Ульяна Каршева - Слепой охотник (СИ)

• Название: Слепой охотник (СИ)
• Автор: Ульяна Каршева
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Он развивал в себе необычную способность, не думая, что однажды она станет для него тяжким грузом, мешающим жить. Но, как оказалось, развивать её можно и глубже — и таким образом стать активным участником странных событий среди странных людей.

---

Джиллиан СЛЕПОЙ ОХОТНИК

Прошу прощения у читателей за использование знакомого образа в несколько ином жанровом антураже (кхм, ну и сказанула:))

1

Иногда он чувствовал себя одряхлевшим до столетнего старика, который, едва поднявшись утром с постели, не глядя, привычно тянется за палкой, будто без опоры на неё не встать. Только сам он тянулся за солнцезащитными очками. Потребность в них стала такой, что надевал даже утром, даже в собственной квартире, хотя рядом никого не было. Спохватывался и с досадой бросал назад, на столик. Очки — супер. Стёкла темнейшие — глаз не разглядеть. Кроме всего прочего, он поработал паяльником и прилепил к дужкам снизу небольшие пластиковые треугольники: они исключали случайность, что в сетчатке его глаз напрямую отразятся глаза другого человека.

Без необходимости из квартиры он не выходил. Несмотря на все уговоры родителей, пытавшихся пригласить к нему известных психотерапевтов, он только огрызался и всё больше замыкался в себе. Как объяснить этим дипломированным, что он знает, что с ним происходит? Как? Да ни один трезвомыслящий человек не поверит в то, что он может коротко объяснить!

Он ограничил себя до таких рамок, что на улице появлялся редко. Заработанные за прошлые годы деньги позволяли ему заказывать продукты в магазинах. Ещё удобней было, когда отец или приезжал сам, или присылал с работы подчинённых завезти сыну привычный набор продуктов… Так он постепенно переходил к существованию, близкому к прозябанию в тюремной камере-одиночке. Минус компьютер. Минус телевизор. Минус любое общение — особенно с незнакомым человеком. Из развлечений только чтение. Иногда приходил отец и сидел с ним за шахматами.

Он отказался от выхода на улицу в часы, когда люди гуляли или деловито шли на работу. После последней пары случаев, когда к нему, скрывшемуся за очками, подходили и всеми силами добивались взглянуть в глаза, он стал выходить по ночам или ранним утром. Отец уговаривал приехать на дачу, соблазнял красотами и большой усадьбой, где ему никто не помешает гулять на природе, а он вспоминал, как легко на расстоянии уловить глаза другого человека. И наотрез отказывался. Мать однажды, прошлым летом, вывезла его в лес. Зашли далеко. Единственный раз, когда оторвался на всю катушку, жадно впитывая цвета и краски и отчаянно мечтая жить где-нибудь в глухомани…

Мир на улице превратился для него в коричневый, в ожидании дождя, гризайль — в тонах, которые давали стёкла очков. Дома — в сплошное небо, в голубые и серые краски. Вниз, со своего верхнего этажа, он не осмеливался опускать глаза.

… Апрельское утро пообещало пасмурь и бесконечный дождь. И опущенные глаза людей, которые стараются пробежать быстрей, чем обычно, не застревая на странных ощущениях, которые могут заставить их подойти к незнакомому человеку.

Он натянул джинсы, джемпер, ботинки и куртку с капюшоном, который тут же надвинул на глаза, уже укрытые очками. Зонта брать не стал.

Инстинктивно подняв плечи, сунув руки в карманы куртки, он, ссутулясь, шагал по улице, легко обходя спешащих людей.

Впечатление города и недолгой, шаткой свободы.

Несмолкаемый гул, сплетённый из гудения транспорта, гомона прохожих, стука воды с крыш по гулким карнизам…

Прохладный сырой воздух, насыщенный запахами мокрого асфальта, камня и бензиновых паров…

Высокие здания, широкие площади.

Гризайлевые фигуры, мелькающие мимо и смазанные странным дождём, больше похожим на туман, слишком крупные капли которого провисли в воздухе и облепляют кожу… И болезненно замирающее сердце, когда кажется, что вот-вот к нему подойдут.

Порой ему казалось, что за ним следят. Но он, сжав зубы, не оборачивался, понимая, что это самовнушение.

… Он возвращался домой, когда на каменных ступенях остановки, мимо которой проходил, оступилась какая-то старушка, а потом из её рук вылетела трость.

Женщина была близко от него — и он машинально шагнул ей помочь. Убедившись, что она устоит на ногах и без опоры, бросился за тростью, которая, подпрыгивая с одной ступени на другую, покатилась к дороге и шлёпнулась прямо к колёсам подъехавшей маршрутки — ладно хоть катнулась к бордюру. Подняв палку из грязи — вода здесь, слава Богу, бурлила к решётке слива, — он машинально вытянул руку встряхнуть её от грязи и воды. И замер, приглядываясь. Такого он ещё никогда не видел. Трость оказалась раритетной — даже на его дилетантский взгляд. Мало того — украшена смутными резными узорами по всей длине, так ещё и мягко изогнутая рукоять, очень удобная в ладони, заканчивалась изящной миниатюрой — стилизованным чёрным черепом.

Трость так зачаровала, что он не сразу опомнился. А потом пошёл к старушке. Ругая себя спустя секунды, когда сначала отдал трость, а потом непроизвольно (воспитание, чёрт бы его!..) подал старушке руку, помогая крепче встать на ноги и уйти с опасных для неё ступеней. Слишком близкий контакт. Он отвык от такого… Но утешал себя, что вот сейчас уйдёт и она так и не взглянет ему в глаза.

Старушка оказалась очень даже энергичной. Держась за предложенный локоть, буркнула: «Спасибо, добрый человек…», необычно мягко встряхнулась всем телом, словно мокрая кошка, и взглянула на него. Он было отшатнулся… Старуха вцепилась в рукав его куртки, другой ладонью как-то узко обирая дождь со своего морщинистого худенького лица и зорко присматриваясь к «доброму человеку», словно он был без очков. Он отчётливо чувствовал этот взгляд, пытливо впивавшийся в его глаза.

— Господи милосердный… — выдохнула она. — Да как же ты живёшь с этим?!

Он окаменел. Только эти слова и заставили не выдираться из невольного захвата. Не сбегать.

Прислушался к ней, всё ещё бормочущей шёпотом:

— Смертей-то… Смертей…

Мороз по коже: а то сам не знает. Она-то откуда?.. Но присмотрелся. Странная старуха. Она так пытливо вглядывалась в его глаза, словно и правда видела их, не замечая очков. А ведь стёкла тёмные. Специально выбирал… Может, и правда, видит? Только что ему с этого… Не поможет.

— Слышь, касатик, — уже спокойно сказала та. — А проводи-ка ты меня в местечко одно. Руки помоешь… Да и… Глядишь, и помогут тебе. Ни-иной Григорьевной меня звать. — Она так и сказала, отчётливо потянув на букве «и».

Правда, и сейчас, и чуть позже он не мог звать её по имени-отчеству. Хотелось только и называть старухой. Вслух — ладно, вспоминал про имя-отчество, но в мыслях…

Хуже, что он вдруг уловил: даже не предложи старуха проводить её, он бы послушно пошёл за нею, скажи она только одно слово: «Идём». Поразился этому открытию, но и впрямь покорно зашагал рядом. Правда, упрямо возразил мысленно кому-то, что не потому идёт следом, что командуют им, а потому, что не сбросишь же цепкую старушечью руку со своей. И в чём-то был прав, оправдываясь перед собой. Старуха шла тяжело, опираясь на его руку и легонько постукивая тростью по мокрому асфальту.

Шли недолго. Перешли дорогу, спустились к большому рынку, в котором он когда-то бывал на самом краю, на овощных рядах, — покупал яблоки. Сейчас, не будь ведущей его старухи, он бы потерялся в рыночных переходах. Впечатление, что постепенно входишь в неплохо организованную и благоустроенную пещеру со своими ответвлениями, постепенно перерастающими в настоящий лабиринт, в котором заблудиться — раз плюнуть. Но старуха шла уверенно, и он следовал за нею без вопросов.

Они спустились в громадный и очень людный, несмотря на утро и дождь, подвал. Пересекли его, вышли на какой-то двор, где он шарахнулся от грузчика, который будто специально прямо на него катил гружёную тележку. Старуха, замахнувшись на него тростью, недовольно прикрикнула: «Куда прёшь, охальник!», а тот весело отозвался:

— От бабы Яги и слышу!

Та только хмыкнула, нисколько не смущённая и не обозлённая, а даже польщённая, и поспешила вдоль стены — по крытому сверху коридору между основным зданием рынка и открытыми на улицу прилавками. Наконец она начала спускаться по небольшим ступеням в новое подвальное помещение. Он — следом, углядев только скромную вывеску «Фитоаптека». Хотел опередить, чтобы помочь спуститься, но старуха внезапно заспешила так, словно забыла о палке в руках.

Успел лишь чуть вперёд, чтобы открыть перед ней тугую дверь.

Она медленно и тяжело закрылась за их спинами. Но почему-то впечатления ловушки, как всегда с ним было в других, незнакомых помещениях, не получилось. Хотя здесь тоже находились люди, при виде которых он дёрнулся сбежать. Старушечья ладонь неожиданно жёстко обхватила его локоть, удерживая рядом.

Место представляло собой небольшой квадрат помещения, треть которого застеклили, а потом упрятали за витрины коробочки с сушёными травами. Слева расположился небольшой бар — с вывеской «Фитобар». Бар был так себе, суперскромный. На прилавке стоял, как ни странно, пузатенький чайник и несколько подносов с чашками, прикрытыми тканевыми колпачишками, такими плоскими, что они больше походили на крышки. И все чашки были такими разными — и по величине, и по рисунку! Ничего себе — фитобар… Но уже сейчас, в утреннее время, здесь, за двумя столиками, сидели женщины, и молодые, и пожилые; из весёлых чашек в горох они пили чай, наверное, заваренный на травах, и он вдруг остро позавидовал им и тоже захотел чаю — горячего. Пусть обыкновенного, но чтобы пить так — улыбаясь соседям и свободно разговаривая с ними. Смотреть — глаза в глаза…