Александр Дюма - Путешествие в Египет

• Название: Путешествие в Египет
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Биографии и Мемуары

Роман повествует о путешествии группы европейцев в Египет и на Синай в начале XIX в. Наряду с занимательной фабулой и познавательной ценностью книга представляет интерес с точки зрения истории, рассказывая в живой и образной форме о нескольких наиболее интересных этапах древней и новой истории Ближнего Востока.

---

Истинные правоверные утверждают, что это святой дервиш Абу-Мандур держит на своих плечах горы песка, которые словно собираются поглотить мечеть и преградить путь Нилу.

Любопытное для европейцев зрелище ожидало нас по возвращении в Розетту: в тени на ступенях мечети безмятежно возлежал совершенно голый сантон (бродячий дервиш, блаженный); и "костюм" и поза были для него вполне естественны, и он ждал, когда набожные женщины, живущие по соседству, принесут ему пропитание; внезапно среди своих кормилиц он заметил одну, по-видимому давно ему приглянувшуюся, и немедленно почтил ее своими ласками, принять которые та сочла для себя за честь. Это странное зрелище ни у кого не вызвало возмущения, более того, когда несколько дней назад какой-то достойный мусульманин прикрыл своим плащом эту пару, крайне походившую на киника Кратеса и его жену Гиппархию 14, его действия расценили как проявление излишней щепетильности.

И господин Кан, и господин Амон предложили нам приют, но, боясь стеснить их, мы отказались и решили расположиться на старом подворье капуцинов - в просторном обветшалом здании, где остался всего один монах этого ордена - живой обломок среди руин прошлого. Бедный старец, подобно солдатам Улисса, некогда отведал плоды лотоса и потерял память: вот уже двадцать лет ни одна весточка из этого мира, забывшего о его существовании, не долетала до его ушей, и он отвечал Европе безразличием на безразличие. Своей праведной жизнью, просторными одеждами на восточный манер он заслужил уважение арабов, да, я совсем забыл упомянуть, что этому в немалой степени способствовала и его борода.

Мы отправились провести вечер у одного из друзей господина Амона - достойнейшего турка, пожертвовавшего самой известной заповедью Корана из-за пристрастия к вину. Помещение, где он принимал нас, отличалось скромностью, как и почти все восточные гостиные: вдоль стен комнаты стоял огромный диван, а в центре бил прелестный фонтан, струи которого падали в мраморную чашу восьмиугольной формы, вокруг с большой изысканностью было расставлено несколько горшков с яркими цветами, покрытыми жемчужными каплями. словно на них выпала утренняя роса, эти растения придавали огромному залу уютный и веселый вид. Турок принял нас в компании своих друзей, рассадил среди них и велел принести трубки и кофе. Полчаса спустя подали лимонад, приготовленный его женами; увы, это не внесло оживления в беседу, протекавшую на редкость вяло, поскольку требовалось переводить и то, что изрекали мы, и то, что нам отвечали. Любой, самый остроумный диалог не выдержит подобного испытания; к тому же это умственное напряжение настолько утомило и собеседников и переводчиков, что мы не сговариваясь встали и раскланялись. Турок же, следует отдать ему должное, не стал нас задерживать.

Назавтра из Александрии приехали господин Тейлор, майор Беланже и господин Эйду - полковой штаб- лекарь. Последний прибыл не столько из любопытства, сколько из филантропических побуждений, вызвавших у пас большое расположение к нему. Он был наслышан об ужасной болезни - воспалении глаз,- столь частой в Египте, и готов был подвергнуть опасности собственные глаза, дабы спасти наши.

Ничто не задерживало нас в Абу-Мандуре, к тому же мы стремились поскорее увидеть Каир, поэтому на следующий день, 6 мая, наняли самую большую, около сорока футов длиной, джерму с несколькими латинскими парусами огромной величины. Когда все уже было готово к отплытию, обнаружилось, что дует встречный ветер; пришлось запастись терпением и отправиться в бани.

Как и в Александрии, это была самая большая и красивая городская постройка; как и в Александрии, я прошел через испытания густым паром и кипящей водой; но то ли мои легкие расширились, вдыхая песок, то ли кожа загрубела под лучами египетского солнца, но на сей раз я не испытал никаких страданий, даже процедура массажа принесла мне полное удовлетворение, и под руками банщика я без труда принимал такие позы, которые сделали бы честь Мазюрье и Ориолю 15. Утром 7 мая нас разбудили, объявив хорошую новость: ветер изменил направление. Пребывание в Абу- Мандуре нам уже наскучило, ибо, несмотря на пристрастие к баням, я все же не мог привыкнуть к чужой для себя стихии, поэтому мы тронулись в путь, испытывая неподдельную радость. День стоял восхитительный; ветер дул, словно подчиняясь нашим приказам, а матросы, выполняя необходимые маневры, пели, чтобы подбодрить себя и грести в едином ритме. Мы попросили перевести две их песни: первая, состоящая из нескольких куплетов, прославляла Аллаха, вторая излагала собрание философских сентенций и размышлений, связанных между собой по смыслу, самой оригинальной и достойной из них нам показалась следующая: "Земля - тлен, все ничтожно в этом мире!"

Поскольку мы пребывали в радостном расположении духа и эти истины показались нам слишком сложными, мы попросили арабов спеть что-нибудь повеселее. Они тут же достали музыкальные инструменты для аккомпанемента; это оказались свирель, похожая па античную флейту, и простой барабан из обожженной глины, расширявшийся кверху; на самую широкую часть была натянута тончайшая кожа, обычно ее натягивают, предварительно нагрев над огнем. И вот зазвучала такая страшная, дикарская музыка, что она поглотила все наше внимание и мы даже забыли спросить смысл слов, стараясь различить в этом грохоте хотя бы одну музыкальную фразу. Однако вскоре наше любопытство привлек толстый турок в зеленом тюрбане, потомок Мухаммеда; его, должно быть, эта мелодия привела в экстаз: он медленно поднялся, приплясывая в такт то на одной, то на другой ноге, затем, видимо решившись, принялся самозабвенно исполнять свой неуклюжий и сладострастный танец. Когда он остановился, мы стали осыпать его похвалами, выражая свой восторг этим неожиданным удовольствием, которое он нам доставил; он непринужденно ответил, что именно так на площадях Каира танцуют альмеи. К счастью, будучи парижанами, мы не слишком верили ему и поэтому отнеслись к его высказыванию достаточно скептически.

Весь день прошел в подобных музыкальных и хореографических развлечениях. Перед нами открывались живописные берега Нила, заросшие яркой зеленью; вечером быстро село солнце, и его последние лучи расцветили своими теплыми красками прелестную деревушку и верхушки пальм над нею.

Мы устроились на корме, где матросы соорудили палатку или скорее нечто наподобие навеса из холстины, крепившегося на двух гибких тростниковых жердях; мы разостлали ковер и заснули.

Утром, проснувшись, мы обнаружили, что пейзаж со вчерашнего дня не изменился, разве что, по мере того как мы поднимались вверх по течению, деревни попадались все реже и становились все меньше.

День прошел в тех же развлечениях, вот только потомок Мухаммеда казался нам уже не столь забавным, как накануне: вероятно, мы просто привыкли к смешному.

На следующее утро песни зазвучали очень рано, когда мы еще спали; открыв глаза, мы было решили, что экипаж исполняет в нашу честь серенаду; ничуть не бывало; дул встречный ветер, и матросам приходилось грести изо всех сил, чтобы справиться с течением. Капитан джермы распевал во все горло литанию, и на все куплеты арабы отвечали: "Элейсон". При каждом припеве лодку относило назад на пятьдесят шагов.

Капитан уверил пас, что если так пойдет и дальше, то к вечеру или, уж во всяком случае, на следующее утро мы непременно окажемся опять в Абу-Мандуре. Он отдал приказ причалить к берегу возле одной из деревень, мимо которой мы проходили, пятясь назад. Как только привязали лодку, я сразу же выскочил на берег и направился к ближайшему дому; мне с трудом удалось раздобыть там немного молока; мы расположились за глинобитной стеной, чтобы спастись от раскаленной песчаной пыли, и принялись за еду. Вдруг мы увидели направляющуюся к нам святую угодницу, блаженную чудовищного вида, напоминающую своим "одеянием" собрата из Даманхура; по если тот показался нам где-то даже привлекательным, то старуха выглядела ужасно. Она приближалась, и мною овладел сильный страх: а вдруг ей вздумается, увидев, что мы чужеземцы, одарить нас своими ласками? Я поспешил поделиться этой мыслью с остальными, которые от страха буквально задрожали всем телом. К счастью, наши опасения не оправдались: старуха ограничилась лишь тем, что попросила у нас милостыню; мы торопливо дали ей хлеба, фиников и несколько монеток; довольная полученным выкупом, она удалилась, позволив нам завершить трапезу. Через два часа ветер стих, и мы тронулись в путь.

Мы медленно продвигались вперед: встречный ветер сменился низовым, и, хотя наше судно сидело в воде всего на три фута, иногда оно касалось песчаного дна, таким образом, за четыре или пять часов мы с трудом проделали два-три лье. Вечером перед нами на красноватом горизонте медленно выросли три симметричных горы, четко прорисовываясь на фоне неба: пирамиды!