение, икона», русск. – цслав. ликъ, ст. – слав. лице, греч. πρόσωπον, болг. лик «картина; цвет лица», сербохорв. лик, род. п. лика «лицо, форма, образ», словен. lik «фигура, образ, изображение», чеш. líce «щека, лицо», польск. lice «щека, лицо», в. – луж., н. – луж. lico «щека». Родственно ирл. lecco «щека», нов. – ирл. leaca – то же, др. – прусск. laygnan – то же (вместо *laiknan).

Синонимы: безгласный, безличный, безымянный.

Пример: Безликая тень, всегда поджидающая тебя, когда ты входишь в диковинный старинный дом твоей памяти…

Безликие. Джоанн Харрис

Джоанн Харрис известна читателям в первую очередь как автор международного бестселлера «Шоколад», по которому был снят фильм, номинировавшийся на премию «Оскар». С тех пор, как в 1989 году вышла ее первая книга, Джоанн Харрис опубликовала десяток романов, включая «Проповедь Локи» – фэнтези для взрослых, основывающееся на древнескандинавской мифологии. Ее рассказ «Одиночество путешественника во времени на длинные дистанции» недавно был включен в антологию «Доктор Кто: путешествия во времени»[18].

Я помню это место. Я уже бывал здесь. Давным-давно, когда я был ребенком, когда мне было шесть лет, я уже видел эту стену, этот порог. Это стена церкви, и тропинка к ней вьется в зарослях лаванды, и колоколенка на церкви совсем маленькая. И дверь эту я когда-то видел: белая дверь, окованная черным железом, без звонка, без колотушки. Прорези для писем в двери тоже нет, может быть потому, что никто не живет в этом доме, а может быть потому, что так внешний мир не сможет проникнуть за эту дверь. Дверь безлика, за ней пусто. Внутри ничего не происходит.

За лужайкой в стороне от этой двери виднеется ограда церковного двора. Сегодня ворота открыты, и я могу заглянуть внутрь. У ворот растет тис, а за ним зеленеет лужайка и в обрамлении подснежников, примул и крокусов высятся надгробия.

Могильные плиты безлики, как и та дверь. Время и ветра стерли с них надписи, вознаградив их за терпение россыпями золотистого и серебристого лишайника, – золото и серебро, как награды на соревнованиях, словно за смерть можно обрести награду, первое место, второе место. Помню, я пытался когда-то разобрать, что же написано на этих могилах, давным-давно, когда был еще ребенком. Я стоял на коленях в прогретой солнцем траве и водил по плите кончиком пальца, нащупывая неровности. Вот эта немного напоминает букву «а», а эти похожи на цифры «1» и «6» – 16. А может быть, это просто следы червей-камнеедов, лениво переползавших от слова к слову и вносивших неразбериху в высеченные на камне факты.

«Червей-камнеедов не бывает», – вспомнились мне слова дедушки.

Но они бывают. Я знаю, что бывают, как знаю, что бывают Мелочи. Потому что я их видел. Я всегда их видел. В последнее время они попадаются мне на глаза все реже, но в год, когда умерла мама, исчезла из этого мира, как исчезают слова, написанные мелом на доске, когда их стирают, в тот самый год Мелочи кишели вокруг, они были повсюду: сидели на церковной стене, суетились на лужайке, подмигивали мне, кружа в воздухе, прятались за диваном и тянули ко мне лапы – или то были пальцы? – стоило только отвернуться.

Вот что случилось со мной в тот год, год, когда мне исполнилось шесть лет. В то время я не знал, что изменилось, и не понимал, как долго это продлится. Только потом они сказали мне правду: мама погибла в аварии, папа остался дома, а меня отправляют к дедушке и бабушке в Оксфордшир, с глаз долой.

Но в то время я знал только, что все почему-то передают мне подарки, хотя Пасха только миновала и до моего дня рождения было еще далеко. Еще меня почему-то забрали из школы, хотя до конца учебы оставалось три дня. И я заметил, что когда я спрашиваю о маме, все говорят что-то свое: мол, она теперь с ангелами, или отправилась в путешествие, или устала и ей нужно отдохнуть.