Лариса Тараканова - Шкатулка

• Название: Шкатулка
• Автор: Лариса Тараканова
• Издательство: Современник
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1986

Основная тема произведений москвички Ларисы Таракановой — светлый и одновременно тревожный мир первой любви с ее радостями и драмами. Ряд рассказов посвящен семейной жизни. В них писательница исследует женские характеры и взгляды современных женщин на проблему личного счастья.

---

— У вас поворачивается язык говорить такое, — Николая Петровича кинуло в жар. — Вы приходили к нам, разговаривали о поэзии, о современном искусстве. Вы очень красноречиво говорили, я помню… что-то такое о Рильке, о немецком романтизме. Она решила, что вы очень умны. В ее понятии ум и человеколюбие равнозначны. Как же вы можете так говорить? Вы отдаете себе отчет?

— Давайте без назиданий! Я прекрасно знаю, что говорю. Вам нужен зять? Ищите его в другом месте. Мне до вашей неврастенички дела мет.

— Ну, дела! — усмехнулась девушка. — Профессорскую внучку замуж не берут. Небось в детстве зернистой икрой вскармливали, лелеяли бедную. Вот и вырастили деточку: подайте ей все на блюдечке. И жениха тоже. Ну, дела!

— Вы… — Николай Петрович запнулся. — Это пошло, что вы говорите.

— Неужели? Значит, в точку попала!

— Жанна, уймись! — рыжий положил руку ей на плечо и, видно, крепко сжал.

— Щас двину по сусалам, будешь знать, как за профессорскими дочками таскаться за моей спиной! И нечего на меня так вылупляться. Хорош тоже!

Они стали браниться друг с другом. И было видно, что это у них не впервые.

«Глупый, глупый старый дурак! Куда меня понесло? Что я могу? Я их не понимаю. Они марают друг друга. Мне не ровняться с ними. Но… почему Катя? Что она в нем нашла? Зачем он ей? Эта девица с грязными волосами…»

Николай Петрович шел по улице неизвестно куда — подальше от того дома. Горло перехватило, глаза плохо видели. Улица была прямая и пустая — ни скамейки, ни парапета, чтобы присесть или опереться.

В метро ему сделалось душно.

Перебирая руками по стене, он добрел до скамейки в конце зала. Но скамейка вся была занята. Он подождал. И когда подошел поезд, скамья освободилась. Он сел, расстегнул ворот, задержал дыхание, чтобы переждать колющую боль в груди.

— Не подскажете, как на Колхозную попасть? — спросил его человек с тяжелым рюкзаком за плечами.

Николай Петрович поднял на него глаза, открыл рот, но, не сумев пересилить боль, отрицательно покачал головой.

Люди торопливо входили и выходили из вагонов, толпились рядом, задевали сидящего сумками, иногда извинялись, и никто не обращал внимания на его бледное перекошенное лицо.

Он вспомнил маленькую встревоженную Катю с птичьей скорлупкой в руках. «Он погиб?» — спрашивала она о птенчике. Дед успокоил ее, сказал, что птенец вывелся, а скорлупка выпала из гнезда. Ему не хотелось огорчать внучку, он догадывался о печальной участи малыша — уж больно активно кружила над лесом пара черных ворон, плотоядно каркая на всю округу.

— Где ты был? Мы обыскались. Ты ездил в город? Что с тобою, Коля?

Галина Николаевна встретила его уже в сумерках.

Он попросил чаю с бородинским хлебом.

Он пил чай и прислушивался.

— Что, Катя уехала?

— Да, — ответила жена. — У них какая-то экскурсия или поход. Я одобрила. Пусть развеется.

— Денег дала?

— Дала немного. Маша с Мишей ей прислали тоже зачем-то. Кажется, для этой экскурсии. Коля, я прошу, не бери в голову. У девочки будут еще увлечения… это естественно. Она впечатлительная. В этом все дело.

— Дело в том, что она не разбирается в людях. Ты женщина, ты не смогла объяснить ей чего-то необходимого… ну, я не знаю, как сказать.

— Бесполезно.

— Она, неопытна.

— Ей опыт будет — шрамы и ссадины.

— Без этого!

— Иначе не выйдет. Это участь всех.

— Ты сегодня жесткая. Я давно тебя не помню такой.

— А какой ты меня вообще помнишь?

— Помню в серой шубке с чемоданом в руках, когда ты уходила от меня к этому летчику.

— Ни к кому я от тебя не уходила.

— Как же, я помню.

— Тебе говорила, что ухожу к другому, а сама ночевала у мамы, чтобы тебя помучить.

— Я был спокоен. Мария Тимофеевна мне звонила и все рассказывала. И про летчика тоже.

— Ничего ты не знаешь! У меня был поклонник — директор загородного ресторана. Он был готов для меня на все.

— И ты столько лет таилась, несчастная?

— Я счастливая. У меня ты.

— Только и всего?

— С меня достаточно.

Через неделю от Кати пришла открытка с видом старинного русского города Костромы. На обороте было написано: «Одна глупая дура любуется красотами и просит прощения у старенького ежика».

— Как ты думаешь, — спросил Николай Петрович у жены. — Она там винишка не испробовала?

— Пусть испробует! — пригрозила жена. — Я ей косицы-то надеру!

Белая лошадь

Марк Андреевич позвонил сразу после окончания телепрограммы «Время»:

— Ну, Лизонька, поздравляю! На фестиваль едешь ты. Лисовская сама отказалась. Ей светит Австралия. Так что Париж — твой.

За минуту до звонка Лиза уже почувствовала, что должна это услышать. Она даже не удивилась своей интуиции. Напряженное ожидание в течение последних дней утомило ее, и она уже готова была ко всему. «В конце концов о чем речь? Ну не поеду на музыкальный фестиваль. Ну не выступлю, не получу приза. Жизнь на этом не остановится. Хуже играть не стану». Она уговаривала себя, усмиряла фантазию. Но в глубине сознания таилась надежда: «Поеду. Выступлю. Покажу класс!»

И вот — разрешилось. Теперь все зависит от нее самой.

— Марк Андреевич, дорогой, если бы не вы, я бы никогда ничего не достигла. Вы самый замечательный педагог на свете. Вы больше. Вы… — она перевела дыхание.

— Да уж ладно, — прервал ее наставник. — Ты можешь. Я в тебя верю и все сделаю, чтобы ты не застряла на полпути.

— Вы столько для меня сделали, я даже не знаю, чем смогу вас отблагодарить.

— Фу, какие речи-то! Привезешь мне «Жилет», а то мой уже рассыпается. Это бритва безопасная, — пояснил он.

— И «Жилет», и все что скажете. С огромным удовольствием.

— Ну и хорошо. Ладно. Это все не главное. Сейчас от тебя знаешь, что нужно?

— Я вас внимательно слушаю.

— Сейчас берись за Бартока. Вторая часть у тебя слабовата. А в ней как раз смысловой узел. Самое эффектное место. Осилишь — твоя победа. Сейчас соберись. Сосредоточься на главном. Все остальное, разные там домашние дела и прочее в сторону. Отбрось. Забудь. Ты и музыка. Больше ничего. Поняла?

— Да. Все поняла. Бартока я даже во сне играю.

— Молодец, — одобрил Марк Андреевич и сделал паузу. — Ну, а как там Никита?

Лиза ждала вопроса, понимала, что наличие Никиты с некоторых пор нарушило идеальное сплочение учителя и ученицы: послушная девочка несколько недель тому назад обрела нового покровителя — никому ничего не сказав, вдруг выскочила замуж и стала неприкосновенна. Птенец, на которого можно было прикрикнуть или просто дать подзатыльник, вдруг стал персоной. Марк Андреевич принял новость почти равнодушно, но что-то в нем изменилось: он перестал водить ее в кафе на Арбате, где за чашкой кофе рассказывал ей о великих музыкантах прошлого.

— Никита в Озерках. Принимает новую партию скаковых лошадей.

— Как! — деланно возмутился учитель. — Еще не смолкли свадебные гимны, а он уже уехал от молодой жены?

— Всего на две недельки, — уточнила Лиза. — Зато можно заниматься сколько хочешь, ничто не отвлекает.

— Ты права, семейная жизнь много сил отнимает.

Лизе сделалось неловко, намек ей показался двусмысленным. Ее вообще коробило от каких-либо разговоров о «новом жизненном этапе». Одно только выражение «интимные взаимоотношения» кидало ее в жар. Когда бабушка Вера выложила перед ней свадебный подарок, ослепительно розовый комплект постельного белья с вышивкой в виде белых лилий, внучка пришла в такое бешенство, что бедная старушка чуть не выкинула сверток в мусоропровод. «Ей-богу, она у нас диковатая», — решили женщины, мама и бабушка, и стали осторожнее с невестой. Теперь же надо было сдержаться, пропустить мимо ушей. Как-никак — руководитель. Помогает ей, «проталкивает» сквозь густую толпу соперников.

— Я буду заниматься, Марк Андреевич. Я буду очень стараться.

— Ну вот и замечательно.

Лиза положила трубку, посмотрела на себя в зеркало, оценивающе прищурилась и сказала: «Ну, Никитушка, теперь моя очередь блеснуть!»

…С Никитой они познакомились, как ни странно, прямо на улице. Выйдя из института, она решила зайти в булочную, на углу и там съесть слойку с повидлом, потому что институтский буфет уже закрылся, а под ложечкой сосало.

Она шла и ни о чем не думала. В голове еще гудело, звенело от услышанной и проигранной за день музыки. Музыкальные фразы роились и лезли одна на другую — не было сил избавиться от них.

— Девушка, а девушка! Что это у вас такое большое? — трое парней шли рядом и явно желали повеселиться.

— Эдик, она нас игнорирует, — сказал один.

— Она язык проглотила, — сказал другой. — Девушка, покажи нам язык, а то мы обидимся.

— Ну вас! — отмахнулась Лиза и прибавила шаг, но громоздкая виолончель в кожаном футляре сковывала движение.