Исаак Башевис-Зингер - Враги. История любви Роман

• Название: Враги. История любви Роман
• Автор: Исаак Башевис-Зингер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7516-1114-9, 978-5-9953-0212-4

«Враги. История любви» — один из самых популярных романов нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991), получивший широкую известность также благодаря экранизации и инсценировкам (последняя — в московском театре «Современник»), До сих пор это произведение было известно русскому читателю только в переводе с его не вполне точной английской версии. Теперь почитатели творчества выдающегося писателя имеют возможность прочесть полный текст романа в переводе с того языка, на котором он был написан, то есть с идиша, а не с сокращенного и адаптированного английского перевода.

Те евреи, которые чудом выжили в пламени Катастрофы, вышли из него навсегда обожженными. Они не в состоянии приспособиться к мирной и благополучной жизни в США, не могут найти общий язык с американскими евреями. Катастрофа — это не только гибель шести миллионов, но и медленная гибель спасшихся. Этот трагический излом судеб стал главной темой романа «Враги. История любви», одного из лучших в наследии выдающегося писателя XX века Исаака Башевиса Зингера (1904–1991).

Лауреат Нобелевской премии по литературе Исаак Башевис Зингер, покинувший Польшу незадолго до Второй мировой войны, стал голосом погибшего польского еврейства. Его творчество хорошо известно русскому читателю. Однако проблема «русского» Зингера в том, что его сочинения нередко переводили с сокращенных и приспособленных к восприятию американским читателем переводов на английский язык. Именно в таком переводе стал известен в России роман «Враги. История любви». Тот перевод, что перед вами, выполнен с идиша, с первоначальной редакции романа, которая была опубликована в газете «Форвертс» («Вперед») в 1966 году. Поклонники творчества Башевиса Зингера смогут теперь прочитать этот роман именно таким, каким он был написан более полувека назад.

---

— Ты так и так их боишься. Отвечай четко!

— Да.

Маша надолго замолчала.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? Мне не надо будет завтра начинать сначала?

— Нет, решено.

— Ставлю тебе ультиматум. Я решила. Завтра же поговорю с Леоном, чтобы он дал мне развод. Если не даст, объявлю ему войну не на жизнь, а на смерть.

— Что ты сделаешь? Застрелишь его?

— На это я тоже способна, но есть и другие способы.

— Какие способы?

— Он вне закона, нечист, как свинья. Если захочу, его завтра же вышлют из страны. Он живет по поддельным документам. Из него такой же доктор, как из меня профессор. В Польше он сидел за коммунизм, хотя его коммунизм такая же ерунда, как и все другие «измы». Он хотел завести ребенка, просто жаждал, но я не хотела иметь ребенка от шарлатана и тряпки. Я его напугаю, и он даст развод. А потом мы с тобой поженимся.

— По еврейскому закону ребенок все равно будет считаться незаконнорожденным. Сейчас ты чужая жена.

— Еврейский закон и все другие законы волнуют меня, как прошлогодний снег. Я ему не жена, и он мне не муж. Что мне до закона, написанного парочкой святош? Я это делаю для мамы, и только для нее.

— Ну, хорошо.

— Я знаю, ты думаешь, что я тебя принуждаю, заманиваю в сети. Напрасно ты так думаешь: я тебя не неволю. Я буду тебе хорошей женой. Лучше, чем ты можешь себе представить. Мне известны все твои мысли, так вот, завести со мной ребенка — это не такая трагедия, как ты себе вообразил.

— При чем тут трагедия?

— Все само собой получается. Весь мир заводит детей. Никто не хочет одинокой старости. Леон хотел восьмерых, а не одного. Наш ребенок может оказаться гением.

— Скорее, он будет идиотом.

— От идиота всегда можно избавиться. Может, когда-нибудь жизнь станет лучше? Бог не мог создать этот мир только для Гитлера.

— Он точно создал его не для евреев.

— Ты еще полюбишь своего ребенка. Ты будешь обожать его. Если будет мальчик, назовем его в честь моего отца. Подожди, я закурю.

Маша встала с кровати и долго возилась в темноте. Запел петух, и ему сразу же ответили другие петухи. Бледно-голубой свет проникал через окно. Ночь закончилась. Все птицы разом принялись щебетать. Герман не мог больше оставаться в постели. Он встал, надел брюки и ботинки и открыл дверь.

Природа казалась увлеченной предрассветной работой. Луч солнца изобразил детский рисунок на ночном небе — смесь полос, пятен, мазков и красок. Выпала роса. Над озером клубился белый, как молоко, туман. На ветке дерева рядом с бунгало расположилось несколько маленьких птичек. Они широко открывали нежные клювики, а мама уже принесла им червячков, стебельки и держала корм в клюве. Она летала туда и обратно с тем усердием, которое характерно для всякого главы семейства.

Над озером всходило солнце — пурпурная лампа, свежевычищенная, полная новых, никогда не стареющих сил. На поверхности озера заплясали огоньки. Стволы сосен украсились золотыми и огненными нитями. На каждой иголочке сверкали драгоценные камни. С какой-то ветки упала шишка, полная семян и готовая дать рождение новой сосне, если для этого будет место и удачное стечение обстоятельств.

Маша вышла на улицу босяком, в длинной рубашке и с сигаретой во рту:

— В этом мире не может быть совсем темно…

Часть вторая

Глава пятая

I

Герман снова собирался в дорогу. Он сказал Ядвиге, что едет на Средний Запад и пробудет там целую неделю, до Кущей. Без особой необходимости он придумал новую ложь о том, что станет продавать Британскую энциклопедию. Ядвига не могла отличить одну книгу от другой, и этот вымысел был совершенно бесполезен, но Герман уже приобрел привычку выдумывать разные небылицы. Должно быть, в этом была какая-то практическая цель. Ложь устаревает, ее надо бесконечно обновлять.

Поскольку Ядвига не знала, что такое энциклопедия, это иностранное слово показалось ей подозрительным. В последнее время у нее появилось много претензий к Герману. Он провел в дороге весь первый день Новолетия и половину второго дня. Ядвига приготовила к празднику голову карпа, яблоки в тесте, яблоки с медом, все точно, как научила ее соседка, а Герман, похоже, торговал книгами даже в праздник. Он приехал на следующий день усталый и даже не взглянул на Ядвигину стряпню.

Соседки по дому, говорившие наполовину на идише, наполовину по-польски или по-русски, часто убеждали Ядвигу в том, что у ее мужа, скорее всего, есть коханка, любовница. Одна еврейка посоветовала Ядвиге найти адвоката, подать на развод и получать от Германа алименты. Другая взяла Ядвигу с собой в синагогу послушать шофар. Ядвига стояла среди женщин и, когда затрубили в шофар, разрыдалась. Звук шофара сочетал в себе крик, плач и предостережение. Он напомнил Ядвиге о Липске, о войне, о смерти отца и о муках ада.

Пробыв несколько дней дома с Ядвигой, Герман снова собрался в путь. Как ни странно, на этот раз он уезжал из Нью-Йорка не ради Маши, а чтобы навестить Тамару, которая сняла на две недели бунгало в Катскильских горах. Поэтому пришлось солгать и Маше: Герман якобы ехал на два дня в Атлантик-Сити вместе с рабби Лемпертом на конференцию раввинов.

Это была неумелая выдумка. Даже раввины-реформисты никогда не устроили бы конференцию во время десяти Дней трепета, но с тех пор, как Маша получила развод от Леона Торчинера и готовилась к венчанию с Германом по прошествии девяноста дней после развода[72], она стала мягче и перестала устраивать сцены ревности. Казалось, беременность изменила ее характер. Она выбросила из головы все горькие воспоминания, все претензии к людям и к Богу. В ней появилась женская мягкость, Маша перестала ссориться с Германом и уже заранее вела себя как жена. По отношению к матери она тоже стала терпимее. Маша нашла раввина — беженца, согласившегося провести венчание без официального бракосочетания.

Теперь, когда Герман сказал, что должен сопровождать рабби Лемперта в Атлантик-Сити и вернется к Судному дню, Маша не стала докучать ему расспросами, не искала противоречий в его словах, как это случалось раньше. Герман сказал, что раввин заплатит ему за поездку пятьдесят долларов. Они нуждались в деньгах.

Вся затея была полна опасностей. Герман пообещал Маше, что позвонит из Атлантик-Сити, а оператор междугородней связи обычно сообщает, откуда звонят. Кроме того, Маша могла позвонить в офис рабби Лемперта и узнать, что тот остался в Нью-Йорке. Но раз уж Маша так и не позвонила реб Аврому-Нисону Ярославеру, зачем ей звонить рабби Лемперту? Видимо, несмотря на все подозрения, Маша доверяла Герману.

И потом, когда опасности подстерегают на каждом шагу, одной опасностью больше или меньше, уже не имеет значения. В Нью-Йорке у Германа было две жены, и он готовился венчаться с третьей. Хотя Герман боялся последствий своего поведения и скандала, который рано или поздно разразится, ему стала даже нравиться эта конспирация, когда один неверный шаг, ошибка или простая забывчивость могли привести к краху. Иногда он продумывал все заранее, иногда импровизировал. Подсознание Германа — или как там оно называется — служило ему исправно, чем часто удивляло его. Он говорил, не осознавая того, к чему его слова могут привести, и только позднее соображал, на какие хитрости решился его язык словно сам по себе. За всей этой путаницей скрывалась логика. Удача сопутствовала Герману, а может, он заключил договор с дьяволом?

Герман мог бы с легкостью избавиться от Тамары. Она несколько раз повторила, что, если ему нужен развод, она готова развестись, не создавая дополнительных сложностей. Но этот развод не спасет Германа. Разве закон отличает многоженство от двоеженства? К тому же развод стоит денег, и Герману пришлось бы предъявить документы, которые только усугубят его положение. Таким, как он, лучше не связываться с чиновниками или, как он мысленно сформулировал: лучше не трогать, чтоб не пахло. Единственное его спасение — в инерции, в сохранении статус-кво, чтобы все оставалось на своих местах.

Помимо этого Герман воспринимал возвращение Тамары как мистическое явление. При встрече с ней он каждый раз заново переживал чудо воскрешения из мертвых. Иногда при разговоре с Тамарой у него возникало чувство, будто он вызвал ее дух во время спиритического сеанса. Он не раз забавлялся мыслью о том, что Тамары на самом деле уже нет в живых, а к нему вернулся лишь ее призрак.

Подобно некогда им любимому философу Шопенгауэру, Герман интересовался оккультизмом и соответствующей литературой. В городской библиотеке на Сорок Второй улице он искал книги о телепатии, ясновидении, духах, полтергейсте и любых других паранормальных явлениях. Коль скоро официальные религии не оправдали себя, а философия занялась самоуничтожением, оккультизм остался единственным прибежищем искателей истины. Тамарино возвращение было похоже на вмешательство потусторонних сил.