Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

• Название: Земная оболочка
• Автор: Рейнолдс Прайс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

Роман американского писателя Рейнольдса Прайса «Земная оболочка» вышел в 1973 году. В книге подробно и достоверно воссоздана атмосфера глухих южных городков. На этом фоне — история двух южных семей, Кендалов и Мейфилдов. Главная тема романа — отчуждение личности, слабеющие связи между людьми. Для книги характерен большой хронологический размах: первая сцена — май 1903 года, последняя — июнь 1944 года.

---

Таковы мои ответы, повторяю, мне они кажутся правдивыми. Я отвечаю на твои вопросы столь серьезно и исчерпывающе, потому что ты задал их мне с такой серьезностью. Ты воспользуешься ими по собственному разумению, но — понадобятся они тебе или нет, когда, где — всегда помни, что я тебя люблю.

Целую,

Мама.

Если бы домашние знали, что я пишу это письмо, они послали бы тебе приветы и поцелуи. Папа спрашивает про тебя несколько раз на дню. Рина, без сомнения, писала тебе об этом, так же как и обо всем, что у нас произошло нового. Сильви, наверное, скучает без тебя больше всех. Она в плохом настроении, раздражительна, но твою комнату содержит в полном порядке, как бонбоньерку. Приезжай, когда захочешь, все тебе будут рады. Надеюсь, что письмо дойдет до тебя, потому что вряд ли я соберусь с силами написать все это вторично. Посылаю его по единственному оставленному тобой адресу и надеюсь, что в Шенандоа-Вэлли твое имя небезызвестно.

Еще раз,

Е. К. М. 2

Письмо настигло Роба в Брэйси, штат Виргиния. Он получил его из рук Грейнджера, сидя в кухне своей тетки Хэт в ясный апрельский день, в субботу. После отъезда из дома он пропутешествовал целый месяц в своем стареньком, из третьих рук купленном шевроле, на покупку которого ушли все сбережения за четыре года работы под началом Кеннерли. С ним вместе путешествовал Найлс Фитцхью — самый старый его друг. Они собирались посмотреть сперва некоторые города Америки — побывать в Питерсберге, Ричмонде, Линчбурге, Лексингтоне — затем проехать долиной реки Шенандоа в Стонтон, где у Найлса жил сводный брат — владелец магазинчика скобяных товаров, который предложил им пожить у него и поработать, пока они не найдут себе что нибудь получше. Сперва все шло хорошо, несмотря на состояние дорог — в первые же три дня у них четырнадцать раз лопалась шина. Они повидали несчитанное количество полей сражения, подобрали на намять немало пуль и осколков снарядов, поговорили с двумя выжившими из ума конфедератами, повидали могилу генерала Ли, в Буэна Виста побывали в публичном доме под названием «Приют для путников» (приютили их — и не раз — девицы старше, чем того хотелось бы, однако веселые и сговорчивые, дешевые и вполне отвечающие назначению). Стонтон, однако, разочаровал их — безобразный, сплошь кирпичный: высокие остроконечные дома были, казалось, развешаны по склонам холмов, как красные рубашки на крючках, — да и брат Найлса тоже; работа-то у него для них имелась, но к тому же имелась и скрипучая, как телега, жена и трое ребятишек, младше пяти лет. Роб в мучениях проработал у него неделю, пока наконец какой-то фермер из горного района, похожий на портовую крысу, не обвинил его в мошенничестве (а Роб просто неправильно вычел), после чего он сложил чемодан и уехал. Полученные за работу деньги и остатки сбережении можно было потратить на бензин и покататься еще немного по стране в поисках счастья.

Не без некоторых трудностей он добрался до курорта «Теплые Источники», но там ему скоро стало не по себе (девицы, умирающие от желания выйти замуж, матери, охрипшие от зазываний), и потому он улизнул оттуда в Гошен, поселился в пансионе у злющей старой вдовы и начал пить бьющую в нос минеральную воду (скорее для забавы, чем для здоровья; после отъезда из дома он не притрагивался к спиртному — единственное исключение составляло пиво, которое он пил перед тем, как «найти приют», — чтобы притупить зрительное восприятие). От вдовы он узнал, между прочим, что собираются расширять дорогу через горный перевал, неподалеку от реки, и в Гошене скоро ждут артельщика, который будет набирать для этой цели рабочих, работы начнутся с наступлением весны. Роб решил дождаться его приезда.

Все это время он почти не думал ни о доме, ни о матери, ни об их тяжелом последнем разговоре. Уехал он вовсе не в таком раздражении, как она считала, — скорее, в смятении: вину за то, что они наговорили друг другу напоследок столько жестоких слов, он возлагал на нее, да и новые впечатления (до этого он путешествовал совсем мало) не позволяли копиться грустным мыслям. Однако возможность устроиться на работу (хозяйка сказала: «Да наймут они тебя, не бойся, все равно им деваться некуда: у нас во всей округе двух мужиков не найдешь, которые бы знали, что такое дорога, а о том, чтобы кто знал, как ее строить, и вообще говорить смешно…») позволяла ему поздно вставать, просиживать подолгу вечером на веранде, и он снова начал задумываться о своей жизни — о том, что было от него скрыто, чего он был лишен. Три дня такого образа жизни плюс ржавая вода из источника, и он снова оказался близок к состоянию тягостной апатии, от которого бежал из дому; состояния, порожденного четырьмя годами неблагодарной, нелюбимой работы под тяжелым прочным крылом семьи. Половины его семьи.

Ее вторая половина приснилась ему в ночь на пятницу — это случилось после того, как он, плотно поужинав, посидел с хозяйкой часок на веранде и прошелся по сонному городу к реке. Как ни странно, приснился ему не отец, а сестра отца. Вот уже несколько лет, как она обрела в его воображении определенный облик. Как-то утром вскоре после выпускного вечера, пока мать еще спала, он спросил свою тетку Рину: — Не могла бы ты добыть мне фотографию моего отца? — Она подумала немного, — они сидели в кухне, и Сильви была тут же, — затем ответила категорическим «нет!». Но тут вмешалась Сильви. — Подойди и посмотри в зеркало, — сказала она, указав на зеркальце, стоявшее на очаге. Он остался сидеть, не пожелав сделать и шагу, чтобы взглянуть на свое лицо, а Рина вышла и скоро вернулась, неся карточку женщины с добрым, простоватым лицом, рядом с ней два некрасивых мальчика. — Который из них он? — спросил тогда Роб. — Никоторый, — ответила Рина, — они твои двоюродные братья. А это — твоя тетка Хэтти Шортер, урожденная Мейфилд, вдова. — Она похожа на моего отца? — Ни капельки, слава богу, и ты, кстати, тоже. Ты с ног до головы Уотсон. Весь в мою маму. — Сильви, улыбаясь, отрицательно покачала головой. — Откуда она у тебя? — спросил Роб. Рина осторожно взяла фотографию у него из рук. — Хэт сама прислала мне. Когда мама умерла, я несколько раз ей писала; я знала, что Ева слишком слаба после твоего рождения, и все-таки мне хотелось сообщить все, как было, наказать всех. Я в то время была мастерицей наказывать, девочки это умеют. Но Хэтти добрая душа, только пожалела меня; она писала мне длинные письма о природе и о погоде, о том, как ты набираешься сил, и в конце концов я попросила у нее фотографию, вот она и прислала. Когда Ева вернулись, и бросила ей писать. — Роб задал еще один только вопрос: — А где она теперь? — А кто ее знает? Может, на небе. А может, в Брэйси, штат Виргиния. Она жила там неподалеку.

И вот теперь в горах Хэт приснилась ему — простой, ничего не значащий сон: тетка делала мужскую работу, чистила конюшню. В конюшне стоял полумрак, свет проникал в нее через открытую дверь и запыленное оконце в дальнем конце; под окном на корточках сидело много детей, все мальчики, бледные, с бритыми головенками. Глаза их светились ярче, чем оба источника света, и были прикованы к открытой двери. Они выжидали момент, чтобы разбежаться, незаметно проскользнув мимо нее.

На следующее утро Роб снова навел в городе справки и выяснил, что артельщик приедет только дней через пять, а если не прекратится дождь, — через неделю. Тогда он спросил хозяйку, не оставит ли она за ним комнату, пока он съездит к родственникам (в пансионе не было больше ни одного постояльца, и было очень мало надежды, что таковые появятся до наступления лета, и спросил он просто из любезности). Она ответила: «Ни в коем случае!» — но так категорично, что и ему ничего не оставалось, кроме как расплатиться и уйти под ее неприязненным взглядом — еще одна пара ненавидящих глаз! (Он попросил ее в случае, если ему придет откуда-нибудь письмо, переслать его по адресу «Брэйси, до востребования» и, уже уходя, попытался добавить: «Ну, значит, до вторника», — на что она ответила: «И думать не смей».)

Все семьдесят миль он проехал по скверной дороге под тяжелыми тучами и моросящим дождем, сменявшимся густым туманом, и появился в Брэйси в таком подавленном и нервном состоянии, что готов был ехать дальше, куда угодно, хоть домой, лишь бы очутиться с людьми, которых знал. Однако ему пришлось остановиться у единственной в городе бензиновой колонки; хозяин наполнил ему бак и, принеся сдачу, вдруг уставился на Роба — шел уже седьмой час, и сумерки сгущались. «Ты что, из Мейфилдов будешь?» — спросил он. «Почему вы решили?» — осведомился Роб. Хозяин продолжал внимательно вглядываться в лицо Роба, словно высматривал товар, который можно легко продать и обратить в деньги. «Я Мейфилдов всех знаю, — сказал он, — вернее, знал. Они долго на глазах не задерживаются — сегодня здесь, а завтра уж и след простыл. Ты чей же будешь?» Роб, сам не зная почему, ответил: «Хэттин. А где она живет?» — «Старший, что ли?» — спросил его собеседник. «Младший, — ответил Роб, — я намного младше остальных». Это превратилось в игру, достаточно рискованную к тому же. Выражение лица владельца колонки, вся его поза говорили: «Дурак совсем или ненормальный, а может, мошенник», — все же он в конце концов ткнул пальцем: «Вон там живет, все в той же развалюхе, в которой вы, сыночки, ее бросили, живет одна, как ангел». — «А я думал, ангелы сонмами обитают», — сказал Роб, притронулся к козырьку кепки и поехал в указанном направлении.