Леонид Кокоулин - В ожидании счастливой встречи

• Название: В ожидании счастливой встречи
• Автор: Леонид Кокоулин
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Пристрастный, взволнованный интерес к своим героям отличает повесть Леонида Кокоулина. Творческой манере писателя присуще умение с поэтической живостью изображать работу, ее азарт, ее вечную власть над человеком. В центре произведения — жизнь гидростроителей на Крайнем Севере.

За книгу «В ожидании счастливой встречи» (повести «Пашня» и «В ожидании счастливой встречи») автор удостоен третьей премии ВЦСПС и Союза писателей СССР в конкурсе на лучшее произведение о современном рабочем классе и колхозном крестьянстве.

---

Теперь Милентьев улыбнулся.

— После взрыва-то, Владимир Николаевич, придется студить грунт. А то завезем «теплый», смерзнется плотина.

— А я спорю? Я разве против этого? С тринадцатого карьера можно брать камень, хороший, крупный, мелкой фракции почти нет, не будет смерзаться. Пока грузим, везем, сгружаем, остывать будет.

— Можно поговорить с экскаваторщиками, — добавил Милентьев, — пусть лопатят.

— Можно, пусть перед погрузкой и лопатят. Мало экскаватора — два загоним, три…

— Я об этом думал, — поддержал Милентьев.

Фомичев с Милентьевым засиделись, и уже все, казалось, было обговорено, решено, и тут, как бы между прочим, Игорь Милентьев заметил:

— Не знаю только, кто будет монтировать мост?.. — Фомичев промолчал. Милентьев продолжил: — Специализированные организации отказались — письма есть. Нет подрядчика… Да и металлоконструкций моста, Владимир Николаевич, пока нет.

— На заводе мост. Это проблема, — совсем по-домашнему откликнулся начальник стройки. — Через всю Россию придется тащить этот мост. По железной дороге — куда ни шло, перевезем: двумя морями до Магадана — как-нибудь приплавим; а вот от Магадана, этой, будь она неладна, знаменитой Колымской трассой — пятьсот верст, тут придется попыхтеть. Комсомол, молодежь подключим… Ты давай, Игорь, раскручивай, запускай проект… Я сегодня что-то устал, да и немудрено: ночь ведь просидели, и вчера я с Москвой ночью говорил. — Фомичев поднялся, поднялся и Игорь. Они еще постояли, Фомичев вернулся, выключил свет.

Зима на севере надоедливая. Куда ни посмотришь, куда ни кинешь глаз белое безмолвие. Снег, снег, с ума можно сойти. И сошел бы, но вот к середине зимы по щербатой гриве горы скатывается солнце и падает за отполированный ветрами голец. И тогда снег притухает, а в распадках и вовсе гаснет и только поблескивает на самых дальних вершинах. И пока солнце будет огибать голец, снег замрет, набирая черноту, пропитываясь ею. И так до тех пор, пока солнце не вылупится из-за другого плеча гольца. Вот тогда и ударят радугой, вспыхнут ослепительным расцветьем снега, хлынут горячие ветры и погонят по склонам эти снега, белой пеной забурлят распадки. И будет яриться на Колыме высокий весенний паводок. Все это будет, а пока застыла Колыма, замерла, притаилась под глянцевой пленкой льда, будто ее и вовсе нет на Больших порогах.

…Хмурые, высотой в полнеба сопки сжимают реку черная туча зацепилась за гольцы и сомкнула небосвод, и темно от нее как в туннеле, и близко кажутся берега, вот-вот сомкнутся, рукой дотянуться можно, а подойдешь к прорану — от берегов лед стелется, а посредине открытой раной пульсирует незамерзающий перекат. Только ниже под перекатом сомкнулся лед.

Попробуй перейди Колыму по тонкому льду, а он и заноет, треснет, как оконное стекло, прострелят лучи по глянцу. Храбрец походит, походит под бережком, постучит наделает колом дырок во льду, река словно сквозь зубы почиркает в них воду — предупредит. Ходок промочит валенки и, прилипая ногами, заспешит к окатышам на берег. Посидят мужики, покурят — и по домам. А завтра найдется смельчак, поперек реки навострится; крадется, крадется, смотришь, и перебежит с одного берега на другой. Так поодиночке и попадали на основные сооружения механизаторы-строители.

А через день-два устоится лед и потянутся от автобусов цепочки строителей через Колыму. Еще через неделю проскочит ЗИЛок с бетоном. Спустя месяц по всей реке задымят БелАЗы, КрАЗы, тягачи санями повезут строительный материал, оживет котлован. Работают строители, спешат, а сами все поглядывают на гору, из-за которой должно показаться солнце. И чем ближе к весне, к паводку, тем тревожнее будет на том берегу, на основных сооружениях.

Торопливо бегут, мягко и неприметно для слуха и словно на заячьих лапах дни за днями. И в сумятице, торопливости этих дней время бесшумно, тихо, словно охотник за зверем, застает тебя врасплох. Так подступил и свалился словно снег на голову гидростроителей проект на постройку моста через Колыму. А все, казалось, шло по намеченному годами пути. Как считали строители, где-то там, на материке, специализированные мостостроительные организации разработали проекты, заготовили металлоконструкции и в один прекрасный день объявятся на реке Колыме. Трудовой порыв — и перекинут через Колыму мост, и получай, гидростроители, завози оборудование, трансформаторы, монтируй агрегаты и пускай гидростанцию в установленные правительством сроки. И казалось, жизнь моста скрывалась где-то тут, рядом, за поворотом, и строители ждали и надеялись, не сегодня-завтра покажется груженый автопоезд с металлоконструкциями, всевозможными приспособлениями для возведения моста. Но автопоезд все не шел и не шел. Проглядели все глаза и стали уже терять надежду. И вот когда осталось считанное время, меньше двух лет, до пуска гидростанции, первых ее агрегатов, строителям выдали проект на постройку моста и сказали стройте сами.

Строители забили тревогу. По проекту мост должен ползти с одного берега на другой восемнадцать месяцев. Даже с крепкими нервами люди впали в отчаяние.

Фомичев гулко ходил по кабинету, то и дело задевая палас негнувшимися ногами. Он, казалось, с усилием отбросил какую-то мысль и наконец остановился перед Милентьевым, облизывая языком пересохшие губы.

— Мы отказываемся возводить мост на пилонах — методом надвижки. Заменим надвижку плотиной и на ней соберем мост. Ступай к себе отдохни, завтра поговорим.

Милентьев уловил мысль, и река перед ним обнажилась, он увидел дно, лед, плотину и мост на этой насыпи.

— Зачем завтра, можно сегодня поговорить, — возразил Милентьев.

— Хорошо! — согласился Фомичев и снова заходил из угла в угол. И Милентьев глазами следил за Фомичевым, но уже заинтересованно. И ждал, и снова возвращалась потерянная надежда. Фомичев в очередной раз уже было прошел мимо Милентьева, но тут же резко вернулся и, как бы продолжая спорить или мыслить вслух, с нажимом сказал: — Как только мост обопрется на опорные быки, тут же убрать насыпь. Всю эту работу я рассчитываю осилить за четыре месяца, до паводков, вместо восемнадцати. — От его острого лица на секунду отхлынула кровь, и оно стало прозрачно-бледным. — Садись, — он ткнул пальцем на стул, хотя Милентьев и так сидел. — Будем разрабатывать проект по установке моста.

Милентьев встал, но почувствовал, что пол уходит из-под ног, снова опустился на стул. Фомичев не заметил, что Милентьеву плохо, продолжал свое:

— Войдем со своим предложением в проектную организацию. Придется, Игорь Александрович, не поспать, весь свой отдел настропали, — и взял сигарету.

— Мне можно идти? — спросил Милентьев и встал.

Фомичев видел, как Милентьев непослушными ногами шел к двери, и подумал: «Надо бы мужика не за проект усаживать, а на недельку отпустить на охоту, пусть бы с ружьишком побродил или посидел бы на свежем воздухе, окуней из лунки подергал на озере».

Фомичев подровнял около стола стулья, вытряхнул в урну пепельницу.

— Ну да ладно, — успокоил он себя, — отстрадуемся, на месяц отпущу его на волю, пусть хоть рыбачит, хоть на лыжах катается — не буду трогать.

Фомичев взял со столика пепельницу, потушил свет и сел в глубокое мягкое кресло. Огонек сигареты вздрагивал, светился, многоступенчато отражаясь в черно-синем оконном проеме.

Работа над проектом моста захватила не только Фомичева и технический отдел, подключились и производственники, плановики и даже бухгалтерия. Все управление строительства крутило арифмометры, бряцало счетами, рисовало, чертило. Ездили на карьеры, смотрели грунт, долбили на реке лед. Измеряли, изучали. Наконец проект осилили. Снесли все бумаги в кабинет Фомичеву, на большом столе разложили. Отобрали нужное. Запечатали свои расчеты в большой из плотной коричневой бумаги пакет, залили сургучом, поставили гербовые печати по углам и одну печать посередине и послали в Ленинград, в институт Ленгидропроекта им. Я. С. Жука.

Милентьев в этот день красным фломастером округлил в настольном календаре дату и никак не мог успокоиться. «А вдруг пакет не дойдет, — ловил он себя на мысли. — Но куда ему деться, не было еще случая, чтобы терялись ценные бумаги, — успокаивал он себя. И каждый раз, едва переступив порог, вместо приветствия спрашивал у секретаря:

— Нет ничего?

Милентьев уже девять красных кружков нарисовал на своем календаре, десятый он заштриховал черным карандашом. Не выдержал и Фомичев: вызвал к себе Милентьева.

— Напишите еще, потребуйте! Надо же нам знать истину в конце концов… — Фомичев задумался. — Неужто по дороге застрял пакет? Или затеряли в институте? Тут что-то не так. Как ты думаешь, Игорь Александрович?

— Не думаю, Владимир Николаевич, времени вот только жалко…