Владимир Малыхин - Наследник

• Название: Наследник
• Автор: Владимир Малыхин
• Издательство: Книга
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-212-00641-4

Владимир Малыхин родился в Москве в 1924 году, в мае сорок второго, будучи учеником 9 класса средней школы ушел добровольцем в Красную Армию. После окончания артиллерийского училища в октябре сорок четвертого, воевал на Южном, Юго-Западном и Четвертом Украинском фронтах в должностях командира взвода и командира батареи. В 1944 году в боях за освобождение Крыма был тяжело ранен и демобилизован как инвалид войны. После окончания института в 1948 году работает в периодической печати. Владимир Малыхин — заслуженный работник культуры РСФСР, член Союза журналистов СССР. Он автор двух сборников рассказов, изданных издательством "Московский рабочий", его рассказы печатались в журнале "Юность", других периодических изданиях

---

тетрадь в коричневой коленкоровой обложке. На первой странице большими печатными буквами

было старательно написано: "Дневник". А сверху в правом углу Виктор прочитал эпиграф: "Как

басня, так и жизнь ценятся не за длину, а за содержание. Сенека". Виктор узнал почерк матери и

грустно улыбнулся: "Не могла без мудрых изречений и афоризмов". Он никогда не видел этот дневник

и не слышал о нем. Медленно перелистывая листки тетради и с трудом разбирая выцветшие от

времени чернильные строки, Виктор читал о том, как она приехала жить и учиться к брату Яну в

Москву, как сдавала вступительные экзамены в первую советскую женскую гимназию и допустила на

экзамене по русскому грубую ошибку, написав слово "гитара" через "д". Кое-что из того, что было

написано в дневнике, Виктору было известно из домашних разговоров и ее рассказов. Знал он,

например, об эпизоде ее знакомства со своим будущим мужем на новогоднем балу в военной

академии. Она писала об этом очень подробно, описывала как он к ней подошел, как на нее взглянул,

как пригласил ее на танец и как они, позабыв обо всем на свете, танцевали вальс. Разбирая ее записи,

Виктор с удивлением узнал, что у матери в двадцать третьем году оказывается случились

преждевременные роды и родился мертвый ребенок. Врачи объявили страшный приговор: детей у нее

больше не будет! Не вникнув поначалу в смысл прочитанного, Виктор продолжал читать дальше. Он

узнал о том, как они мучительно переживали то, что случилось... и вдруг. . он прочитал эту фразу

дважды, трижды... Анна Семеновна писала: "Но Судьбе было угодно вернуть нас к жизни...

Нежданно-негаданно она ниспослала нам... Наследника, чудесного полугодовалого малыша — сына

безвременно погибших наших дорогих друзей. Бедные, бедные Петя и Катюша! Кто мог представить

такой трагический их конец. Боже, как сложна Жизнь!".

Виктору показалось, что он что-то не так понял. Он прочитал эти строки еще и еще. Сопоставил в

уме даты преждевременных родов и своего рождения. Получалось, что этот Наследник он сам... У

него перехватило дыхание, лицо его вспыхнуло, лоб покрылся испариной. Сердце забилось тяжело и

тревожно:

— "Что за чушь! — пробормотал он. — Какой еще Петя?! Какая Катюша?! Что за ересь?!

Виктор дрожащими руками приблизил тетрадку к лицу и впился в нее лихорадочно горящими

глазами. Чтобы увериться в том, что это какая-то нелепая ошибка, он начал быстро перелистывать

страницы дневника и бегло читать все подряд. Но Анна Семеновна долго не возвращалась к этой

теме. Она писала о том, как он рос, набирал вес, как учился. Как болел скарлатиной и свинкой... И

вдруг! У него опять перехватило дыхание. Он нашел то, чего так жадно искал и так не хотел

находить... Анна Семеновна писала: "Мы решили обменять "барские покои" на небольшую квартирку

в Замоскворечье. Это необходимо сделать ради нашего малыша. Он никогда не должен узнать нашу

святую тайну".

Виктор уткнул лицо в ладони и долго сидел так, не двигаясь. Потом резко поднялся, с трудом

свернул толстую тетрадь в трубку, сунул в карман и с опаской поглядывая на спавших Машу и

Василия, осторожно вышел из квартиры. Дверь в котельную, куда направился Виктор, была еще

закрыта, знакомый ему с детства старый истопник Тихон еще спал. Виктор долго, но негромко, боясь

обратить на себя внимание, стучал в эту дверь. Ему хотелось, чтобы этот стук слышал только он сам и

старый Тихон. Наконец послышались тяжелые шаги и хриплый кашель. Тихон, не торопясь,

поднимался из подвала. Он отодвинул задвижку и отворил дверь. Увидев Виктора, приветливо

улыбнулся:

— Батюшки-светы! Витька Маркиз! Заходи дорогой, заходи, гостем будешь...

— Ты меня извини, дядя Тихон, за такой ранний визит, — говорил Виктор, опускаясь вместе с

истопником в котельную. — Я сегодня опять уезжаю, хотел что-нибудь узнать о матери... Может,

видел ты ее, разговаривал с ней в последнее время...

Они опустились в котельную и сели за самодельный дощатый столик, покрытый старой

"Вечеркой", на которой стоял жестяной чайник с остывшим за ночь чаем, такая же кружка и блюдце с

несколькими кусочками сахара.

Тихон закурил, помолчал и вздохнул:

— Я ее часто видел, скучала она по тебе... Собиралась поехать навестить, да вот, видишь, не

привелось...

Слушая Тихона, Виктор приоткрыл дверцу котла и задумчиво глядел на гудящее там яркое пламя.

Потом быстро вытащил из кармана свернутую в трубку тетрадь и бросил ее в огонь. Прикрыв дверцу

котла, повернулся к Тихону и сказал:

— Извини, дядя Тихон, что разбудил в такую рань.

Старик махнул рукой.

— Да будет тебе, Витя. Ты скажи-ка лучше, как с квартирой-то будет? Не отберут?

— Да нет, не должны, — рассеянно ответил Виктор, думая совсем о другом... а в сущности зачем

она теперь мне?

— Ну ты не глупи, малец, — нахмурился Тихон. — Здесь твой отцовский дом. Понял? Москва она,

брат, всегда Москва...

Виктор попрощался со старым истопником, быстро вбежал по крутым ступеням лестницы и

остановился на пороге котельной, облегченно вздохнув полной грудью, подставил разгоряченное

лицо свежему предрассветному ветерку.

* * *

Собирая вечером в дорогу вещи, Виктор снял со стены портрет Георгия Николаевича и Анны

Семеновны и, упаковывая их в чемодан вместе с альбомом и папкой с пожелтевшими письмами и

мандатами, сказал:

— Отец и мать должны быть с нами!

— Конечно, — ответила Маша, — и этот зверь тоже, — показала она пальцем на большого

плюшевого Мишку, который сидел на пуфике и глядел на них грустными глазами.

Маша взяла его на руки и потрепала за мохнатое ухо:

— Тебе здесь, дружок, одному делать нечего. С нами тебе будет лучше...

* * *

Виктор Дружинин лежал на верхней полке и смотрел на быстро проносящиеся мимо верстовые

столбы, медленно плывущие вдали леса, поля, деревушки. Внизу пили чай и негромко беседовали

Маша и Василий.

Поезд шел с большой скоростью, вздрагивая на стрелках и оглашая окрестность протяжными

тревожными гудками. В стремительном перестуке колес Виктору явственно слышалось: "На-след-ник

, "На-след-ник", На-след-ник"... Это слово с тех пор, как он прочитал дневник Анны Семеновны, не

давало ему покоя. Радостный крик ее души не мог победить в нем чувства ревнивой и горькой обиды.

На кого, он и сам того не ведал...

Убаюкивающий перестук колес постепенно терял для него навеянный тяжелыми думами смысл.

Виктор впервые за последние дни и ночи забывался в тревожно-чутком полусне. Поезд шел на

Восток.

* * *

Был зимний солнечный воскресный день пятьдесят первого года. Виктор и Маша проводили его у

Татьяны Михайловны и Арменака Макаровича Погосьянов. Хозяину дома в этот день исполнилось

семьдесят. Читатель, очевидно, помнит, как в суровые октябрьские дни сорок первого Георгий

Николаевич Дружинин уговорил их уехать в эвакуацию с его заводом. С тех пор и жили они в том

небольшом сибирском городке. Как и многие другие заводчане, они жили на квартире в деревне

неподалеку от городка. Летом Арменак Макарович ездил на работу на велосипеде, а зимой — на

"рабочем поезде" из трех вагонов, который курсировал здесь утром и вечером по специально

протянутой узкоколейке.

Виктор и Маша любили бывать у них в избе.

— Я здесь чувствую себя, как в родном доме, — сказал однажды Маше Виктор, — только в глаза

Татьяны Михайловны смотреть нет сил, они у нее, как неподвижные лесные озера.

— Ты прав, — грустно сказала Маша, — а когда она смотрит на портрет Гургена, я готова реветь

белугой.

* * *

Их единственный сын, закадычный друг Виктора Гурген, погиб в последние дни войны под

Берлином. Эта трагическая весть потрясла Татьяну Михайловну и Арменака Макаровича. Она

надолго слегла в больницу, а он за несколько дней поседел, как лунь и все ночи проводил у ее

больничной койки. Виктор тоже очень тяжело переживал гибель своего лучшего друга и долго не мог

осмелиться навестить стариков. Когда, наконец, решился на это, он опустился на колено перед

Татьяной Михайловной и со слезами на глазах произнес: Мама Гургена — моя мама. Если не