Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года

• Название: История Парижской Коммуны 1871 года
• Автор: Проспер Оливье Лиссагарэ
• Жанр: История

История Парижской Коммуны Лиссагарэ уже переводилась на русский язык в дореволюционной России и была выпущена товариществом "Знание" в 1906 году. Она была запрещена цензурой. Данный перевод книги на русский язык выполнен Сергеем Мальцевым с английского варианта статьи, размещенной в Интернете издательством Нью‑Парк.

---

Какое значение имело отсутствие публичности? ЦК не был правительством правящей партии. Он был далек от утопий. Лишь очень простая вещь, страх реставрации монархии, могла сплотить так много батальонов. Национальная гвардия позиционировала себя как сила, гарантирующая отсутствие государственного переворота. Ибо, если Тьер и его агенты неоднократно повторяли слово «Республика», то их собственная партия и Ассамблея провозглашали: — Да здравствует король! — ЦК был часовым, в этом все дело.

Буря надвигалась, все оставалось неопределенным. Интернационал созвал депутатов–социалистов для выяснения того, что надо делать. Но не было планов никакого наступления, ничего даже не предлагалось в этом отношении. ЦК официально провозгласил, что народ не сделает выстрела первым, что он всего лишь будет защищаться от агрессии.

Агрессор, месье Тьер, прибыл в Париж 15‑го марта. Уже долгое время он предвосхищал необходимость ужасного столкновения с Парижем, но ждал удобного момента вернуть власть над городом, выставив 40-тысячную армию тщательно отобранных и чуждых парижанам солдат. Этот план раскрыл один офицер генштаба. В тот же момент Тьер располагал лишь обломками армии.

230 000 человек, разоруженных в результате капитуляции, большей частью, ополченцев или людей, закончивших срок службы, были спешно отправлены домой, так как они только бы увеличили армию Парижа. Часть ополченцев, морпехов и солдат уже заложили основу союза республиканцев и Национальной гвардии. У Виноя осталась с позволения пруссаков лишь дивизия и 3 000 сержантов полиции или жандармов из общей численности 15 000 человек, довольно плохо оснащенных. Лефо послал ему несколько тысяч солдат, подобранных в армиях Луары и Севера, но они пришли слишком поздно, почти без офицерских кадров, подавленные и питающие отвращение к службе. По первому впечатлению Виноя, они были на грани мятежа. Им предоставили возможность пробираться по Парижу. Они выглядели заброшенными, смешивались с парижанами, которые оказывали им помощь. Женщины приносили суп и одеяла в их халупы, где они мерзли. Фактически, 19‑го марта у правительства было только около 25 000 человек, среди которых не было сплоченности и дисциплины. Две трети из них перешли в предместья.

Как с помощью этого сброда разоружить 100 000 солдат? Ведь для того, чтобы увезти пушки, необходимо было разоружить национальных гвардейцев. Парижане больше не были новичками в войне. — Забрав наши пушки, — говорили гвардейцы, — они сделают наши мушкеты бесполезными. — Коалиция ничего не слушала. Едва прибыв в город, ее представители требовали от месье Тьера действий, немедленного вскрытия нарыва. Банкиры — несомненно, те самые люди, которые спровоцировали войну для придания нового импульса своим денежным спекуляциям (78) — говорили ему: — Нельзя осуществить финансовые операции, если не покончить с этими мерзавцами (79). Все это создавало впечатление, будто изъятие пушек является легким делом.

За пушками, действительно, смотрели без особого бдения, но лишь потому, что гвардейцы были убеждены в их нахождении в безопасном месте. Достаточно было, вытащить из мостовой несколько булыжников, чтобы предотвратить транспортировку пушек вниз по узким крутым улицам Монмартра. По первому сигналу тревоги весь Париж поспешил бы на выручку. Это наблюдалось 16‑го марта, когда пришли жандармы, чтобы увезти с площади Вогезы пушки, обещанные Вотреном. Со всех сторон сюда прибыли гвардейцы отбивать пушки, а лавочники с улицы Турней принялись разбирать мостовую улицы.

Атака коалиции ничего не дала, и именно это укрепило решимость Парижа держать оборону. Но месье Тьер не заметил ничего, ни недовольства среднего класса, ни сильного раздражения пригородов. Коротышка, которого обманывали всю его жизнь, даже Мак‑Магон, обещавший подойти 20 марта, окунулся с головой в авантюру. Его подстрекали Жюль Фавр и Пикар, убежденный после провала 31‑го декабря в неспособности революционеров совершить какую–либо серьезную акцию и одержимый желанием играть роль Бонапарта. 17‑го марта Тьер провел совещание. И без оценки своих сил и сил противника, без предварительного оповещения мэров — Пикар официально обещал не применять силу без консультаций с ними — без заслушивания командиров буржуазных батальонов (80), это правительство, слишком слабое, чтобы позволить себе даже арест двадцати пяти членов ЦК, отдало приказ увезти двести пятьдесят пушек (81), охраняемых всем Парижем.

III. Восемнадцатое марта

Затем мы сделали то, что должны были сделать: ничто не провоцировало парижского мятежа.

(Из речи Дюфора против амнистии на заседании 18‑го марта 1876 г.)

Исполнение было столь же глупо, сколь сама концепция. 18 марта, в 3 часа утра, несколько колонн разошлись в разных направлениях: к Бют Шомон, Бельвилю, предместью дю Темпл, Бастилии, ратуше, площадям Сен‑Мишель и Люксембург, тринадцатому округу и площади Инвалидов. Генерал Сусбиель проследовал на Монмартр с двумя бригадами численностью в 6 000 человек. Вокруг тишина и запустение. Бригада Патюреля овладела Мулен де ла Галет без всякого усилия. Бригада Леконта захватила Башню Сольферино, встретив сопротивление лишь одного часового. Он преградил ей дорогу, выставив свой штык, и был изрублен жандармами. Затем они кинулись к посту на улице Розье, взяли его штурмом и побросали гвардейцев в Башню Сольферино. В 6 часов эффект неожиданности проявился полностью. Месье Клемансо поспешил к Холмам, чтобы поздравить генерала Леконта. В других местах пушки были захвачены врасплох таким же способом. Правительство торжествовало, и Д’Аурель послал в газеты воззвание, написанное в победном стиле.

Требовалось лишь одно — команды на транспортировку добычи. Виной почти забыл об этом. В 8 часов начали пристегивать лошадей к некоторым пушкам. Между тем предместья пробуждались и в них открывались лавки, работавшие в ранние часы. Люди начинали говорить на пониженных тонах, собираясь вокруг доярок, которые привозили молоко, и в винных лавках. Они указывали на солдат, пулеметы (многоствольные ружья, предшественницы современного пулемета), установленные на улицах, стены, заклеенные еще влажными плакатами, подписанными месье Тьером и его министрами. Жаловались на парализацию торговли, отсроченные ордерные чеки, запуганный капитал. — Жители Парижа, правительство решилось действовать в ваших интересах. Пусть добропорядочные граждане отделятся от злонамеренных, пусть их поддержит общественность. Они окажут услугу самой Республике, — говорили господа Пуер—Кертье, Де Ларси, Дюфор и другие республиканцы. Окончание их воззвания заимствовано из фразеологии декабря: — Виновные должны быть переданы юстиции. Должен быть восстановлен полный, немедленный и неизменный порядок. — Они говорили о порядке, но должна была пролиться кровь.

Как это случается в великие дни, женщины стали действовать первыми. Женщины 18‑го марта, ожесточившиеся в результате осады, несли двойное бремя страданий. Они не дожидались мужчин. Окружив пулеметы, они обратились к сержанту, командовавшему орудием, со словами: — Вам не стыдно, чем вы здесь занимаетесь? — Солдаты не ответили. Между тем сержант сказал им: — Идите, дорогие женщины, не мешайте. — В то же время группа национальных гвардейцев, следовавшая на свой пост на улице Дудевиль, обнаружила там два еще не разбитых барабана. Они стали отбивать дробь. В 8 часов здесь собралось 300 гвардейцев с офицерами, которые стали подниматься на бульвар Орнано. Они встретили взвод солдат 88‑го полка, и с криками: — Да здравствует Республика! — присоединились к нему. К ним примкнул также пост на улице Дежан, и, подняв мушкеты прикладами вверх, солдаты и гвардейцы сообща пошли маршем на улицу Мульер, которая ведет на Бют Монмартр. Их поддержали солдаты 88‑го полка. Эти люди, увидев, что их товарищи перемешались с гвардейцами, заранее просигналили, что пропустят их через свои позиции. Генерал Леконт, увидев сигналы, заменил солдат полицейскими и заключил первых в Башню Сольферино со словами: — Вы получите по заслугам. — Полицейские сделали несколько выстрелов, на которые ответили гвардейцы. Внезапно на другом конце улицы Розье появилось большое число гвардейцев с мушкетами прикладами вверх, женщин и детей. Оказавшийся в окружении Леконт трижды приказывал открыть огонь. Но его солдаты с винтовками наперевес не шелохнулись. Наступающая толпа стала брататься с ними, Леконта и его офицеров арестовали.

Солдаты, которых Леконт заключил в башню, хотели расстрелять генерала, но ряду гвардейцев удалось с большим трудом разубедить их. Толпа приняла генерала за Виноя. Вместе с офицерами Леконта повели в Шато—Руж, где размещался штаб батальонов Национальной гвардии. Там попросили генерала отдать приказ об эвакуации Холмов. Он без колебаний подписал такой приказ (82). Приказ немедленно довели до сведения офицеров и солдат на улице Розье. Жандармы сдали свои ружья и даже кричали: — Да здравствует Республика! — Орудийная канонада возвестила о возвращении Холмов.