Роберт Шнайдер - Ступающая по воздуху

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Ступающая по воздуху"
Описание и краткое содержание "Ступающая по воздуху" читать бесплатно онлайн.
Роберт Шнайдер (р. 1961) — один из самых известных австрийских писателей. Его первый роман «Сестра сна» (1992) переведен на 24 языка, экранизирован, по его мотивам поставлены опера и балет. «Ступающая по воздуху» (1998) — вторая часть романного цикла «Рейнтальская трилогия». Это повествование о жизни захолустного городка, оказавшегося в эпицентре глобальных коллизий.
В пути была еще одна оскорбленная душа — приземистая женщина в колоколообразном рабочем халате до пят. Таня Нагг. Из книжного магазина на улице Св. Варфоломея. Та самая дама, у которой Амброс Бауэрмайстер когда-то набрал уйму книг, даже не подумав расплатиться.
Не фантазия сводит людей. Здесь срабатывает неподзаконность жизни. И эта неподвластная законам жизнь намного изощреннее в своих фантазиях, нежели человеческая изобретательность.
Таня Нагг, поседевшая от зависти к жизненным удачам других, прогуливалась по набережной, двигаясь в сторону города. Ей почудилось, что из мягко плещущих прибрежных вод вздымается Колосс Родосский. Она вскрикнула. И этот крик мгновенно остудил теплую ванну. Так показалось Эгмонту Ниггу.
В ту же самую ночь их связали узы любви. Нигг проклинал свои тридцать пять писем, и с утра пораньше уже подкарауливал у почтового ящика курьера. Письма удалось вовремя перехватить.
Словно подростки, они болтали ночи напролет, и, как у подростков, у них пускались вскачь сердца, когда ладони сцеплялись пальцами. Целлюлозно-бледное лицо Тани Нагг за несколько месяцев налилось прямо-таки мальчишеским румянцем, а сутуловатая фигура вдруг приобрела строго вертикальную стать. У нее не было тайн от Эгмонта. Она рассказала ему повесть всей своей жизни. Печальной жизни. Полной упущений, полной нерешительных шагов и желаний. Не ее, чужих желаний — матери, мужа, желаний детей, желаний соседей. Она ведь родом из Граца, а в Граце каждый отец — мучитель своих детей.
Порой создавалось впечатление, что они состязаются в описании перенесенных страданий. В их речах было что-то от милого жеманства первой любви. И притом первой любви пятидесятилетних. Во всяком случае, они были счастливы и уже ни минуты не могли прожить друг без друга. Шествуя под ручку и показываясь на людях, они как нельзя лучше соответствовали клише интеллектуальной четы. Он весь в черном и в массивных очках. Она — вся в черном и в массивных очках. Так как к двухмесячному юбилею их совместной жизни Эгмонт преподнес Тане точную копию своих очков. Такими их видели в городских кафе, где они беседовали о литературе, например, подобным образом:
— А Достоевский, Эгмонт?
— Великолепно!
— Вот именно.
— Надо бы только его подсократить.
— Да!
— На самом деле надо сократить у него все.
— Неужели?
— Прежде всего романы.
— Ах, какая прелесть говорить с тобой о литературе.
— Пора прополоть всю мировую литературу.
— О, как я люблю тебя за твой радикализм! Ну-ка целуй!
— Сперва ты.
— Я просто схожу с ума.
— Ах, малютка! Если бы я мог себя выразить в слове.
— Ты бы разил наповал. Разве не так?
Отныне они были неразлучны, и он просветил ее насчет искусства и литературы. Сама она еще девочкой обладала особым чувством слова, даром слова. И одним из многих ее желаний было желание стать литературным критиком. И вот он исполнил это желание. Он сделал ее своей помощницей в литературных делах. И теперь они вместе работали над заметками, размышлениями и комментариями, посвященными культурной жизни долины, и печатали их за подписью Ниггнагг.
Престарелый издатель Хансмариус Зот сидел в своем стеклянном домике, наслаждаясь круговым обзором ландшафта: от ледяных зубцов Кура и зарейнских далей до немецкого побережья Боденского озера. Когда его нос, напоминавший поваленную башню, пересекся с маяком у берегов Линдау, старика охватила тоска по дальним странствиям. Тоска по смерти. Одному из своих двенадцати сыновей (он называл их «мои двенадцать апостолов») он велел доставить подзорную трубу «Хабихт АТ 80», которую ему когда-то любезно преподнесла фирма «Сваровски» для более широкого охвата плюрализма мнений. Он прильнул к окуляру и уставился было на сверкающего в лучах августовского солнца льва у входа в гавань Линдау. И тут взор его помутился, и он начал проклинать вышеназванную фирму, подсудобившую ему какую-то дешевку с линзами, которые не прослужили и пяти лет. На самом же деле взгляд был затуманен слезой. Львиный монумент навел на мысли о собственной монументальности, и издатель газеты «Тат» и впрямь ощутил себя старым львом, возлежащим в ожидании смертного часа.
В тот августовский день он утратил все достоинства, из которых лепился авторитет издателя такого масштаба. Он потерял интерес к объективности, под которой понимал искусство интриги, вранья, манипулирования, вымогательства и доносительства. Он даже охладел к своим любимым игрушкам — «Тат» и «Варе Тат». На журфиксе в «Галло неро» он излил свою горечь земельному президенту Куно, выражаясь кратко и чеканно, как и подобает издателю газеты.
— Я сыт по горло.
Куно молча ковырялся в худосочном мясе устриц от Отелло Гуэрри, и его взгляд несколько размылся.
— Да, но… Кто же будет управлять долиной? — спросил он, откашливаясь.
— Неужели мне всегда все делать самому! — гремел Зот.
— А твои двенадцать апостолов? Разве не мог бы один из них?..
— Все они недоумки.
— Ну а, скажем, Фрицмариус.
— Он еще в школу ходит.
— Вульфмариус?
— Этот дебил-то?
— Нильсмариус?
— Для меня он умер.
— Эрнстмариус?
— Сутенер? Ты что, спятил, Куно?
— Не надо со мной так! Я же помочь хочу.
Президент продолжал перебирать «апостолов». Когда он дошел до Эдемариуса, старик прикрыл веки. Куно впился пальцами в салфетку, опасаясь нового грозового раската. Но старик не взревел.
— Куно.
— Только, пожалуйста, не кричи. Иначе будешь доедать десерт без меня.
— Позволь, я встану.
— ?..
— Дай я тебя поцелую.
Вот так (это чистая правда, и политика действительно немудреная штука) была решена судьба газет «Тат» и «Варе Тат». Через полгода издатель Хансмариус Зот скончался на восемьдесят восьмом году жизни.
В те дни, когда Эдемариус принял наследство отца, проходили выборы в рейнтальский парламент. Расклад получился — лучше не придумаешь. Самым могущественным представителем края стал весьма молодой человек, некий Бруно, коему Эдемариус — друзьям разрешалось звать его Эдемар — был до сих пор благодарен за то, что тот когда-то вступился за него, пятиклассника, и всей своей мощью отстоял его длинный нос, который пытался откусить один восьмиклассник, только за то, что Эдемар был сыном видной персоны.
Нет, политика и впрямь немудреная штука.
Первое крупное свершение Эдемара Зота на посту издателя состояло в том, что он для посмертного посрамления старика велел убрать искусственную флору в терракотовых горшках из пластмассы. Но у него были и более величественные замыслы.
Все его помнили тихоней. Грустным юношей, который в восемнадцать лет выглядел тридцатилетним, а в тридцать ему можно было дать все сорок три.
Стоять в первом ряду, произносить речи, открывать ежегодный праздник мирового значения натужным: «Привет рыболовам!» (старик всегда соблюдал ритуал) или разрезать ленточку на новом участке туннеля — все это было не для него. Во время парадных шоу он предпочитал держаться на заднем плане.
Несмываемым позором запятнал себя в его памяти тот день, когда на каком-то банкете отец поднял бокал и, подав вилкой сигнал «Silentium!»[35], вдруг неожиданно повернулся к нему.
— Прошу внимания! Мой девятый хочет сказать речь.
— Я не хочу говорить речь, папа, — пропищал он.
— Да уж куда тебе! — рявкнул старик.
От этого шока Эдемар и в самом деле уже не смог оправиться. Всякая публичность была для него сущей мукой. Когда в редакцию залетали важные птицы, проезжие австрийские политики, торговцы девочками из восточного блока, стареющие тенора, фотографу строго наказывалось не включать его в кадр. В крайнем случае он позволял фотографировать себя сзади. Он любил тишину Боденского озера, любил электронику и любил женщин. У него была тонкая душа. Господь Всевышний, как он любил женщин! Для старика они мало что значили, а для Эдемара — всё. В этом тоже можно увидеть протест против отцовского всесилия. Если отец всю жизнь оставался националистом до мозга костей, то сын рано принял решение радикально порвать с национализмом. Его космополитическая цель оформлялась как желание когда-нибудь одарить своей чуткостью и нежностью каждую из представительниц всех национальностей. В Лихтенштейне этот дерзкий порыв уже получил полногрудое поощрение, и Эдемар вовсю заигрывал со Швейцарией. Поэтому его вторая крупная акция состояла в том, чтобы окружить себя в стеклянном кубе редакции самыми очаровательными из дочерей долины. Это, по его мнению, могло бы повысить уровень морали и адреналина, снизить сонливость и утомляемость. Эдемар оказался прав. Когда по стеклянному дворцу редакции водили группу иностранных издателей и журналистов, в их глазах появлялся голодный блеск, вызываемый скорее порхающими туда-сюда аппетитными созданиями, нежели новейшей полиграфической техникой.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Ступающая по воздуху"
Книги похожие на "Ступающая по воздуху" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Роберт Шнайдер - Ступающая по воздуху"
Отзывы читателей о книге "Ступающая по воздуху", комментарии и мнения людей о произведении.