Борис Житков - Виктор Вавич (Книга 3)

• Название: Виктор Вавич (Книга 3)
• Автор: Борис Житков
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Яви, яви чудо! Молю! Ну молю же! Жизнь мою возьми, возьми! возьми! и Анна Григорьевна стукала лицом об пол.

Дуня на цыпочках вошла в столовую и, не звякнув, поставила бурлящий самовар на стол.

- Умоли! Умоли его! - шептала Анна Григорьевна, шатала в тоске головой, и скрипели сдавленные зубы. - Умоли! Она знала, - в этот миг муж там, у генерал-губернатора.

- Умоли! - и Анне Григорьевне всей силой хотелось, чтоб вышла душа с этим вздохом, вышла бы жертвой, и опустил бы святитель неумолимую руку.

Так-с

- ЧТО же вы этим хотите сказать? - генерал Миллер глянул строгим и рассудительным взглядом на Тиктина. Глянул грудью со строгим Владимиром у воротника, аксельбантами, приличными, аккуратными, и спокойной звездой. Достойно и прямо стояли пиками две мельхиоровые крышки чернильниц по бокам. И серьезная лампа деловым зеленым уютом поддерживала ровный уверенный голос.

Андрей Степанович набрал в грудь воздуху, глянул на громадный кабинет, и в полутьме со стены глянул в ответ большой портрет великого князя Николая Николаевича, в рост; глянул сверху, опершись белой перчаткой на палаш.

- Да я ведь не возражаю, что принципиально вы, может быть, со своей точки зрения абсолютно правы, - Андрей Степанович умно нахмурился. - но ведь вы же допускаете тысячу случайностей, - Тиктин серьезным упором глянул в голубые блестящие глаза, - случайностей, которые могут привести к роковой несправедливости.

- Простите, - прилично и твердо зазвучал в огромной комнате круглый голос, - я военный и сам тем самым ставлю себя в зависимость и постоянную да-с! - Миллер положил руку на стол, мягкую, с крепкими ногтями, и перстень с печатью на синем камне, - постоянную подсудность военному суду. Я сам ему вверяю себя. Каким же образом я могу...

- Но ведь студент не военный! Простите! Вы скажете, что военное положение и все должны... Но ведь надо же принимать во внимание и молодость и всю ту атмосферу,- Тиктин нагнулся через стол, - из этих же людей выходят деятели, государственные...

И Тиктин увидел на себе взгляд, как с ордена, со звезды - прямой, достойный, твердый и блестящий тем же блеском, и все сразу с генерала смотрело теми же глазами. Тиктин отряхнул волосы, - ведь это же учащийся! и Тиктин встряхнул рукой над столом, и звякнула запонка в крахмальном манжете - дерзко немного. И вдруг вспомнил, как Анна Григорьевна рыдала в прихожей - "ведь его повесят, Саню нашего повесят, задушат же! Андрюша!"

- Ведь это не военные даже суды! нет! - Тиктин поднял голос. - Это военно-полевые суды, когда все, всякая жестокость замаскирована спехом, совершенно ненужным, которому нет оправданья! Чтоб прикрыть расправу и месть, что недостойно государства. Ведь не война же на самом деле, - Тиктин встал.

- Простите, - твердо сказал Миллер, как будто крепкий, жесткий кирпич положил, и стали слова в груди у Андрея Степановича, - простите! Не война! А как вы полагаете: можете вы гарантировать мне безопасность, если я хотя бы вас сейчас решусь проводить домой. Сейчас выйдем, и я с вами пешком дойду до вашего дома? Вернусь ли?

Тиктин молчал. Он стоял все еще с прислоненной к груди горстью.

- Так-с. А что же вы требуете, чтоб мы были ангелами? Простите, еще не наступило Царство Божие, чтоб ангелы могли управлять государством, - Миллер откинулся на спинку стула, он вытягивал средний ящик стола. Тиктин глядел на ящик.

Миллер вытянул из ящика толстый трос, заделанный крепко с конца проволокой.

- Вот это вам понравится? Так вот этой штукой они - ваши дети - я боюсь верить, - расправляются с нами. И без всяких судов, - Миллер встал и крепко в кулаке держал конец троса под лампой. - Это отобрано у одного,- и Миллер назидательно кивал головой. - А то - бац - и готово! Это в каком суде я приговорен, позвольте справиться?

Миллер стоял с тросом, смотрел в глаза, молчали минуту.

- Так что вот видите, - и Миллер сел. Трос положил на письменный стол поверх аккуратных бумаг. - Я вам гарантирую все от меня зависящие меры соблюдения законности, но если судебное решение... слушайте, - и Миллер заговорил глубоким голосом, - вы же не требовать пришли, чтоб я совершил беззаконие? И если этот человек ваш сын?.. У каждого, знаете ли, есть или был отец... - Миллер отвел руку и слегка шлепнул по ляжке. - Ну, будем надеяться, что все это недоразумение, - живо заговорил Миллер, выступил из-за стола, протягивал руку.

Подумайте

ПЕТР Саввич взял тихую привычку по воскресеньям заходить в городе в чайную. И водочку малым ходом уж подавали ему по знакомству в чайничке. И чаем даже подкрашена "для блезиру". И Петр Саввич спокойно, с улыбкой, помешивал ложечкой - не в кабаке, не в кабаке, упаси Бог! Увидит кто. И без того разговор, и отламывал потихоньку бубличек, жевал, не торопясь. Людей смотрел, люди в блюдечки дуют, дуйте, дуйте, милые. Вот двое парней зашли, эти уж помоложе - и местов уж нет. - Позвольте присесть? - Ну как не позволить? - А пожалуйста, с дорогой душой. Чаю пареньки спрашивают хватит места, да, Господи, я и пойду скоро. И вот один говорит чего-то.

- Чего это? - и Петр Саввич улыбается, наверное по-смешному что. И тот, что пониже, чернявый:

- Слушайте. У вас сидит один политический. Петр Саввич огребал скорей улыбку, еле собрал лицо в хмурость.

- Ну-с... не один, - сказал Петр Саввич и поскорей допил стакан.

- Так вот: нужно сделать полет. Не бойтесь, никто ничего знать не будет. Вы можете, он сидит в третьем корпусе. Скажите, сколько вы тысяч хотите.

- Это что то есть... тысяч? - и Петр Саввич уперся из-под бровей глазами в чернявого.

- Господин Сорокин, - говорил ровным голосом чернявый, - мы вам можем за это дать так, что вы вовсе можете уехать, хоть за границу, и мы даем вам паспорт, и можно жить, где хотите и как хотите. Можете в деревне себе малый маентех справить, ну, домик. Вас все равно выбросят со службы, это мы знаем, - и все говорит и наливает чай, и варенья спросил тот, что повыше, русая бородка. Петр Саввич молчал, сердито глядел в глаза чернявому.

"Черт их, кто такие", - думал Петр Саввич, вспомнил, что револьвер-то оставил, висит на гвозде на белой стенке, кобура на ремне.

- Вы будете совсем свободный человек и дочери можете помочь. Понимаете - в случае чего. У ней ребенок будет. А зять ваш...

Петр Саввич вдруг дернулся:

- Это как то есть зять!

- Не кричите, а можно тихо и весело все говорить. Зять ваш мерзавец, вы же к нему даже в гости...

Петр Саввич вдруг замотал вниз головой - хмель вышел было, а сейчас наплыл в голову, Петр Саввич покраснел, вспотел даже - шатал опущенной головой, бормотал:

- Вот и люди знают - подлец он, подлец он есть. Святое слово ваше подлец.

- А вы ее можете к себе взять! - басовито заговорил что с бородкой. Нет! И самому-то скоро в сторожа, что ли, ведь выкинут, через месяц, ну два, - выкинут. Вот уже в общую казарму перевели, небось?

Петр Саввич плохо слушал, что говорил с бородкой. Он глядел в сальные пятна на скатерти и думал, как бы этак, верно ведь, пришел этак к зятю: "А ну, Грунечка, может, ко мне? Погостить? А ну, собирайся-ка". Он - "что? куда?" - "К отцу! Погостить!" Почему нельзя? Очень даже просто. А потом назад - а ну-ка! Зови, зови! Беречь не умел, а ну-ка шиш, вот эдакий, - и Сорокин сложил толстыми пальцами шиш и крепко стукнул по краю стола.

- Не хотите? - спросил чернявый. - Вы испугались?

- Я испугался? - вдруг выпрямился Петр Саввич. - Это я-то? А пусть его идет ко всем шутам. Скажи, квартальный, генерал какой!

- Если согласны, то сколько? - чернявый навел глаза, и Петр Саввич заморгал бровями, чтоб собрать ум.

- Пять тысяч хотите?

Петр Саввич вдруг повернулся боком на стуле, хлопнул тяжелой ладошкой по столу.

- Десять!

Он глядел в сторону, все еще моргал бровями и выпячивал губы.

- Слушайте, ребятки, - вдруг наклонился к столу Петр Саввич, он улыбался, и глазки сощурились как на солнышке, - давайте вы мне, ребятки, одну тысячку... да нет! Просто хоть пять катерин мне дайте, и я вам что-нибудь другое. Мне много не надо, не дом строить. А? Ей-богу! Нет? Ну так я пойду!

И Сорокин хотел подняться. Чернявый прижал его руку к столу.

- Выйдете после нас. И подумайте. Завтра в шесть вы можете быть в парке. Мы вас найдем. Только ежели вы чуть что... Ну то-то, вы знаете, конечно, с кем тут есть дело.

И чернявый вдруг улыбнулся белыми зубами и так чего-то ласково.

- Подумайте, - говорит, - вы старый человек, а товарищ наш молодой, и ему, может, придется... Ну так вот, - и он трепал Петра Саввича за руку, и Петр Саввич, сам не знал с чего, все улыбался, пока они расплачивались. И муть рябила в глазах, и все люди будто на ходу через частокол - мельтешат вроде.

- Не придет он, - говорил Алешка дорогой из чайной.

- А если спросит десять тысяч, где возьмем? Ты Левку спрашивал? - Кнэк шагал аккуратно через лужи, глядел под ноги.

- Левка говорит - тысяча, пай мой, я не идейник, я говорил, что иду на дело, а заработаю - еду учиться, в Цюрих, что ли.

- Грузины уже уехали?