Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл

• Название: Сон Ястреба. Мещёрский цикл
• Автор: Сергей Фомичёв
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 9785447489175

Четвёртый и заключительный роман Мещёрского цикла. Действие происходит отчасти в Мещере, где внезапно сошлись дорожки гасконских моряков и арабских шпионов; отчасти в болотах Керженского края, куда стекается нечисть; отчасти в Константинополе, где собираются политики многих земель, дабы интригами и золотом поставить на Русь своего митрополита. Все дороги ведут в Рим, гласит поговорка, а Римом той эпохи являлся Константинополь. Он уже вошёл в стадию упадка. Однако это понимают немногие.

---

Сон Ястреба Мещёрский цикл Сергей Фомичёв

© Сергей Фомичёв, 2016

© Наталья Торопова, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть Первая Северный ветер

Мещера – край преимущественно лесной. Но вековые леса только покров. Под ними скрывается иное богатство, которому обитатели Мещеры не придают должного значения. Слишком уж его много. Вода. Обширные болота, многочисленные озёра, речушки, рукава и старицы великой реки. Край пропитан влагой насквозь.

Огромные запасы воды хранятся в природных мехах, укрытых от солнца зарослями и мхами. Но приходят дни, когда становится особенно жарко. Сырая земля парит отдавая небу излишки влаги. Леса окутывает туман. Над Мещерой собираются облака. Они кружат над краем, дожидаясь северо-восточного ветра, что приходит сюда с Ветлуги.

Холодный поток сбивает их в громадные табуны и гонит в дальнее странствие. Облака минуют леса и степи, проплывают над морем и в конце пути проливаются обильными дождями на Византию.

Кекий. Так называли благодатный ветер древние эллины. Так до сих пор зовут его и византийцы. Ветра из неизвестной страны ждут с нетерпением, молят о нём небеса, изображают богом плодородия в росписях и в камне. От животворного воздушного потока во многом зависит изобилие имперских полей и пастбищ. Оливковые рощи, виноградники, поля и луга впитывают в себя далёкую мещёрскую влагу, превращая её в достаток или в товар.

Глава I. Город

Константинополь. Июль 6861 года

Жара к вечеру так и не спала, лишь пекло сменилось влажной духотой, которая насытила воздух сверх всякой меры. Потело море, потела земля, потели камни городских стен. Отстоявшие смену копейщики спешили в башню получить от десятника чарку вина и залечь в каменных норах.

По гребню стены, примыкающей к воротам Палация, неспешно прогуливались два портовых чиновника. Им следовало бы находиться внизу у пристани, но стене доставалось чуть больше прохлады от лёгкого ветерка, а ни один корабль в государеву гавань за весь день так и не вошёл.

Льстивый закат угодливо раскрасил Влахернский дворец цветами империи. Цветами войны и богатства. Багряного было больше. Нехватку позолоты восполнял похожий на огромную реку залив. Водная рябь словно дробила слиток солнца на множество монет. Золотой Рог оправдывал своё название.

Чиновники любовались красотами уходящего дня, стараясь не заглядывать слишком круто вниз, где грязная вода отрыгивала на берег вековой мусор, серую пену, ошмётки гниющего неподалёку имперского флота, чтобы со следующей волной поглотить всё это обратно.

Толстый грек Хрисантос по прозвищу Златопузый был начальником портовой службы. Его нового помощника звали Драган. Молодой серб принадлежал к той поросли чиновников, что появилась в Константинополе каких-то десять лет назад и энергично перекупала мелкие должности, утратившие вместе с доходностью и привлекательность для коренных византийцев.

Империя гнила вместе с кораблями, с той лишь разницей, что собственного разложения предпочитала не замечать. Но запах тлена разносился далеко, привлекая падальщиков со всех концов света. Они собирались в стаи и терпеливо ждали конца.

Чиновники оживились, когда из Золотого Рога в Влахернскую гавань завернули одна за другой две вёсельных ладьи. Серб и грек поспешили вниз. Надежда скользнула по хмурым лицам – вдруг да занесло шального купца, и хоть под вечер да улыбнётся удача, и звякнут в тощих кошельках заветные флорины.

С тех пор, как вся торговля в империи отошла латинянам, редкий купец вставал у государевых причалов. И генуэзцы, и венецианцы, и пизанцы, и флорентийцы имели порты возле собственных кварталов и городов, где людей императора встречали пиками и дубинками. Времена нынче такие, что впору задуматься, а почему собственно империя до сих пор не рухнула, обескровленная торговыми договорами, и какого такого особого приглашения дожидаются подлинные хозяева жизни.

Корабли пристали, и оба чиновника разочарованно выдохнули. Из ладей, словно горох, посыпались монахи. Один, второй, третий, дюжина, две… Шатаясь от усталости, на пристань выбрался священник. Вслед за ним сошёл дьяк и немолодой уже человек в греческом одеянии.

Паломники. Или посольство церковное. Обычное для империи дело, дохода, однако, не приносящее. С божьих людей брать не велено, да и нечего. Пара монет с капитанов за стоянку кораблей – вот и всё, что пойдёт в казну. Мошна же чиновников останется пустой.

Златопузый досадливо плюнул и отправился в башню допивать с начальником стражи дешёвое кислое вино. Серб же подошёл к молу. Он служил не только и не столько императору Кантакузину, сколько своему кралю Душану, и любая новость могла оказаться полезной для дела.

Монахи выгружали грязные засаленные мешки, взваливали друг другу на спины. Ни разговоров, ни приказов, одно лишь пыхтение – их ноша казалась тяжёлой даже со стороны.

Молодой чиновник собрался было подойти к священнику, спросить о содержимом мешков, но, взглянув ещё раз на затрапезный вид гостей, махнул рукой. Северяне. Русские. Они платят дань степному царю, но упорно держатся ромейской веры. Странные люди. Гордые и покорные одновременно.

Вовсе не так следует заботиться о вере. Молитвы молитвами, но греческие руки ослабли, и давно нуждаются в смене. И краль Душан вряд ли будет смотреться на византийском троне хуже любого другого. Ибо хуже просто некуда.

***

Неискушённый в мореплавании Алексий выдержал переход с великим трудом. Море, хоть и не буйствовало, умудрилось высосать силы без остатка. Оно уже покушалось на разум, и только длительные молитвы позволили сохранить священнику ясность ума.

Алексия шатало. Зелёное опухшее лицо, дрожащие руки превратили его в старика. Малейшее колыхание палубы уже прибитого к берегу корабля всё ещё представлялось падением в бездну.

Однако земная твердь под ногами быстро привела его в чувство. От недомогания не осталось следа, хворь улетучилась вместе с болезненным цветом лица. Сила вернулась, туман рассеялся. Не успели монахи закончить разгрузку, как перед ними возник прежний Алексий. Жёсткий и властный.

Священник перебрался с пристани на усыпанную камнем набережную. Вдохнул полной грудью, взглянул сурово на молодого чиновника, который хоть и выдержал взгляд, но поубавил презрения. Взмах владычной руки, и несколько десятков монахов, сгибаясь под тяжестью ноши, потянулись змеёй к воротам.

Стражникам не было дела до нищих монахов, тем более, что стены возобновили далеко не везде, и при желании любой мог найти лазейку. Посольство пропустили через ворота без лишних расспросов.

Вечный Город поразил Алексия небывалым упадком. Вечность здесь ощущалась в самой страшной своей ипостаси, а именно в смерти. Викарий знал, что городом долгие годы владели крестоносцы, но такой разрухи не ожидал. В наступающих сумерках по обе стороны от мостовой зияли провалами стены домов. Кварталы походили один на другой своей крайней запущенностью.

Дорогу показывал Михаил Щербатый, прозванный на Москве Гречином за то, что большую часть жизни провёл здесь в посольских делах, а так же за привычку даже в Москве носить греческое платье.

– Тут дворец-то с трудом починили, – пояснил он. – Стены внешние и то ещё не везде поставили. А простые дома, кого они волнуют? Хорошо, если сановник богатый живёт. Тот на собственные средства строится, а беднота и торговцы мелкие так в развалинах и живут, или хижинки убогие возводят. Разве что Меса по-прежнему блистательна.

Щербатый махнул рукой.

– Да что дома. София – и та починки требует. Того и гляди, своды обвалятся.

Алексий слушал посла вполуха. Гречин болтал от возбуждения, вызванного возвращением в столицу, а священник готовился в мыслях к предстоящей борьбе.

От ворот Палация до русского подворья монахи шли с молчаливым упорством хорошо навьюченных верблюдов в караване богатого купца. Но и теперь на них мало кто оборачивался. Для столицы империи эти новые обитатели являлись не более чем пылинками на ветхих одеждах умирающего старца.

Вспомнив презрение чиновника, Алексий усмехнулся. Товара на кораблях действительно не было, но это вовсе не означало, что он прибыл в Константинополь с пустыми руками. В мешках лежало русское серебро. То самое, собранное с сотен городов, якобы на выход орде, серебро. То самое, что годами копилось в сокровищнице Богоявленского монастыря, ожидая своего часа.