Ирэн Фрэн - Клеопатра

• Название: Клеопатра
• Автор: Ирэн Фрэн
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-235-02392-7

О необыкновенной и трагической жизни одной из самых удивительных и загадочных женщин в истории человечества — царицы Клеопатры создано немало замечательных произведений. Книгу Ирэн Фрэн выделяют из этого достойного ряда яркая образность и предельная историческая достоверность.

---

Ирэн Фрэн КЛЕОПАТРА, ИЛИ НЕПОДРАЖАЕМАЯ

Посвящается Жаклин де Ромийи, которой я обязана любовью к греческому языку.

Когда внезапно в час глубокой ночи
услышишь за окном оркестр незримый
(божественную музыку и голоса) —
судьбу, которая к тебе переменилась,
дела, которые не удались, мечты,
которые обманом обернулись,
оплакивать не вздумай понапрасну.
Давно готовый ко всему, отважный,
прощайся с Александрией, она уходит.
И главное — не обманись, не убеди
себя, что это сон, ошибка слуха,
к пустым надеждам зря не снисходи.
Давно готовый ко всему, отважный,
ты, удостоившийся города такого,
к окну уверенно и твердо подойди
и вслушайся с волнением, однако
без жалоб и без мелочных обид
в волшебную мелодию оркестра,
внемли и наслаждайся каждым звуком,
прощаясь с Александрией, которую теряешь.

Константинос Кавафис «Покидает Дионис Антония»[1]

ИГРОКИ И МЕЧТАТЕЛИ: МНЕНИЕ ДИЛЕТАНТА

Эпиграф к книге Ирэн Фрэн на самом деле звучит так (в переводе с французского):

Прощайся с Александрией, которая уходит…
……………
И прощайся с Александрией, которую теряешь.

Константинос Кавафис

Я позволила себе привести стихотворение, из которого взяты эти строки, целиком, потому что вся книга — как бы развернутый к нему комментарий. Константинос Кавафис (1863–1933) — греческий поэт, который родился в Александрии и провел там большую часть жизни; многие его стихи внешне представляют собой исторические миниатюры, по сути же являются притчами о константах человеческого бытия. В данном стихотворении речь идет о подведении итогов человеческой жизни (в момент смерти), что автор книги о Клеопатре еще более подчеркивает, вынося в эпиграф только рефрен. Сама Ирэн Фрэн говорит в предисловии о том, что история египетской царицы есть «история о крови [то есть насилии и/или страдании?], сексе и смерти», иными словами — типичная история каждого человека. История Клеопатры так по-особому притягательна потому, что эта женщина (как, впрочем, и мужчины, которых она любила) с максимальным напряжением сил пережила все ключевые этапы индивидуального человеческого развития, а значит, так сказать, завершила круг своей жизни.

* * *

Она жила в переломную эпоху: человек, который победил ее в войне и из-за которого она умерла, положил начало новому этапу всемирной истории — эпохи римского принципата. Еще важнее другое: ее жизнь падает на время нравственного «зияния». Она еще чувствует себя наследницей египетских фараонов, но фактически ничем не связана с ними. Эпоха древневосточных монархий давно отошла в прошлое, а вместе с ней — и особая система ценностей, религия «Маат», на которой эти монархии базировались. Новая система ценностей — христианская — начнет формироваться очень скоро (даты смерти Клеопатры и рождения Христа разделены промежутком всего в тридцать лет), но пока для ментального климата характерны безудержный (часто чудовищный в своих проявлениях) индивидуализм, потребность в нравственной/религиозной опоре и почти полное непонимание того, в чем можно такую опору найти. Культуры восточных монархий (и их настоящих наследников — «туземного» Египта, столь ненавистной Клеопатре Иудеи) в чем-то превосходят шагнувшие далеко вперед (в смысле развития техники, науки, философии) эллинистическую и римскую культуры. Носители восточных культур понимали, что религия — не только выпрашивание благодеяний у богов или исполнение ритуалов, но и система нравственных обязательств правителей и их подданных. Однако религии «Маат» — религии обществ, в которых человек почти не имеет индивидуальности, ибо не может жить вне коллектива, детально регламентирующего все аспекты его жизни. Христианство, развитый иудаизм, другие «мировые религии», а также нерелигиозные философские системы нового и новейшего времени «рассчитаны» на ответственную за свои поступки личность. Чтобы «дорасти» до них, человечество должно было «повзрослеть», неминуемо пройдя через период «подросткового эгоизма», — не говоря уже о том, что далеко не все подростки, взрослея, изживают свой эгоизм.

Единое мировое пространство, образовавшееся на развалинах «империи» Александра, несравненно более обширно, чем мир ближневосточных империй (египетской, ассирийской, персидской). Правда, оно раздроблено — великий полководец не предложил разработанной идеологии, способной сплотить завоеванную им державу, и (совершенно закономерно) сразу же после его смерти держава эта распалась. Она стала ареной соперничества политических «игроков», рвущихся к личной власти, один из которых, Птолемей Лаг, основал новую египетскую династию. Ирэн Фрэн (как и Кавафис) смотрит на исторический эпизод, который она описывает, глазами человека, влюбленного в греческую культуру. Эта точка зрения понятна и привлекательна, но в то же время не вполне объективна. Она, как мне кажется, приводит к некоторому искажению перспективы. Для госпожи Фрэн Клеопатра — последний фараон Египта. Однако в то время существовало два Египта: столица, Александрия, многоязыкий город моряков, купцов, ремесленников, ученых, и остальной, преимущественно «туземный», сельский Египет. Автор подчеркивает некоторые моменты сближения Клеопатры с египтянами и египетским жречеством, но все эти моменты — чисто показные, «театральные». Клеопатра может сколько угодно наряжаться Исидой, но она не является фараоном в подлинном смысле — потому что не знает и не разделяет идеологию фараонов, идеологию «справедливого миропорядка» («Маат»), в соответствии с которой должна была бы заботиться (например, в плане строительства и благоустройства храмов, поддержания ирригационной системы, пресечения злоупотреблений чиновников) обо всей подвластной ей территории, а не только об Александрии. (Да и об Александрии царица, собственно, не заботилась — разве что украшала город новыми статуями.) Ее религия прямо противоположна религии «Маат»: это вера в Тюхе или Фортуну, то есть в случайность. Клеопатра, как мне кажется, действительно стала частью египетской культуры, но уже после смерти, в силу своей исключительной судьбы, тогда, когда разрозненные этнические элементы египетского общества более или менее синтезировались[2]. При жизни же она имела очень узкую реальную опору, ибо даже с александрийцами ее мало что связывало.

Александрийцы — такие же индивидуалисты, как и она, — находились со своими владыками в странных отношениях. Эпоха, о которой идет речь, — время, когда и в эллинистических государствах, и в Риме были изобретены или усовершенствованы многообразные приемы манипулирования общественным мнением: пышные церемонии, зрелища, речи, раздачи продуктов и подарков. Время беззастенчивой политической игры, когда все превращается в театр, в не наполненные реальным содержанием формы. Но соответственно развращался и народ, в его отношении к владыкам теперь преобладал скептицизм (что видно, например, по тем откровенно «блатным» кличкам, которые жители Золотого города давали царям и царицам из династии Лагидов). И определялось это отношение соображениями сиюминутной выгоды и столь же кратковременными порывами эмоций. Клеопатре удалось завоевать искренние симпатии александрийцев, стать для них символом любимого ими образа жизни. Но тем показательнее та легкость, с какой они смирились с ее поражением в войне против Октавиана:

«… очевидно было, что при первой тревоге они перейдут на сторону победителя, ибо никогда, никогда больше не допустят, чтобы, как во времена Цезаря, на их улицах воздвигали баррикады, чтобы поджигали их склады, чтобы катапульты бомбардировали их дома».

В «Записках о военных действиях в Александрии», составленных одним из секретарей Цезаря, качества александрийцев характеризуются так: «А утверждать, что жители Александрии способны к верности и постоянству, — значило бы терять слова по-пустому. Что касается до свойств этого народа, то каждый убежден, что нет иного, более способного к измене и предательству» (7).

Суть взаимоотношений Клеопатры с ее подданными, как мне представляется, прекрасно выразил тот же Константинос Кавафис, в стихотворении «Александрийские цари» (в пер. С. Ильинской), где речь идет о проведенной Антонием церемонии «Дарений», подробно описанной в настоящей книге:

Сошлись александрийцы посмотреть
на отпрысков прекрасной Клеопатры,
на старшего, Цезариона, и на младших,
на Александра и на Птолемея,
что выступят в Гимнасии впервые,
где их царями ныне назовут
перед блестящим воинским парадом.
Армян, мидийцев и парфян владыкой
всесильным Александра нарекли.
Сирийским, киликийским, финикийским
владыкою был назван Птолемей.
Однако первым был Цезарион —
в одеждах нежно-розового шелка,
украшенный гирляндой гиацинтов,
с двойным узором аметистов и сапфиров
на поясе и с жемчугом на лентах,
увивших ноги стройные его.
Он вознесен был выше младших братьев,
Провозглашен Царем среди Царей.

Разумные александрийцы знали,
что это было только представленье.

Но день был теплым и дышал поэзией,
лазурью ясной небеса сияли,
Гимнасий Александрии по праву
венцом искусства вдохновенного считался,
Цезарион был так красив и так изящен
(сын Клеопатры, Лага славного потомок).
И торопились, и к Гимнасию сбегались,
и криками восторга одобряли
(на греческом, арабском и еврейском)
блестящий тот парад александрийцы,
а знали ведь, что ничего не стоят,
что звук пустой — цари и царства эти.

Но если это так, то осуществима ли была мечта Клеопатры о создании мировой империи по образцу державы Александра, на базе греческой культуры? Думаю, что нет, ибо за пресловутым «греческим универсализмом» царицы стояло лишь желание получать дань с новых территорий (что и подтвердилось, когда Антоний подарил ей земли в Сирии и Палестине). Ирэн Фрэн восхищается желанием Клеопатры основать всемирную империю, но в то же время сама оговаривается, что «… единственная культура, которую она [Клеопатра] признавала, была ее собственная, греческая»; что царица не любила и презирала римскую культуру и что она, «если бы могла, удавила бы всех евреев, какие есть на земле».