Патрик О'Брайан - Помощник хирурга

• Название: Помощник хирурга
• Автор: Патрик О'Брайан
• Жанр: Исторические приключения

---

С самого начала он заявил, что всем будет гораздо проще, если пленники дадут честное слово не пытаться бежать во время путешествия — чистая формальность, ведь экипаж охранялся целым конным отрядом, — и компания обедала и ужинала в лучших городских кабаках по пути. Гонца отправляли вперёд занять отдельную комнату, заказать нужные блюда, которые от города к городу несколько менялись, и убедиться, что с пищей будет подано приличное вино. Дюамель не ел с друзьями за одним столом, как не снимал и своей непроницаемой маски, хотя особенно удачные блюда отсылал пленникам — «сладкое мясо» под мальвазией,*3] порцию потрохов, от которой невозможно оторваться, пирог с филе из жаворонков — и в конце концов они полностью доверились его вкусу, хотя ему по душе было заказывать множество блюд, которые он поглощал без остатка, обтирая тарелку куском хлеба с выражением молчаливого удовлетворения на лице.

Он был худощавым человеком, но его, казалось, вовсе не беспокоило то количество еды, которое он поглощает, как и то, что он пил дважды в день: ни намёка на больную селезёнку или поджелудочную, ни печёночных колик или тяжести в желудке. Это было выдающееся зрелище. И еда замечательная. Так что спустя пару таких банкетов (их вполне стоило таковыми считать), нрав Ягелло, подавленный было молчанием спутников, начал брать верх и он тихонечко стал напеватьсебе под нос. После следующей трапезы литовец принялся наигрывать в рожок, подарок одной дамы в Ламбале, пока отблески солнца не заставили его опустить стекло в карете с намереньем отсалютовать небесам.

Дюамель восседал с напускным безразличием, переваривая съеденного индюшонка, однако наполовину опущенное окно полностью не исключало возможности побега для худощавого и подвижного юноши, и в руке француза тут же возник пистолет, направленный прямо на Ягелло.

Стивен заметил, что ствол окрашен в матовый серый цвет.

— Сядьте, — сказал Дюамель.

Ягелло немедленно сел.

— Я всего лишь хотел отсалютовать, — сказал он испуганным голосом, с гораздо большим достоинством добавив — Вы должно быть забыли, что я дал слово.

Проблеск звериной жестокости оставил лицо Дюамеля, на смену ему пришёл скептический и апатичный вид.

— Отсалютуете на полустанке, — сказал он. — Только не в экипаже. Этим джентльменам, возможно, стоит подумать.

Кроме сна заняться особо было нечем. Джеку в этом плане повезло: ему не только было что навёрстывать, но из-за огромных порций еды, которые он поглощал, устраивая странное соревнование с флегматичным французом, его веки прямо-таки наливались свинцом. Такой режим сказывался и на печени, напрочь расстроив внутренние механизмы: ещё до того, как компания покинула Бретань, большинство соусов оказалось основано не менее чем на пинте сметаны. В Нормандии тенденция сохранилась, и остановки стали более частыми. Хотя они путешествовали с двумя ночными горшками под сиденьем, скромность Джека не могла согласиться на меньшее, чем живая изгородь или по крайней мере приличных размеров куст, так что недовольный форейтор был вынужден сворачивать в сторону через каждые несколько миль.

Потом в Алансоне чутьё Дюамеля дало промашку. Войдя на кухню очередной харчевни, его острый глаз заприметил кадку с речными раками, и хотя приём пищи был не настолько давно, чтобы успеть переварить съеденное, он приказал немедля их отварить.

— Отварите лишь слегка, только окатите кипятком, вам понятно? Просто преступление портить вкус таких дородных и упитанных тварей.

Стивен, занятый собственными мыслями, особого аппетита не проявил. Но Ягелло, который не испытывал нужды размышлять, съел несколько штук, а Джек, пробормотав, что нужно превзойти француза, налёг изо всех сил. В его уже несколько расстроенном состоянии, ему стало крайне дурно очень быстро и очень явно прямо посреди пустынной дороги, так что под конец Дюамель предложил доктору принять какие-то меры, прописать лекарство, в общем, как-то помочь. Стивен давно этого ждал.

— Хорошо, — сказал он, записывая что-то на положенной на колено бумажке. — Если вы будете так добры и попросите одного из солдат отнести эту записку аптекарю, думаю, мы сможем продолжить путешествие в условиях, более походящих на комфортные.Дюамель взглянул на эти загадочные закорючки, задумался и согласился. Один из конвойных ускакал прочь, вернувшись с лошадиных размеров клизмой и множеством бутылочек, некоторых побольше, а некоторых просто крошечных. Поездка продолжилась. Неожиданные остановки прекратились, как и крики «вон там впереди куст!». Джек дремал большую часть пути под воздействием любимого препарата своего доктора — опиумной настойки — снадобья, действие которого во время эмоциональных потрясений чуть не положило конец карьере самого Стивена, но которое он всё же считал одним из наиболее ценных лекарств в фармакологии.

Стивен был рад увидеть пузырёк настойки, ведь хотя он избавился от своего пристрастия, ему нравилось иметь некоторое его количество под рукой. А когда недалеко от Вернейля съеденным ракам поддались сначала железные кишки Ягелло, а потом и Дюамеля, он дал каждому по дозе.

Таким способом можно было покончить с французом, ведь заодно Стивен пополнил свою аптечку ядом, и с помощью одного лишь пузырька мог уладить проблему с пятьюдесятью Дюамелями, причем ещё бы осталось. Однако с таким эскортом ничего путного из этого не вышло бы, да и как врач он никогда не смог бы преднамеренно причинить человеку вред. Доктор сомневался, что сумел бы заставить себя пойти на это, насколько плачевной ни оказалась бы ситуация.

Компания ехала через Иль-де-Франс, трое — в дрёме и вынужденно постясь, — так что доктор вернулся к своим размышлениям. Одно из затруднений было связано с тем, что он уже некоторое время не следил за делами в Европе и был не в курсе последних новостей во французских делах, особенно тех, что связаны с различными операциями разведки. Конечно, ему было известно, что французские службы в этом ревностном соперничестве, борьбе за власть и контроль над тайными финансами, сложностью своей структуры переплюнули даже английские. У армии и флота имелась собственная разведка, как и у Большого Совета, министерства иностранных дел, министров императора, юстиции и полиции, и никто из них полностью друг другу не доверял, не говоря уж о самостоятельных агентах, выходцах из secret du roi,[4] которые должны наблюдать за всем и за каждым, — псы стерегут псов. Создавалось впечатление, что половина нации состоит из информаторов. Ему было известно, что Талейран, Фуше и Бертран формально не состояли в разведке, но не знал, как велико их влияние, и как обширна сеть их агентов, хотя и не сомневался, что имя им — легион. Однако кто сейчас обладал основным могуществом, Стивен не ведал, как и не представлял, чьими пленниками они оказались.

Доктор был практически уверен, что попади они в руки армии, пыток бы избежать не удалось. То же самое казалось возможным и в случае с преемником Фуше, хотя бы из чувства мести — именно это министерство больше всего пострадало от деятельности Стивена, — но в случае с армейскими такой исход был почти гарантирован. Главным доводом военных всегда служила физическая сила, во всех армиях, а не только французской, что подразумевало использование пыток. Стивену однажды пришлось пройти через это, хотя и в несколько щадящем режиме, и повторения совсем не хотелось. Это случилось в Порт-Маоне, но тогда он был моложе, не так потрёпан и имел крепкую мотивацию — от его действий непосредственно зависело сохранение каталанского подполья, ничуть не меньше. В своём поведении сейчас Мэтьюрин был не уверен:

никто не способен сохранять мужество постоянно, а испытывая крайние мучения можно не выдержать и начать истошно вопить, превратившись в забитое животное, и желая сделать любое признание, которое в данный момент требуется. Он надеялся, что сможет выдержать. Такое развитие событий казалось возможным, особенно если запастись злостью и презрением. Но он был рад, невероятно рад, что теперь у него есть тёмно-зелёный пузырёк, который может предоставить ещё один выход.Без всяких сомнений, привязанность Стивена к жизни была уже не настолько сильна, как во времена Порт-Маона, когда, не считая страсти к политическим интригам, он всем сердцем принадлежал Диане. Но конечно же ему не хотелось отдавать богу душу в убогой комнате пыток, окруженным низким возбуждением палачей и потоками ненависти — ведь мучители находят оправдание в ненависти к своей жертве, и конечно же, эта ненависть становится обоюдной. Диана Вильерс... Во время происшествия в Порт-Маоне они не были помолвлены, Диана жила с Ричардом Каннингом, но просто удивительно, какой поддержкой она для него оказалась – своего рода путеводной звездой, твёрдо указывающей верное направление, чья роль, однако, сильно уменьшилась, когда власти Дианы над ним пришёл внезапный конец.