Морис Палеолог - Царская Россия накануне революции

• Название: Царская Россия накануне революции
• Автор: Морис Палеолог
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1923

Вторая часть воспоминаний французского посла в России охватывает период с 1 января 1916 года по 17 мая 1917 года. Мемуары Палеолога представляют редкий по ценности материал для характеристики как франко-русских отношений в эпоху мировой войны, так и верхов русского общества в их отношениях к Франции и к войне. Русскому историку, изучающему эпоху мировой войны, придется не раз пересмотреть книгу Палеолога.

---

 Воцарение великого князя Михаила подняло бурю в Совете: "Не хотим Романовых, - кричали со всех сторон, - мы хотим Республику".

 Соглашение, с таким трудом достигнутое вчера между Исполнительным Комитетом Думы и Советом, на мгновение нарушилось. Но из страха перед неистовыми, господствующими на Финляндском вокзале и в крепости, представители Думы уступили. Делегация Исполнительного Комитета отправилась к великому князю Михаилу, который без малейшего сопротивления, согласился принять корону лишь в тот день, когда она будет ему предложена Учредительным Собранием. Может быть, он не согласился бы так легко, если бы его супруга, честолюбивая и ловкая графиня Брасова, была с ним, а не в Гатчине.

 Отныне хозяин - Совет.

 Впрочем, в городе начинается волнение. В полуденное время мне сообщают о многочисленных манифестациях против войны. Целые полки готовятся придти протестовать к французскому и английскому посольствам. В семь часов вечера Исполнительный Комитет считает долгом занять для охраны солдатами оба посольства. Тридцать два юнкера Пажеского корпуса приходят разместиться в моем посольстве.

Суббота, 17 марта.

 Погода сегодня утром мрачная. Под большими темными и тяжелыми облаками падает снег такими частыми хлопьями и так медленно, что я не различаю больше парапета, окаймляющего в двадцати шагах от моих окон обледенелое русло Невы: можно подумать, что сейчас худшие дни зимы. Унылость пейзажа и враждебность природы хорошо гармонируют с зловещей картиной событий.

 Вот, по словам одного из присутствовавших, подробности совещания, в результате которого великий князь Михаил Александрович подписал вчера свое временное отречение.

 Собрались в десять часов утра в доме князя Павла Путятина, No 12, по Миллионной.

 Кроме великого князя и его секретаря Матвеева, присутствовали: князь Львов, Родзянко, Милюков, Некрасов, Керенский, Набоков, Шингарев и барон Нольде; к ним присоединились около половины десятого Гучков и Шульгин, прямо прибывшие из Пскова.

 Лишь только открылось совещание, Гучков и Милюков смело заявили, что Михаил Александрович не имеет права уклоняться от ответственности верховной власти.

 Родзянко, Некрасов и Керенский заявили, напротив, что объявление нового царя разнуздает революционные страсти и повергнет Россию в страшный кризис; они приходили к выводу, что вопрос о монархии должен быть оставлен открытым до созыва Учредительного Собрания, которое самостоятельно решит его. Тезис этот защищался с такой силой и упорством, в особенности Керенским, что все присутствующие, кроме Гучкова и Милюкова, приняли его. С полным самоотвержением великий князь сам согласился с ним.

 Гучков сделал тогда последнее усилие. Обращаясь лично к великому князю, взывая к его патриотизму и мужеству, он стал ему доказывать необходимость немедленно явить русскому народу живой образ народного вождя:

 - Если вы боитесь, ваше высочество, немедленно возложить на себя бремя императорской короны, примите, по крайней мере, верховную власть в качестве "Регента империи на время, пока не занят трон", или, что было бы еще более прекрасным, титулом в качестве "Прожектора народа", как назывался Кромвель. В то же время вы могли бы дать народу торжественное обязательство сдать власть Учредительному Собранию, как только кончится война.

 Эта прекрасная мысль, которая могла еще все спасти, вызвала у Керенского припадок бешенства, град ругательств и угроз, которые привели в ужас всех присутствовавших.

 Среди этого всеобщего смятения великий князь встал и объявил, что ему нужно несколько мгновений подумать одному, и направился в соседнюю комнату. Но Керенский одним прыжком бросился к нему, как бы для того, чтобы перерезать ему дорогу:

 - Обещайте мне, ваше высочество, не советоваться с вашей супругой.

 Он тотчас подумал о честолюбивой графине Брасовой, имеющей безграничное влияние на мужа. Великий князь ответил, улыбаясь:

 - Успокойтесь, Александр Федорович, моей супруги сейчас нет здесь; она осталась в Гатчине.

 Через пять минут великий князь вернулся в салон. Очень спокойным голосом он объявил:

 - Я решил отречься.

 Керенский, торжествуя закричал:

 - Ваше высочество, вы - благороднейший ив людей!

 Среди остальных присутствовавших, напротив, наступило мрачное молчание; даже те, которые наиболее энергично настаивали на отречении, как князь Львов и Родзянко, казались удрученными только что совершившийся, непоправимым. Гучков облегчил свою совесть последним протестом:

 - Господа, вы ведете Россию к гибели; я не последую за вами на этом гибельном пути.

 После этого Некрасов, Набоков и барон Нольде средактировали акт временного и условного отречения. Михаил Александрович несколько раз вмешивался в их работу и каждый раз для того, чтобы лучше подчеркнуть, что его отказ от императорской короны находится в зависимости от позднейшего решения русского народа, предоставленного Учредительным Собранием.

 Наконец, он взял перо и подписал.

 В продолжение всех этих долгих и тяжелых споров великий князь ни на мгновенье не терял своего спокойствия и своего достоинства. До тех пор его соотечественники невысоко его ценили; его считали человеком слабого характера и ограниченного ума. В этот исторический момент он был трогателен по патриотизму, благородству и самоотвержению. Когда последние формальности были выполнены, делегаты Исполнительного Комитета не могли удержаться, чтобы не засвидетельствовать ему, какое он оставлял в них симпатичное и почтительное воспоминание. Керенский пожелал выразить общее чувство лапидарной фразой, сорвавшейся с его губ в театральном порыве:

 - Ваше высочество! Вы великодушно доверили нам священный сосуд вашей власти. Я клянусь вам, что мы передадим его Учредительному Собранию, не пролив из него ни одной капли.

 Генерал Ефимович, который только что в полдень приходил ко мне, принес мне кое-какие сведения о Царском Селе.

 Императрица через великого князя Павла узнала вчера об отречении императора, о котором она не имела два дня никаких известий. Она воскликнула:

 - Это невозможно... Это неправда... Еще одна газетная утка... Я верю в бога и верю армии. Ни тот, ни другая не могли нас покинуть в такой серьезный момент.

 Великий князь прочитал ей только что опубликованный акт об отречении. Тогда она поняла и залилась слезами.

 Временное Правительство скоро капитулировало перед требованиями социалистов. В самом деле, оно только что согласилось на это унизительное постановление Совета:

 _В_о_й_с_к_а, _п_р_и_н_и_м_а_в_ш_и_е_ _у_ч_а_с_т_и_е_ _в_ _р_е_в_о_л_ю_ц_и_о_н_н_о_м_ _д_в_и_ж_е_н_и_и, _н_е_ _б_у_д_у_т_ _р_а_з_о_р_у_ж_е_н_ы_ _и_ _о_с_т_а_н_у_т_с_я_ _в_ _П_е_т_р_о_г_р_а_д_е.

 Таким образом, первым делом революционной армии было заставить обещать себе, что ее не пошлют больше на фронт, что она не будет больше сражаться. Какое позорное пятно на русской революции!.. И как не вспомнить, по контрасту, о добровольцах 1792 года! Впрочем, вид солдатни на улицах вызывает отвращение непристойностью, распущенностью, гнусностью. Благодаря своей скандальной требовательности, _С_о_в_е_т_ _с_о_с_т_а_в_и_л_ _с_е_б_е_ _с_т_р_а_ш_н_у_ю_ _м_и_л_и_ц_и_ю, потому что гарнизон Петрограда и окрестностей (Царское Село, Петергоф, Красное Село и Гатчина), насчитывает не менее 170.000 человек.

 Милюков вступил сегодня в управление министерством иностранных дел. Он пожелал немедленно видеть меня так же, как моих английского и итальянского коллегу. Мы тотчас отправились по его приглашению.

 Я нахожу его очень изменившимся, очень утомленным, постаревшим на десять лет. Дни и ночи, проведенные им в жаркой борьбе, без минуты отдыха, истощили его.

 Я его спрашиваю:

 - Прежде всего и прежде, чем вы заговорите официальным языком, скажите мне откровенно, что вы думаете о положении?

 В порыве искренности он отвечает:

 - В двадцать четыре часа я перешел от полнейшего отчаяния к почти полной уверенности.

 Затем мы говорим официально.

 - Я еще не имею возможности, - говорю я, - заявить вам, что правительство республики признает режим, который вы установили; но я уверен, что предупреждаю только мои инструкции, уверяя вас в своей самой деятельной и самой сочувственной поддержке.

 Горячо поблагодарив меня, он продолжает:

 - Мы не хотели этой революции пред лицом неприятеля, я даже не предвидел ее: она произошла без нас, по вине, по преступной вине императорского режима. Все дело в том, чтобы спасти Россию, продолжая войну до конца, до победы. Но народные страсти так возбуждены и трудности положения так страшны, что мы должны немедленно дать большое удовлетворение народному сознанию.

 В числе ближайших необходимых шагов он называет мне: арест большого числа министров, генералов, чиновников и пр.; объявление всеобщей амнистии, из которой, конечно, будут исключены слуги старого режима; уничтожение всех императорских эмблем; созыв в ближайшем будущем Учредительного Собрания, - одним словом, все, что может рассеять у русского народа боязнь контрреволюции