Линкольн Стеффенс - Мальчик на коне

• Название: Мальчик на коне
• Автор: Линкольн Стеффенс
• Жанр: Проза

---

Да, он был прав. Солнце горело огненной дырой по верхней линии кустарника, а сам кустарник под ним и вокруг той дыры также был золотым, отливал старым золотом, вся картина была золотистой. Но только... Он сам смотрел на неё прищурившись,склонив голову набок, то в одну сторону, то в другую, сделал несколько мазков то тут, то там, и, наконец, отойдя далеко назад, сказал: - Не так уж и плохо, а? Неплохо.

Мне же подумалось, что она прекрасна, но неудачна, она была недостоверной.

Особенно неудачно получился кустарник, он совсем не был похож на кустарник. Я так и сказал. Он засмеялся, и ответил мне словами, которые мне запомнились навсегда.

- Ты видишь кустарник и спекшуюся грязь. Всё так. Они тут и есть. Здесь есть многое, и каждый видит то, что ему нравится как в этой, так и в любой другой сцене. Я же вижу цвета и свет, прекрасную гармонию цвета и света.

Теперь и я уж больше не видел кустарника, это больше не было спекшейся грязью, которая привлекла меня сюда играть, и я ему так и сказал. Я вспомнил, что в первый раз, когда я приехал сюда, я это увидел, но затем... потом...

- Ну, - подбодрил он меня, - что же ты увидел после?

И я попался. Я сознался, что видел индейцев, сарацин, слонов, и... он не стал смеяться. Засмеялся отец, но не художник. Г-н Марпл сказал, что если я стану художником, то мне следует рисовать индейцев или диких зверей... - Если ты увидишь здесь в кустах принцессу, то её надо рисовать. И это мне было понятно.

- Только ваш золотистый свет действительно есть тут, - заметил я, - а вот моих индейцев нет.

- Твои индейцы там же, где и моё золото, - ответил он, - там, где и находится вся красота, у нас в голове. Все мы рисуем то, что нам видится, так и должно быть. Талант художника состоит в том, чтобы видеть красоту во всём, а дело его заключается в том, чтобы дать другим увидеть её. Я показываю тебе золото, ты мне показываешь романтику в кустах. Мы оба художники, но каждый в своей плоскости.

Отец купил ту картину, а мать устроила мне уроки рисования. В то время я собирался стать великим художником, я собирался наполнить пойму Америкэн-ривер... тем, что увижу там. Но учитель рисования стал учить меня совсем не так, как г-н Марпл. Я не смог научиться копировать другие рисунки, и из всего, что я рисовал, хорошим назвали только группу конских голов. А мать всё настаивала, чтобы я продолжал, она посылала меня на уроки рисования точно так же, как и на урокимузыки, ещё долго после того, как я утратил всякий интерес к ним, и у меня пропало желание этим заниматься. В этом состоял её руководящий принцип в образовании: дети должны попробовать всё, у нас не должен был пропасть талант. Ни один из них.

Практическим же результатом того визита г-на Марпла стал несколько иной, хоть и схожий факт. Мне надлежало получить урок, но не в рисовании, а в видении. У нас поселился сын г-на Марпла, Чарли. Возможно, художник потому и приходил к нам. Во всяком случае, после него приехала г-жа Марпл, от неё я узнал, что её сыну, мальчику чуть постарше меня, посулили место пажа на следующей сессии Законодательного собрания штата. Она присматривала ему место для проживания, дом, где бы о нём заботились. "Не хочется ли мне иметь приятеля?"

Да хочется ли мне? Я был просто в восторге. Я покажу ему все известные мне места, а он покажет мне Законодательное собрание. Но что это такое паж? В моих книжках встречались пажи, это были мальчики при дворе на службе рыцарей и дам.Но паж в Законодательном собрании, что это такое? Рассыльный, сказали мне, мальчик, разносящий документы и бумаги от одного члена собрания другому в здании Сената.

Меня заинтересовали Капитолий, Законодательное собрание, правительство. Я стал больше читать об этом, задавал всем вопросы на эту тему, стал ходить в Капитолий, и как всегда, составил себе некое представление о механизме правительства. Да, я также составил себе в уме портрет Чарли Марпла, составил его из того, что прочёл в книжках и видел на картинках о пажах при дворе.

Когда же Чарли приехал, то он оказался столько же похож на мой портрет, сколько эскиз его отца был похож на мою пойму реки, а что касается Законодательного собрания... Чарли оказался заурядным мальчиком, слабым физически, вовсе неграциозным или привлекательным, и его вовсе не столько интересовала политика, сколько мой пони. Ему рассказывали о нём, он надеялся покататься, и когда мы вместе отправились в стойло, его ожидания сбылись. Он осторожно положил руку на круп пони и повернул ко мне лицо, светившееся от удовольствия.

- Но ведь я не умею ездить, - сказал он. - Никогда в жизни не сидел верхом на коне.

- Ну это просто, - заверил я его и тут же подсадил его на спину пони тут же в стойле. Когда это показалось и ему просто, я отвязал лошадь и стал водить её по двору, пока Чарли не научился сидеть на ней без того, чтобы просто висеть, держась за гриву. Он был очень счастлив после этого первого урока, а я был горд.

Я сел на коня и показал, как умею ездить сам, туда и сюда, вокруг квартала любым аллюром. "Видишь, как просто?"

Нам нужно было сходить в Капитолий и в лобби гостиниц, чтобы узнать о его назначении, которое ему было только обещано, и я тревожился, я-то уж знал, что такое обещания. Я пошёл с ним, и теперь он в свою очередь показал мне кое-что.

Он вроде бы знал о политике столько же, сколько я о верховой езде, но его больше интересовала верховая езда, чем Законодательное собрание. Он ещё и ещё раз заставлял меня повторять, куда мы поедем: вниз по реке, вверх по реке, за город, к эстакаде с мостом, к ловушкам на бобров. С его назначением долго тянули, и я всё удивлялся почему. Законодатели уже были в городе: Сакраменто был просто напичкан ими, а Законодательное собрание всё никак не собиралось. Почему?

Чарли с равнодушным видом пояснил мне, что они "организуются". Нужно было "создать" комитеты, и будет распределение многих жирных кусков, назначать будут не только рассыльных, но и клерков, парламентских приставов, всех, их сотни, и всё же мест не хватит. К примеру, мальчиков, которым обещали место рассыльного, втрое больше, чем самих мест, а место это было всего лишь мелочью. Рассыльный получает всего лишь 10 долларов в день. Некоторые места оплачиваются гораздо лучше, да к тому же ещё был кое-какой навар.

- Все зависит от того, кто получит место спикера, - объяснил Чарли. Поехали кататься.

- А ты не боишься, что тебя не возьмут? - озабоченно спросил я.

Его это не беспокоило. Его "спонсор" был руководителем республиканской железнодорожной группировки в Сан-Франциско, которая наверняка получит место спикера и таким образом всю организацию Палаты. Они могли бы заполнить все места своими людьми, но, разумеется, им придётся отдать кое-что и железнодорожной группировке демократов и "подкормить" слегка оппозиционных республиканцев. И это была "хорошая политика".

Итак, мы отправились кататься верхом, вдвоём на одной лошади. Я сидел впереди, Чарли держался сзади, обхватив меня за пояс. Он был рад этой задержке. До тех пор, пока начнутся заседания, мы можем играть каждый день вместе, а зарплата его тем временем накапливалась - 10 долларов в день! Меня впечатляла эта сумма.

Мальчик, получающий 10 долларов в день, это было просто чудо для меня, никогда не получавшего более гривенника за один раз. А Чарли об этом почти не думал. Его мысли были заняты пони, тем, как научиться ездить, осмотреть реки и окрестности, тем, чтобы поиграть в индейцев или крестоносцев, тем, чтобы ловить бобров.

Жаль, что не могу вспомнить всё, что с нами было в ту зиму. Это было откровение, для меня это была революция. Чарли назначили рассыльным, все мы отправились на открытие сессии, где с соблюдением всех приличий был избран спикер (как будтобы ничего не было "подстроено"), произносились речи (как будто бы спонтанно), были зачитаны списки членов комитетов и оглашена вся организация (как будто бы всё это не было "утрясено" в течение многих дней и ночей до этого). Затем я понял, почему Чарли не интересовала зарплата: он не получал из неё ничего, она целиком отсылалась домой, и в кармане у него было денег не больше, чем у меня. Я также понял, что законодательное собрание - это вовсе не то, о чем мне говорили отец, учителя, о чём думали взрослые. Это было даже не то, о чем говорилось в историях, которые я читал в книгах. В нёмбыло нечто таинственное, точно так же, как это было с искусством, да и со всем остальным. Всё было не так, как оно предполагалось, и это мне было непонятно. И больше всего меня беспокоило то, что никто из них особо не реагировал на это противоречие. Я же тревожился. Помню, как я страдал, мне очень хотелось, мне нужно было устранить разницу между тем, что казалось, и что было на самом деле. Где-то что-то было не так, и я не мог этого исправить. И никто не хотел мне помочь.

Чарли всё время хотелось убежать подальше от Капитолия. То же самое и с законодателями. Они всё время откладывали заседания, то по случаю каждого праздника, по случаю воскресенья и субботы, и снова по случаю субботы, воскресенья ипонедельника. Поэтому нам удавалось поездить верхом, и мы не упускали этой возможности. Мы отправлялись в далёкие поездки на ранчо, вверх и вниз по речкам и даже за них. Чарли это не надоедало, он всегда готов был к исследованиям и романтике.Он воспринял дух моих игр в рыцарей или ковбоев. Он научился ездить верхом, он мог бы ездить и один, но и мне езда нравилась, так что он предпочитал, чтобы мы ездили вместе. Гораздо интереснее было разговаривать об ожидавших нас опасностях, и безопаснее было встречать их плечо к плечу. И мне нравилось в течение многих, многих дней играть так свободно.