Гунар Цирулис - Якорь в сердце

• Название: Якорь в сердце
• Автор: Гунар Цирулис
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Гунар Цирулис — известный латышский прозаик, автор нескольких книг очерков — «Бушевало море в далях дальних…» (1958), «В лучах маяка» (1960), «С блокнотом в море» (1961) и «Такие, как ты и я» (1961), в которых рассказывает о моряках, рыбаках, наших современниках.

В настоящий сборник включены лучшие повести и рассказы писателя, которые дают представление о его своеобразном таланте, умении вести остросюжетные повествования с легким юмором. Для его произведений характерно патриотическое, партийное отношение к злободневным проблемам современности.

---

— Ясно, — сказала Лигита упавшим голосом. — Я тебе не нужна! Ну что же. Будь тогда хотя бы гостеприимным хозяином и покажи мне остров.

…Остров разбивал реку на два рукава. Один из них перегораживал закол для миноги. Как и полагалось днем, корзины из ивовых прутьев были задраны кверху. Вода низвергалась в промежутках между вехами. Ниже порога она успокаивалась и продолжала свое мирное течение.

Облокотившись на перила, Лигита и Кристап, стоя на узких мостках, смотрели на реку. Они тесно прижались друг к другу, но были далеки, словно между ними вклинилась чужая недобрая тень.

— На огонь и на воду я могу глядеть часами, — задумчиво произнес Кристап. — На старости лет построю хижину где-нибудь у реки, и непременно с камином.

— А я не люблю! — Лигита повела плечами. Против ожидания, ее задело бесхитростное пожелание Кристапа, в котором для нее — она это почувствовала кожей — не было места. — Может быть, оттого, что вода напоминает, как неудержимо бежит время.

— Не надо плыть по течению.

— Советчик из тебя вышел первостатейный, — безрадостно улыбнулась Лигита. — Пич мне рассказывал…

— Вечно сует нос куда не надо. Изобразил, наверное, меня этаким простаком, исправляющим кривизну мира.

— Не прибедняйся! Как будто я не знаю, что в лагере ты был настоящим героем!

— Лет двадцать назад один умный человек сказал мне: «Какой ты к черту герой, если выполнял только свой элементарный человеческий долг!» Я это запомнил. Слишком часто мы стали гордиться тем, что не поступали как подлецы.

— Возможно. Про себя могу сказать лишь одно. Я хочу, чтобы каждому человеку было хорошо.

— А я думаю, куда важнее, чтобы всем было хорошо. Тогда каждому в отдельности тоже будет хорошо, — ответил Кристап.

— Не очень понимаю суть твоего возражения. Видимо, из этого следует, что до тех пор, пока это не произойдет, ты готов положить зубы на полку?

Кристап только пожал плечами:

— По-моему, это легче, чем, набив свою утробу, созерцать, как другие страдают от голода.

— Что ж, хоть конечная цель у нас оказалась общей, — горько усмехнулась Лигита. — Только не говори, пожалуйста, что меня извратил капиталистический строй Швеции! Я всегда была такой!

Она быстро обернулась и пошла к берегу. Там, где миножий закол упирался в остров, стояла будка для хранения рыболовных снастей. На порожке сидел седой старикан и вязал из ивовых прутьев корзину для миног.

— Добрый день, — приветствовала его Лигита. — Как нынче лов?

Рыбак неопределенно пожал плечами.

— Не то, что в молодые годы? — спросил Кристап с улыбкой.

— Ничего смешного нет, — пробурчал старик. — В наше время реки не перекрывали. Вы, конечно, скажете — мы, мол, для рыбки лифт соорудили. Так вот попомните мое слово: лосось на ваших курсах не обучался, минога тоже. Прут, необразованные, и головой — в бетон.

— Как и некоторые из нас, — тихо сказала Лигита.

— Конечно, если постараться, — продолжал рыбак, — что-нибудь да выловишь. Лишь бы спала теплая вода.

— Я бы не сказала, что она теплая, — поежилась Лигита.

— Давай, отец, не скупись, — вмешался в разговор Кристап. — Подкинь нам рыбьих косточек!

— Можно попытаться, — старик отложил прутья. — Жена вчера нажарила к празднику. Только нашу молодежь нынче сюда палкой не загонишь. Им, видишь ли, в рижских кабаках водка вкусней кажется. — Он встал и уставился на Кристапа, выжидая. — Так как же, много вам надо?

— Попробовать, — Кристап сунул рыбаку в карман пятерку. — Разве можно уезжать с острова Доле, не отведав миноги? То же самое, что побывать в Грузии и не выпить вина.

Рыбак, видать, не великий был путешественник, пожал в ответ плечами и удалился.

— Повезло все-таки, — обратился Кристап к Лигите.

— В каком смысле?

— Обычно они чужим не продают.

Она никак не могла взять в толк почему.

— Если я тебе скажу, что они должны выполнять план и сдавать улов на фабрику, ты опять спросишь почему… Сама поймешь со временем…

Он подошел и притянул ее к себе.

— Не надо! — попросила она дрогнувшим голосом. — Потом мне будет еще труднее уехать.

— Никуда ты не поедешь.

— Меня ждут дома, — Лигита почти плакала. — У меня дети. Пойми, Кристап.

— Твой дом здесь, — спокойно и твердо сказал Кристап.

Каждой клеточкой своего тела она стремилась к Кристапу и все же вывернулась из его объятий. Никакие предрассудки Лигиту не удерживали. В Швеции она не стала бы колебаться ни минуты. Но с Кристапом обстояло иначе, с ним нельзя было размениваться на мелочь. Да и опыт говорил ему, он обнимал сейчас не свою единственную Гиту, а женщину вообще. Она понимала, стоит сейчас отдаться порыву — и потом он не будет знать, куда девать глаза, как спрятать разочарование и сожаление. Нет, Кристапу тоже нужно все или ничего!

Лигита сняла медальон и протянула Кристапу жемчужину.

— Все эти годы я надеялась, что дождусь часа, когда смогу вручить тебе этот подарок. Последняя. Сберегла для тебя.

Кристап осторожно держал жемчужину в дрожащей ладони.

— Принесла она тебе счастье?

— Ты послал мне в куске хлеба семь. Первую я отдала хозяйке, которая взяла Пича на работу в деревню. Вторую обменяла на теплую кофту, потому что военный завод, где я работала, не отапливался. А последние четыре после войны…

— Довольно! — воскликнул Кристап. — Никто не требует от тебя отчета.

— Что с тобой?

— Прости, — сделал над собой усилие Кристап и продолжал уже более спокойно: — Но я не понимаю, как ты можешь ее носить. Это же не обычная безделушка, которую одевают к платью или к прическе. Ты сама мне сказала когда-то, что на них кровь, они враждебны жизни…

— Смотри! — резко оборвала его Лигита. — Чтобы никогда не забывать об этом, я велела сделать амулет.

— Воспоминания хранят в сердце, а не в вырезе платья. Ты рассказала своим детям историю этой вещи?

— Этого они вовсе не должны знать!.. Знаю, Кристап, вы презираете таких людей, которые прячут голову в песок. Но из-за того, что я выйду на улицы с плакатом, ничего не изменится, поверь мне. Мир не состоит из одних героев и подлецов. Большинство людей хотят спокойно жить, и все!

Кристап не успел ответить — вернулся рыбак.

— Спрессованные! — гордо сообщил он, положил на стол пакет и улыбнулся Лигите: — Вы же слишком молоды, но муженек ваш, наверное, помнит еще, что до войны за фунт таких доплачивали двадцать лишних сантимов. — Рыбак разрезал на куски каравай пахучего деревенского хлеба, вынул из кармана четвертинку и подмигнул: — Пригодится, верно я говорю? Иначе больше двух рыбешек не умять.

— Выпейте за наше здоровье! — попросила Лигита.

— Сухой закон, уже второй год. С тех пор как у меня вырезали половину желудка. И все равно внутри скребет, когда вижу, как другие пропускают.

Он отошел, но вскоре вернулся с двумя большими листьями папоротника, расстелил их на земле вместо скатерти. Раз у самого праздник не вышел, пусть хоть другие повеселятся.

— Рюмок у нас нет, — сказал Кристап. — Поэтому давайте как дети — что в руке, то в рот. — Он отхлебнул глоток прямо из бутылки и повернулся к Лигите: — Спасибо, Гита!

— Спасибо тебе, — с чувством сказала Лигита, вытерла горлышко бутылки и выпила. — За все, что было!..

— Обычно пьют за то, что будет, — он вопросительно посмотрел на нее и, не дождавшись ответа, предложил: — Порезать еще миноги?

— Ты хочешь меня погубить… — взмолилась Лигита. — Знаешь, какое мое первое впечатление о Риге? Женщины красивы, но — что поделаешь — чересчур тучны.

— Распущенность! — поддержал ее Кристап. — Моя мать, например, без конца твердит Аусме, чтобы она как следует откормилась.

— Аусма? — спросила Лигита. — Ты женат? Почему ты мне ничего не рассказываешь о ней?

— Еще успеете познакомиться, — уклонился от прямого ответа Кристап. — Сегодня вечером…

VI

…У Саласпилсского мемориала, где проводились торжественные церемонии, царила та деловая суета, которая обычно предшествует многолюдным митингам: монтеры устанавливали микрофоны, тянули провода, присоединяли кабели, операторы выбирали места поудобней для телевизионных камер, рабочие сколачивали эстраду для хора. Члены организационного комитета, собравшись в сторонке, уточняли распорядок. Зато автобусная стоянка погрузилась в полуденную дрему — шоферы у баранок клевали носом и время от времени, спасаясь от духоты, сонно взмахивали давно прочитанными газетами.

Волдемар Калнынь, однако, никак не мог успокоиться. Каждую случайность, грозившую нарушить заранее разработанный план, он воспринимал как личное оскорбление, а то и диверсию. Он не мыслил жизни вне рамок железного графика. Как назло, сегодня выполнение этого графика зависело от других людей, а те и не думали подчиняться схеме, известной одному Калныню. Бедняга заводился еще больше, ходил по стоянке взад-вперед, как тигр по клетке, натыкаясь вместо решетки на невидимые глазу преграды, заставлявшие через каждые пять-шесть шагов повернуть в другую сторону.