Исаак Башевис-Зингер - Враги. История любви Роман

• Название: Враги. История любви Роман
• Автор: Исаак Башевис-Зингер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7516-1114-9, 978-5-9953-0212-4

«Враги. История любви» — один из самых популярных романов нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991), получивший широкую известность также благодаря экранизации и инсценировкам (последняя — в московском театре «Современник»), До сих пор это произведение было известно русскому читателю только в переводе с его не вполне точной английской версии. Теперь почитатели творчества выдающегося писателя имеют возможность прочесть полный текст романа в переводе с того языка, на котором он был написан, то есть с идиша, а не с сокращенного и адаптированного английского перевода.

Те евреи, которые чудом выжили в пламени Катастрофы, вышли из него навсегда обожженными. Они не в состоянии приспособиться к мирной и благополучной жизни в США, не могут найти общий язык с американскими евреями. Катастрофа — это не только гибель шести миллионов, но и медленная гибель спасшихся. Этот трагический излом судеб стал главной темой романа «Враги. История любви», одного из лучших в наследии выдающегося писателя XX века Исаака Башевиса Зингера (1904–1991).

Лауреат Нобелевской премии по литературе Исаак Башевис Зингер, покинувший Польшу незадолго до Второй мировой войны, стал голосом погибшего польского еврейства. Его творчество хорошо известно русскому читателю. Однако проблема «русского» Зингера в том, что его сочинения нередко переводили с сокращенных и приспособленных к восприятию американским читателем переводов на английский язык. Именно в таком переводе стал известен в России роман «Враги. История любви». Тот перевод, что перед вами, выполнен с идиша, с первоначальной редакции романа, которая была опубликована в газете «Форвертс» («Вперед») в 1966 году. Поклонники творчества Башевиса Зингера смогут теперь прочитать этот роман именно таким, каким он был написан более полувека назад.

---

— Зачем вам нужно столько знать о еврейской культуре? Вы же видели, что произошло с евреями в Европе.

— Для меня это не аргумент.

В разговоре с Нэнси Герман на время забыл о своей тоске по Маше. Вскоре он рассказал о возвращении Тамары, после того как он годами считал, что она мертва. Нэнси посмотрела на него строго и с удивлением:

— То есть у вас две жены?

— Да, две.

— Двоеженство?

— Да, двоеженство.

— Странно, я хотела пойти в другой книжный магазин, но меня всегда тянет к авантюристам. Ноги сами привели меня сюда. Что вы думаете делать?

— Я из числа тех, кто ничего не делает.

— Почему же?

— Потому что я уже все испробовал, ничего не помогло.

— Вы говорите об адаптации в обществе?

— Обо всем сразу.

— Что же вы собираетесь делать?

— Скрываться по возможности.

— Где?

— На сеновале.

— При одном запахе сена мне хочется чихать. Это ваша интерпретация каббалы?

— Согласно каббале, этот мир — худший из миров. Каббалисты называют его «лоно великой бездны», то есть «женщина великой бездны».[175]

— Почему именно женщина?

— Потому что она не видит бездны.

— Она видит, видит. В Европе уничтожили столько же женщин, сколько и мужчин.

Нэнси хотела оплатить счет, но Герман не позволил. Он стал вырывать у нее чек, несколько секунд они боролись, и Нэнси поцарапала ему указательный палец ногтем. Она поспешно выложила пятьдесят центов чаевых.

Когда они вышли на улицу, был уже вечер. Нэнси пожала Герману руку:

— Вы первый двоеженец в моей жизни…

III

Невероятно! Нэнси оставила машину где-то здесь, недалеко от дома, где жил реб Авром-Нисон Ярославер и куда теперь переехала Тамара. Герман обратился к ней:

— Вы первая женщина в моей жизни, которая водит машину.

— Я вожу машину с пятнадцати лет. Конечно, начала не здесь, не в Нью-Йорке…

Она села за руль и закурила. Герман сел на соседнее сиденье и сказал:

— Мы поедем в Вильямсбург. Это недалеко, за мостом. Может, что-нибудь и найдем…

Нэнси вела машину быстро, легко и, видимо, без всякого страха, словно не осознавая того, что машина может сбить человека и погубить тех, кто сидит в ней. Она обгоняла идущие впереди машины, при этом курила и разговаривала.

— Что такое вера? — твердила она. — Я не могу сформулировать. Как можно верить без доказательств существования чего-либо? И как можно жертвовать жизнью за такую веру?

— Жизнью жертвовали даже за Гитлера.

— Не за Гитлера, а за Германию.

— Зачем нужна Германия, если ты мертв?

— Рисковать жизнью не означает верить.

— Порой люди отправлялись на верную смерть.

— Это просто самоубийство. Как вы думаете, где нам искать раввина? Человеческий мозг — величайшая загадка. Возьмите тех же каббалистов. Они говорят тысячи вещей о Боге и мирах, которых никто никогда не видел. Они вдаются в детали, как будто сами летали на небо и посещали все сферы. На самом деле они просто сидели в синагогах или в пещерах и фантазировали.

— Если так, почему вы ими интересуетесь?

— Чисто с психологической точки зрения. Эй, ты, сукин сын!.. Руки бы поотрывать таким водителям!.. Во мне еще теплится надежда на то, что кто-нибудь из этих мистиков обнаружит истину. Так же, как древние греки предвосхитили существование атомов.

— Нет уже атомов.

— Как это нет? Учение об атомах по-прежнему является частью химии. Вы женились исключительно из благодарности?

— Из любви, которая происходит от благодарности.

— И вы довольны, да? Я вышла замуж, потому что мой муж научил меня пользоваться спектроскопом. Я была уверена в том, что мы будем спать днем, а ночью наблюдать за Сириусом или за Луной. Но я нашла у него огромную коллекцию порнографических фотографий, он стал подталкивать меня к роману с его лучшим другом и писал плохие стихи в придачу. Можете себе представить?

— Почему нет?

— А почему да? Кажется, это синагога.

Машина остановилась у ешивы. Нэнси и Герман вышли.

Герман открыл дверь. В полуосвещенном зале, который был синагогой и классной комнатой одновременно, молодые люди сидели над Талмудом. Одни в ермолках, другие в шляпах. Одни с бородой и пейсами, другие без бороды и без пейсов. Некоторые, качаясь, читали нараспев, другие украдкой поглядывали на вошедших.

Нэнси уставилась на них:

— Что они изучают?

— Талмуд.

— Что, например?

— Можно ли есть яйцо, которое курица снесла в праздник.

— Я не вижу раввина.

— Это не хасидская молельня.

— Пойдемте поищем раввина.

Нэнси плутала по переулкам, но раввина они так и не нашли. Проехав весь хасидский район, она сказала:

— Если хотите, я отвезу вас домой.

— Зачем вам это?

— А что еще мне делать? Пойти в кино на фильм про гангстеров? Порой мой телефон звонит не переставая, а иногда молчит целыми днями. Я подхожу к нему и поднимаю трубку, чтобы проверить, работает ли аппарат. Так же и с письмами, со всем так. Как вы начали продавать книги?

— Этот магазин принадлежит дяде моей жены.

— Крестьянки?

— Той, что приехала из России.

— У вас, приезжих, все так запутано. Вы хотели заниматься торговлей книгами?

— В действительности я хотел где-нибудь спрятаться.

— Где, например?

— На заброшенной ферме в Орегоне или Висконсине. Жить без телефона и без соседей, не получать почту, есть картошку с молоком и больше ничего.

— Как долго бы вы там выдержали? Я годами мечтала об острове, но островов больше не существует. Нет таких ферм, которые вы себе воображаете. И наверное, никогда не было. Когда я вышла замуж за своего мужа, мы болтали с ним об обсерватории на вершине горы, но это оказалось пустой выдумкой. Мой муж постоянно устраивал вечеринки. Профессора напивались, как крестьяне в шинке. Допустим, есть такая ферма. Как бы вы там жили со своей женой, если у нее совсем нет образования?

— В моих мечтах это другая женщина.

— М-да, я пошла искать каббалиста, а нашла современного человека с полным набором комплексов и капризов. От кого вы хотите скрыться?

— От нацистов, большевиков и других убийц. Я иду по улице и знаю, что рядом со мной по тротуару ходят эсесовцы. Один из них, возможно, застрелил моих детей. Другие прохожие жаждут революции, войны, такого погрома, сякого погрома. По глазам видно, что они вынашивают планы мести реакционерам, прогрессистам, евреям, белым, черным. В разгар этой вакханалии грабежей и убийств они не перестают болтать о светлом будущем. Для меня весь мир превратился в огромную скотобойню. Скоро, скоро последуют новые убийства. И пока на одном конце города будут резать людей, на другом будут петь гимны человеческому роду, венцу творения…

— Такова, к сожалению, человеческая история.

— Я хочу спрятаться от человеческой истории.

— Вы не спрячетесь от нее ни в Орегоне, ни в Висконсине. Вы и сами это знаете. Как толкует каббала мировое зло?

— Бог сжал свой свет, чтобы у человека был свободный выбор.

— Зачем?

— Чтобы человек пришел к добру по собственной воле, так сказать, собственными силами.

— Зачем Богу вообще понадобился человек?

— Чтобы у Бога было к кому проявлять свою милость. Раз Он милосерден, Ему нужен кто-то, кого можно облагодетельствовать.

— То есть Он создает бедняков, чтобы раздавать им милостыню.

— Видимо, так.

— От такого Бога не спрячешься. Я, конечно, не верю ни в Бога, ни в каббалу, ни в какое-либо другое мистическое учение или в философию. Когда-то я играла с марксизмом, но уже давно ушла от этого. Единственная движущая сила в моей жизни — это любопытство. Что ж, подождем, посмотрим, что еще выдумает человеческий мозг.

Оба долго молчали. У Германа появилось ощущение, что машина плутает по улицам. Нэнси свернула в полутемный переулок с мостовой, покрытой не то гравием, не то разбитым асфальтом, с низкими зданиями, по которым трудно понять, что это — фабрики или склады. Здесь стояла загородная тишина. Пахло маслом и дымом. Раньше времени началась летняя жара. Показался кабак, в полутьме у барной стойки горбились темные люди, они разговаривали пьяными голосами и качались. Потом вновь стало тихо и темно.

Через некоторое время машина выехала на набережную моря или канала. Над грузовыми судами качались фонари. Откуда-то светили прожектора. Из дыр в толстых бортах лилась грязная вода. Герман читал названия кораблей, они звучали по-португальски, по-персидски, по-турецки. Полуголые матросы бродили по палубам. Один красил борт, другой драил палубу, третий плевал в море. Желтая вода внизу, полная мусора, билась о набережную и пенилась. Ночная печаль, раскаленная, тропическая, разлилась над мачтами, кранами, трубами. Картина была нереальной, все казалось Герману сном или театральной декорацией. «Что за безумие рожать ребенка в этом мире?» — думал Герман.