Леонид Кокоулин - Колымский котлован. Из записок гидростроителя

• Название: Колымский котлован. Из записок гидростроителя
• Автор: Леонид Кокоулин
• Издательство: Профиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Большая трудовая жизнь автора нашла правдивое отражение в первой крупной его книге. В ней в художественной форме рассказывается о первопроходцах сибирской тайги, строителях линии электропередачи на Алдане, самой северной в нашей стране ГЭС — Колымской. Поэтично изображая трудовые будни людей, автор вместе с тем ставит злободневные вопросы организации труда, методов управления.

За книгу «Колымский котлован» Леонид Кокоулин удостоен премии Всесоюзного конкурса ВЦСПС и СП СССР на лучшее произведение художественной прозы о современном советском рабочем классе.

---

— Можно подумать, вы одни только и работаете, — зарываясь в бумаги, отвечает хорошенькая девушка в беличьей шубке. — Ну, что вы на меня так смотрите? Будто у меня в кармане ваш металл, кислород. Не верите, спросите самого Пыжика.

Что-то мне не нравится в этом Пыжике. Это ведь он докладывал Юрьеву, что металл есть.

— Никому мы ничего не докладывали, — Пыжик невозмутим.

Хватаю телефонную трубку и прошу Юрьева. Начальник снабжения Пыжик, поерзав на стуле, берет у меня трубку. Разговор односложный, по «акам» да «дакам» ничего понять нельзя. Отдает трубку мне. Юрьев ничего знать не хочет. Когда выйдет тяжеловес?! Я ему свое, он свое. Он мной недоволен, я — им.

У Пыжика вид — будто в лотерею выиграл. Что с них, со снабженцев, взять?

Иду к дорожникам. Металлу у них — гора. Не верят на честное слово, что верну, и бумагам с печатями не верят. Хорошо, что знакомый дорожник подвернулся — поручился. Дали немного листа и даже не запросили ничего взамен. Редкий случай!

Забираю лист и везу на монтажную площадку. Слесари довольны, тут же выкладывают металл на брус, размечают. Карл Францевич тоже ползает по листу. Дощечки проволокой к коленям прикрутил, чтобы колени не поморозить, и скользит, как на лыжах, в одной руке мел, в другой — линейка. Василия Андреевича не видел со вчерашнего дня. Четыре «Стратега» уже расконсервировали, их обкатывают — возят из порта утеплитель. Славка со своим экипажем в кузницу забрался, заделывают на тросы кольца и крючья.

— Списывать, дед, придется, — трясет он набухшей от гудронированной смазки робой.

Кузнец отковал, нагрел и бросил в бак с водой искрящийся золотыми звездочками крюк, наклонился ко мне:

— Надо тебе самому на центральную базу. Темнят они что-то, чует мое сердце.

В кузницу заглядывает Федор.

— А я вас ищу.

Выходим на улицу.

— В Магадане на заводе работает мой однокашник, — говорит Федор. — Может, к нему наведаемся, попросим электродов?

Садимся в бензовоз и едем на завод.

Однокашник Федора — главный инженер завода, — пожилой и, как мне показалось, не очень общительный человек — сразу перешел к делу:

— Мы вам качественных электродов, вы нам — арматурной стали, устраивает? Кислороду тоже дадим, или деньги перечислите или разбогатеете — вернете.

Арматурная сталь самим позарез нужна, а что делать? Звоню Юрьеву, объясняю, так, мол, и так. «Хорошо, — говорит Юрьев, — не возражаю». Пока оформлял бумаги, пропуск, подъехал Поярков. Уже басит в проходной, светится в окошечке чисто выбритым лицом.

— Оперативно работаете, — одобряет главный инженер и велит приемщику показать весы.

Электроды уже взвешены, уложены в ящики. Тут же баллоны с кислородом, голубые, словно снаряды.

Василий Андреевич свез на весы арматуру, разгрузился, подрулил впритык к ящикам и помогает нам их погрузить. Машина высокая, едва дотягиваемся с ящиками. Баллоны завертываем в брезент и грузим рядом.

— Нарушаю правила, — говорит Поярков, — машина не оборудована. Остановит инспекция — в лучшем случае дырка, а то и права отберет.

На проходной вахтерша просто наколола пропуск на штырь и кнопкой отворила ворота.

Как мы ни торопились, а на монтажную площадку приехали уже ночью. Теперь, правда, круглые сутки — и днем с огнем — ездим с зажженными фарами. Мороз, туман — хоть лозунги на нем пиши.

Карл Францевич домой не ушел — нас ждал. Сарайчик уже распахнут, и дверь придерживает палочка. Там, в сарайчике, у него всякая мелочевка — инструмент, домкраты, болты, гайки. Сгружаем электроды в сараюшку, баллоны под навес. Сгружаем аккуратно, Карл Францевич не любит, как попало. Он навесил на сарайчик замок, ключ спрятал в карман.

— Ну, так как, други мои, ко мне, на стаканчик кофе?

— Спасибо, Карл Францевич, беспокойство вам…

— Никакого беспокойства, это только приятная обязанность. Погреемся и… Не займет много времени.

— Уважить надо, Антон, — сдался Василий Андреевич.

Пока Василий и Федор хлопотали около своих машин, устраивая их на ночь, мы с хозяином готовили ужин. Вернее, это делал Карл Францевич, а я рылся в книгах.

Когда в дверь ввалились Федор в Василий, на столе уже лежал большой кусок оленины и стояли фарфоровые чашечки — немудреный холостяцкий ужин.

Карл Францевич был тих и приветлив. Говорил негромко, двигался осторожно. Разлив по чашечкам кофе, деликатно подставил нам стулья, а сам осторожно присел на край кровати, чтобы не потревожить пружины.

Половину его небольшой комнаты занимали чертежная доска и стеллажи с книгами. Еще в день приезда, отдыхая у Карла Францевича, я просмотрел его библиотеку. В основном у него справочники, технические книги и мемуарная литература.

Федор нарезал мясо пластинками, побросал на него толченый с солью чеснок, и мы придвинулись к столу поближе.

— А толковым оказался этот ваш знакомый, магаданский инженер.

— Толковый, говорите? Выходит, так: дал — толковый, не дал — бестолковый?

— Правда, правда, добрый мужик, ничего не скажешь! — не поняв интонации, поддержал меня Поярков.

— А вот давайте рассудим, — отставляя кофе, начал Карл Францевич. — У нас нет электродов, а у него есть. И он может дать или не дать — взаймы или за деньги — не суть, и его никто не может заставить это сделать, так?

Василий Андреевич согласно кивает и наяривает за обе щеки мясо. А кивает он оттого, что ему кажется, будто обращаются именно к нему.

— А ведь, казалось бы, — продолжает Карл Францевич, — если ты лишку ухватил, тут тебе и красный сигнал. Да и, в конечном счете, дело-то выполняем общее, он, как гражданин, не должен допустить простоя соседа, так как от срыва в работе страдает все общество, верно? А вот что можно предъявить такому человеку? По закону?

— Бороться с такими надо, народный контроль для чего? — выпаливает Поярков.

— С кем бороться? Он же преступления не совершил, приобрел электроды для коллектива, не для себя лично, аккуратно сложил их на полку — формально никаких претензий не предъявишь. Вот к такому «товарищу» мы и идем на поклон, а он с нас шкуру снимает, и мы же ему благодарны. И называется это — деловой контакт.

— Правда, белиберда получается… — говорит Василий Андреевич, — а ведь серьезно, Антон, ты посмотри — что у нас получается, — и, угадав намерение хозяина, прикрыл чашку ладонью, — спасибо, больше не могу, а то не засну.

— Ты мне лучше объясни, Карл Францевич: человек нас выручил, а если разобраться — обобрал. Где тут собака зарыта?

— Вопрос сложный. Скажем, надо построить дом. Утвердили план, разверстали. Под план и надо дать все необходимое: кирпич, доску, шифер, технику и так далее. Все точно на один дом, и ни гвоздя больше, и ни шурупика меньше! Ввод по графику. Ясно?

— Ясно-то ясно, только так не бывает. Вы все, Карл Францевич, берете идеально.

— Да, но к идеальному надо стремиться. Социалистическая система хозяйства в основе своей и имеет принцип планового ведения хозяйства, в этом и преимущество ее. А плановые органы наши еще недорабатывают, отстают. Но надо стремиться к идеальному! — Карл Францевич опять повысил голос. Затем помолчал, вздохнул и сказал: — А вообще, все это прописные истины, друзья мои. — И тут же предложил: — Еще по чашечке?

— Да спасибо, Карл Францевич, мы и так засиделись, Славка, поди, извелся, ожидаючи.

Федор и Карл Францевич провожают нас до дверей. Я выхожу, а Василий еще договаривается с Федором о делах на завтра.

Небо вызвездило. На горизонте четкая, изломанная линия гор. Василий размашисто догоняет меня.

— Ты заметил, Антон, как они дружны — Федор и Карл Францевич, как относятся друг к другу, можно подумать, кровные братья.

— А может, они и есть братья, почитай, на севере лет двадцать вместе.

— Ну, сейчас Вячеслав Иванович нам задаст, — сказал Василий, когда мы подошли вплотную к вагончику. — Ты только про кофе ни-ни, — Василий приставил к губам палец, — обидится! Скажем — на работе задержались.

И Василий толкнул дверь.

— Ну, где вы шляетесь, ведь договаривались, дядя Вася? — начал с упреков Славка, только мы переступили порог. — Второй раз кашу разогреваю! В кино-то пойдете? Про «зори тихие». Пойдете? Опаздываем.

— Мы что, рыжие? Пойдем, Антон, да?

Славка тащит кастрюлю на стол, на ходу жует.

— Переодеваться ни к чему, — говорит Василий Андреевич, но все же надевает черный выходной полушубок. — Не забудь, Слава, билеты.

— А кашу?

— Ничего, придем, съедим.

И мы жмем на пятой скорости, только снег под пятками постанывает. Проскакиваем в двери под третий звонок. Зрители сидят веером. Зажглись красные транспаранты — «выход». Я прочел: «дохыв». А Василий недовольно покрутил головой: