Владимир Двоеглазов - Ищу комиссара

• Название: Ищу комиссара
• Автор: Владимир Двоеглазов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Действие романа сибирского писателя Владимира Двоеглазова относится к середине семидесятых годов и происходит в небольшом сибирском городке. Сотрудники райотдела милиции расследуют дело о краже пушнины. На передний план писатель выдвигает психологическую драму, судьбу человека.

Автора волнуют вопросы этики, права, соблюдения законности.

---

Редозубов сел на ковер, привалившись спиной к обоям, и полез в карман за папиросами, одновременно разыскивая глазами блюдце, которое предложила вместо пепельницы хозяйка дома. Блюдце с окурками стояло возле тахты на полу, рядом с телефоном; и тут Редозубова осенило. Не тратя времени даже на то, чтобы встать, он на четвереньках добрался до тахты и, схватив трубку, как свое последнее спасение, радуясь, что в комнате, кроме него, никого нет, лихорадочно набрал номер домашнего телефона Шабалина.

— Александр Николаевич! — быстро заговорил он, едва Шабалин снял трубку. — Я хочу спросить насчет протокола происшествия места кражи!.. То есть происшествия места протокола!.. То есть происшествия про… вернее, кра…

— Редозубов, ты? — строго перебил Шабалин. — Ты что, машину по лотерее выиграл?

— Я? Нет! — возразил Редозубов. — Я просто хотел…

— Ты откуда звонишь? — снова перебил Шабалин.

— Я? С места происшествия… с кражи по улице Карла Маркса!

— Что ты там делаешь?

— Я? Тут магнитофон «Телефункен» заявляют…

— Это я знаю, мне дежурный сообщил. Я спрашиваю: что ты там делаешь?

— Пишу протокол осмотра.

— Протокол осмотра? — удивился Шабалин. — А с какой стати ты его пишешь? Где следователь?

— Следователя нет. Он в Таежном.

— Так, — подумав, сказал Шабалин. — Немедленно прекращай писать и ищи магнитофон! Протокол осмотра писать не наше дело! Мы — уголовный розыск. Еще не хватало, чтобы при наличии следственного отделения мы писали протоколы, а следователи лежали бы на печке и плевали в потолок! Не многого ли хотят!..

— Мне Чиладзе велел.

— Чиладзе? — Шабалин помолчал, видимо, размышляя. — Ладно. Чиладзе я сам потом объясню. А ты в любом случае закругляйся и занимайся делом! Ищи магнитофон! Организуй розыск по горячим следам! Вот наша работа! Я сейчас еду в Нюринь, завтра к обеду постараюсь вернуться, и будем разбираться со следователями. Пора, наконец, прекратить это безобразие! А ты пока ищи! Ищи активно!

«Значит, закругляться… Ну что ж…». Редозубов взял ручку, но тут опять нахлынули сомнения. Шабалину хорошо говорить: закругляйся!.. А как? Просто сунуть исписанные листы в папку и сказать «до свиданья»? Но для чего тогда приглашали понятых? Дать им протокол на подпись? Но ведь он не закончен!.. Что же делать?..

С кухни донесся громкий голос жены молоденького пилота:

— Нет-нет, вы сидите, Тамара Михайловна! Я сама варила, сама и отнесу! Что вы будете за меня краснеть: вдруг не получилось? А милиция в кофе разбирается! В кино видали? Когда преступников ловят, литрами кофе пьют!..

Вслед за тем дверь отворилась, и в комнату быстрым шагом вошла она сама, держа перед собой чашку с дымящимся кофе; ничуть не удивившись тому, что Редозубов сидит на полу возле телефона, держа на коленях листы протокола, она поставила чашку рядом с ним на ковер, затем, подогнув колени, присела слева от Редозубова и, привалившись к нему плечом, спросила:

— Можно взглянуть, о чем вы тут пишете, товарищ следователь?

— Я не следователь, — угрюмо ответил Редозубов.

— А кто же вы? — удивилась она.

— Инспектор.

— О! — воскликнула она. — Это еще интереснее! Вы знаете, в этом есть нечто… французское!.. Вот, например, Сименон. Или, вернее, Мегрэ!..

— Да, — пробормотал Редозубов. — И обстановка тут, — он устало обвел взглядом комнату, — как в лучших домах Парижа…

Девчонка засмеялась.

— Да вы не обращайте внимания, — сказала она, — у них всегда такой ералаш! Что же вы кофе не пьете? Выпейте чашечку, инспектор! — Должно быть, само это последнее слово, вернее, то, что она может его так запросто употребить— и не в игре, не в воображаемой ситуации, а в реальной жизни, — доставляло ей огромное удовольствие. — Пожалуйста, инспектор! — Почувствовав что-то неладное, она отодвинулась от Редозубова и оглянулась.

На пороге, скрестив на груди руки, с хмуро-ироническим выражением на лице, стоял молоденький пилот. Девчонка тоже нахмурилась.

— Прошу прощения, — обращаясь к Редозубову, высокопарно произнес молоденький пилот. — Нэлл! — с легким упреком заметил он жене (ее звали Нелли). — Как-то неудобно получается: ты вдруг оставляешь хозяев…

— Ты совершенно забываешь, дорогой, — невозмутимо и чуть даже надменно возразила девчонка, — что мы здесь не в гостях, а присутствуем… на месте преступления в качестве понятых!.. И наш гражданский долг состоит не в том, чтобы развлекать хозяев, а в том, чтобы помочь инспектору!

Молоденький пилот вытаращил глаза, видимо, и не подозревая в своей супруге-девчонке столь сильно развитого чувства гражданского долга. Неизвестно, сколько еще времени продолжался бы этот изысканный диалог молодоженов, но в прихожей раздался звон колокольчиков, и через несколько секунд в комнату в сопровождении хозяев стремительно вошел капитан Чиладзе.

— Готово? — спросил он у Редозубова и, не дожидаясь ответа, поднял с пола телефон, поставил на тахту и, склонившись, набрал номер. — Кто?.. Пришли за нами машину на Карла Маркса, мы закончили… Подписали? — спросил он, кладя трубку и кивая на протокол. — Стекла где?

Редозубов, покраснев, не спеша разложил листы и сказал, запинаясь от волнения:

— Я сейчас зачитаю… может быть… будут замечания…

— Можете быть уверены, — тотчас заверил молоденький пилот, — что с моей стороны никаких замечаний не последует!

— Да, что тут зачитывать? — поддержал вертолетчик.

— Что мы в этом понимаем? — пожала плечами его жена.

Понятые подписали протокол. Таким он и ушел в дело и, естественно, вызвал затем нарекания прокурора и начальника отдела. Однако тогда, сидя в машине, присланной дежурным, и осторожно держа за края осколки стекол, Редозубов откровенно радовался, что отделался так легко.

* * *

…— Въезжайте во двор, — сказал Редозубов пожилому сержанту-водителю, когда за углом выросло двухэтажное здание райотдела с выделявшимися свежим брусом стенами пристроя, где теперь размещались паспортный стол, учебный класс и заново отделанная ленинская комната.

Шофер кивнул. Машина подкатила к черному ходу и, пискнув тормозными колодками, остановилась.

Редозубов выбрался из кабины и, обойдя автомобиль, открыл заднюю дверцу — изнутри она не открывалась. Девушка, не замечая предложенной руки, спрыгнула на землю и быстро поднялась на крыльцо, первой скользнула в сумрак коридора, каблучки ее уверенно и четко процокали до кабинета начальника уголовного розыска; здесь она остановилась, ожидая, когда стажер откроет дверь.

— Проходите, присаживайтесь, — сказал Редозубов, пропуская ее вперед.

Девушка опустилась на стул, окинула взглядом кабинет и, очевидно, не найдя в нем ничего нового, уставилась в окно. Судя по ее поведению, она не собиралась спрашивать, кому и зачем так спешно понадобилась.

— Хотите закурить?

Она с нескрываемой ненавистью взглянула на стажера и отвернулась.

— Он сейчас придет, — сказал Редозубов. И то, что она не спросила, кто придет и зачем и чего им вообще от нее нужно, убедило стажера в том, что Шабалин прав: девушка все знает, по говорить не собирается.

…Шабалин с любопытством, словно бы впервые, разглядывал небольшой, но светлый, с продуманным расположением мебели, кабинет Проводникова. Даже теперь, в преддверии праздников, когда помещение замполита неизбежно загромождалось агитационными материалами: шелковыми флагами союзных республик, чеканными гербами, рулонами ватмана, штуками кумача, белилами и кистями, плакатами, транспарантами, — даже теперь кабинет воплощал в себе продуманность и порядок. В одном из углов были аккуратно сложены широкомензурные духовые инструменты: альты, тенора, баритоны, бас-геликон; стоял турецкий барабан с колотушкой. Медный духовой оркестр— гордость замполита — привлек особое внимание Шабалина. Взгляд его как бы говорил: «Валерий Романович! Ну есть же у вас работа: оркестр, женсовет, политзанятия, плакаты, милицейский хор… праздник ведь на носу!.. Что же мы тут сидим и переливаем из пустого в порожнее?» И в это время в кабинет с криком «Разрешите, товарищ капитан!» ворвался доморощенный художник — начальник вытрезвителя лейтенант Петрикеев и, размахивая кистью, стал требовать недостающей ему жженой охры.

Проводников едва успел выпроводить лейтенанта, как явились с молотками в руках два сержанта и невозмутимо доложили, что потерялась лестница.

— Найдите где хотите! — поморщившись, приказал Проводников. — Чтобы плакаты до обеда были приколочены!

Шабалин сочувственно посмотрел на замполита. «Мне бы ваши заботы, Валерий Романович!» — говорил его взгляд.

— Что у вас произошло с Савиной? — спросил Проводников.

— С Савиной? — Шабалин пожал плечами. — Мое отношение к Савиной вам известно, Валерий Романович. Я ни от кого его не скрываю. Считаю, что Савина не способна работать с подростками. Я имею в виду — с нашими подростками. В школе она, возможно, и справлялась, а здесь…