Джамиль Алибеков - Планета матери моей (Трилогия)

• Название: Планета матери моей (Трилогия)
• Автор: Джамиль Алибеков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-265-00764-4

Мудрость народа, его лучшие жизнелюбивые черты воплощены в образе матери главного героя трилогии Джамиля Алибекова «Планета матери моей», женщины необыкновенно доброй и чуткой. Таким же она воспитала и своего сына Замина. Он борется против чуждой ему морали — стяжательской и накопительской.

---

— Чего ты делаешь?! — вскрикнула она в смертельном испуге.

— Сам не знаю, как получилось… Прости, Халлы.

Она долго молчала. Наконец пальцем провела по моим губам.

— Ты любишь меня, Замин?

Я с силой сомкнул объятие. Ощутил частый стук ее сердца.

— Значит, ты будешь навсегда моим мужчиной?

Теперь стало страшно уже мне. Я должен был оберечь нас обоих.

— Встань, Халлы, отряхнись. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.

И вдруг она спросила звонким дурашливым голосом:

— А ну, сознайся, ты хоть раз брил усы?..

…Не знаю, бывают ли у других такие наивные, такие завораживающие мгновения первой любви? Позже я сочинил стихи:

Солнце прилегло на грудь горы.
Моей голове мало вселенной!
Как же она умещается
На груди у любимой?

Больше подобных слов я от Мензер никогда не слышал. Боялся напомнить о них даже в шутку («А что ты мне сказала тогда, у копны сена?»). Видно, у разных людей все происходит по-разному: одни произносят главное слово слишком рано, другие — слишком поздно. Но как тяжко складывается судьба у тех, кто поспешил!..

Теперь мы встречались с Мензер только по деловому поводу. Она перебралась в райцентр, занимала должность заведующей отделом народного образования. Мы виделись на собраниях — и больше нигде! Каждый мой шаг был на виду, мог толковаться вкривь и вкось. Раньше она опасалась пересудов, теперь — я. Моя затянувшаяся холостая жизнь вызывала нарекания. «А семью когда привезете из Баку?» — спрашивали все чаще. Я отзывался с принужденной улыбкой: «Товарищи, видимо, не в курсе? Я не женат. А моя мать живет здесь».

Но и мать качала головой: «Даже если сошьешь одежду из листов Корана, никто не поверит, что ты безгрешен. Вечно жить бобылем не по-людски, сынок!»

Во мне крепла решимость объясниться с Мензер откровенно. Многое уже разделяло нас. Но, может быть, прошлое перетянет? Судьба сердечных привязанностей непредсказуема; иногда они десятилетиями сохраняют свежесть, а случается, вянут и блекнут после единственной встречи.

Я снял трубку и набрал номер отдела народного образования:

— Это Вагабзаде. Добрый день, Мензер-муэллиме!

— Здравствуйте. Я еще не успела поздравить вас… Вот уж чего не ожидала!.. — она запнулась, смущенная тем, что сорвалось с ее уст. Другим тоном добавила: — Я вас слушаю.

— Хотелось бы встретиться.

— Конечно. Мы уже посоветовались с товарищами и подготовили данные. Явимся на прием в любое время.

Мне показалось, что она не одна. Вздохнув, отозвался:

— Есть намерение вместе с вами посетить какую-нибудь школу. Дам знать дополнительно, если не возражаете?

— Не возражаю. До свидания.

4

Всякий раз, покидая райцентр, колеся по ухабистым районным дорогам, я с чувством виноватости вспоминал о Билале. Было совестно, что до сих пор не выбрал времени, не проведал их с Халимой. Они могли вообразить, будто старый знакомый зазнался. Раньше людей разделяло богатство, сейчас зачастую — высокая должность. «Стоило человеку построить новый дом, как он уже чванился, смотрел на остальных словно с вершины горы», — рассказывала моя мать. Нынче добротным домом никого не удивишь, даже двухэтажным, с застекленными верандами. Но чином, положением кичатся еще многие. Ждут, чтобы за ними «птиц таскали». В старину, когда богач или знатный человек выезжал на охоту, ловчих птиц везли следом, и слуги много терпели от хищных соколов и чоглоков[12], которые клевали их до крови. Но зато какая честь! «Я ездил на охоту с таким-то. У меня на руке сидела его птица!»

Возле каждого должностного лица вертятся любители «подержать птицу»! И разве не ласкают слух начальника подобострастные нашептывания? «Слава аллаху, сегодня у вас свежий вид. Вы в отличной форме!» «Поверьте, план тянем только благодаря вашему руководству!» «Неужели это ваш собственный проект?! Да вы, оказывается, еще и выдающийся инженер!» «Какая красотка секретарша! У вас… хе-хе… отменный вкус». «Вы тонко разбираетесь в людях! Ваши выдвиженцы отличные работники». Понемногу очарованный чинуша начинает признавать за собой исключительные таланты, резвый ум, глубину натуры. Вот он уже и стишки пробует кропать — он, который кроме «чижика-пыжика» не заучил на память и пары строк! Стишки печатают, издают, публично хвалят… Как же не увериться, что ты семи пядей во лбу?..

Билал вправе причислить меня к подобным типам: время шло, а мы так еще и не повидались. С какой застенчивой надеждой он произнес по телефону: «Это товарищ Вагабзаде? Замин Вагабзаде?» Халимы поблизости не было. Она наверняка не утерпела бы, вырвала трубку или хотя бы подсказала громким шепотом: «Да поздравь же ты его, увалень!» Билал промолчал. Он не изменил своей обычной сдержанности. Внутренняя одинокость Билала, как я узнал позже, имела корни в истории семьи, словно он так и не мог избавиться от горького вкуса пощечины, полученной его отцом еще до его рождения.

Вот что тогда произошло. В конце двадцатых годов бедняки крестьяне стали впервые объединяться в коммуны и артели, а богачи и кулаки сколачивать вооруженные банды, чтобы вернуть свои земли. Однажды ночью в окошко Сары-киши постучали рукоятью плетки: «Эй, седлай коня, Сары. Поедешь с нами». — «Чью дочку будем похищать?» — спросил он с принужденной улыбкой. «Нынче не до шуток. Сами уносим ноги», — ответили ему, выразительно щелкая затворами. С такими гостями не поспоришь.

Сары вскочил в седло, наскоро попрощавшись с молодой женой. Ему было тогда тридцать лет, и он славился силой на всю округу. «В отца пошел, в пехлевана[13] Чапыгу», — твердили люди. А отец его был силачом легендарным! Выступал на зорхане[14] перед самим тегеранским шахом, и шах велел будто бы нагрузить подарками ему целого верблюда…

Имя сына Чапыги тоже стало широко известно: на сельских праздниках он гнул к земле быка! Бандитам показалось выгодным распустить слух, будто советская власть преследует пехлевана Сары и что это именно он позвал их в горы для мести.

Напрасно молоденькая Бояз, только-только задернувшая полог новобрачной, со слезами уверяла, что мужа увели силой, ткнув ему в спину ружейное дуло. Понемногу и она уверилась про себя, что Советы не простят семье шахской милости, и втихомолку бросила в колодец кованый пояс с золотыми бляхами и серебряную уздечку — все, что осталось от былых подарков свекра.

Шло время, Сары не возвращался. Братья звали ее поселиться у родителей, но Бояз не погасила огня в мужнином доме. Однажды ей передали от него весточку: родится сын — назови Билалом по деду (Чапыга — было прозвище славного пехлевана). Но накликать на младенца беду запуганная Бояз не посмела. Она сказала всем, что сын наречен Чобаном и лишь на одной из страничек Корана неприметно обозначила день и месяц рождения рядом с именем Билала, думая оправдаться этим перед мужем.

«Хитро я придумала? — хвалилась позже она. — Даже англичанину не пришло бы такое в голову».

Спокойной жизни у Бояз, однако, не было. Милиция то и дело допрашивала: «Поддерживаешь связь с Ираном? Кого знаешь из друзей мужа по ту сторону границы? Куда девались подарки шаха? Где твой муж теперь?»

Она отвечала одно и то же: «Ни его самого, ни даже пыли из-под копыт его коня не видала». Братья сердились: «Не хочешь сама возвращаться в родительский дом, заберем хотя бы ребенка, спрячем его от глаз разгневанных властей». На самом деле они отвезли маленького Билала в Шушу, в детский дом.

Когда слух об этом просочился в горы, где скрывался Сары, тот пришел в отчаяние. Он захотел вернуться. «За что советской власти ненавидеть таких, как я? Разве у меня были свои земли или я держал в услужении пастухов? Аллах одарил меня сильными мышцами. Любил бороться с охотниками! Но если не велят выходить на зорхан, что поделать, больше не выйду. Запутали меня тут! Пойду с повинной. Если братья-мошенники хитростью отобрали у бедной жены нашего сына, ради кого мне еще жить?!»

Билал не любил вспоминать мрачные страницы семейной истории. Как-то вскользь сквозь зубы укорил отца: «Почему сразу не примкнул к советской власти? Не покинул врагов народа при первой возможности? Боялся? Чего? Многие преступления возникают из-за рабского страха. Что получил — получил по заслугам».

Младенца-сына Сары повидал лишь однажды. Он попросил передать Бояз, чтобы та вышла на крыльцо попозднее вечером с сыном на руках и с фонарем. Свет фонаря надлежит направить прямо на личико ребенка, чтобы отец издали, из темноты, мог взглянуть на него.

Но около дома была устроена засада, беглеца встретил град пуль. Вот тогда-то он и набрался смертельного страха… Что случилось дальше, Билал не знал. Тетушка Бояз поведала мне о том по секрету. Спустя несколько дней Сары явился с повинной. Он выудил со дна колодца злополучный пояс и щегольскую уздечку; выменял на них быка, вступил в колхоз.