Вержилио Феррейра - Утраченное утро жизни

• Название: Утраченное утро жизни
• Автор: Вержилио Феррейра
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-00087-021-1

В автобиографической повести «Утраченное утро жизни» Вержилио Феррейра (1916–1996), в ему одному свойственной манере рассказывает о непростой, подчас опасной жизни семинаристов в католической духовной семинарии, которую он, сын бедняков с северо-востока Португалии, закончил убежденным атеистом.

---

Однако, как только мы покинули часовню и пошли на перемену, я пришел в замешательство. Почему в такой ярости был ректор? Почему так взволнованы были отцы-надзиратели? Все происшедшее скорее всего мог объяснить Гама. С Гамой мы встретились в пустом коридоре. Как всегда спокойно, Гама сказал:

— Ты не знаешь, что произошло? Только то, что два семинариста сбежали из семинарии сегодня ночью. Но утром их поймали на станции. Привезли обратно, заперли каждого в отдельной комнате. И теперь будут выгонять из семинарии.

— Их будут выгонять, Гама?

— Естественно, будут выгонять. Ну и что? Или ты действительно думаешь, что это самое пятно что-то значит? Этот тип, ректор, — дурак! И вся его болтовня только для того, чтобы нас запутать. Я знаю многих, кого изгнали, и никого это сегодня не волнует. Ослы все они, и ничего этим не добьются. Но однажды, однажды…

Но он не закончил. И пошел по коридору сильный, твердый в своих тайных намерениях и уверенный в своей правоте. На ближайшей перемене мы узнали все подробности бегства и пленения беглецов по их возвращении. Ветреной ночью два семинариста второго отделения перемахнули через решетку окна, находившегося у самой земли. Пригнувшись, обогнули справа ту часть дома, где находилась кухня, и по дорожке, что идет вдоль здания, вышли на дорогу. И в этот момент залаяли собаки, оповестив служителя о беспорядке. Однако, соскочив с кровати, он ничего не увидел. Оказавшись на дороге, семинаристы бегом пустились на станцию Белая крепость, но в поселок вошли спокойным шагом. Оба они должны были ехать на север и долго бродили вокруг станции. И тут в поселок за покупками пожаловал один из слуг семинарии и их увидел, а возможно, кто-то на них ему указал. Он тут же отправил в семинарию уведомление и вошел в контакт с начальником станции. Беглецов схватили и доставили обратно на повозке. Знаю, что все утро их допрашивали, а отец Томас, который страдал печенью, отечески лупил их. Два дня они сидели под замком, а когда приехали их родственники, то и они соответственно задали им трепку. Из их парт, находящихся в зале, были изъяты учебники, как и форма второго отделения. Благодаря чьей-то, не помню чьей, измене я узнал, в каких комнатах они были заперты. Комнаты оказались рядом с моей спальней, и, проходя мимо них, я потел от страха. Один из отцов церкви, насупленный и молчаливый, все время курсировал по коридору. Мне вспомнился чистый взгляд одного из беглецов, и холодок страха и восторга пробежал по мне, точно случившееся с ним было моим собственным приключением. Они были схвачены, изолированы, заперты, как в тюрьме, в двух отдельных комнатах, их принуждали повиниться, но они держались. Держались и после того, как отец Томас надавал им пощечин. Окружив ненавистью и презрением, их посадили на тюремную похлебку. Прошла ночь, пришел день и снова ночь. На следующий день прибыли их родители, жаждущие алтарного сыра, который вдруг неожиданно мог пройти мимо их открытого рта. И ярость их неутоленного голода вместе с возмущением святых отцов церкви вырвали удвоенными побоями и пощечинами душераздирающие крики у этих несчастных. Я знаю, что один из них, тот, лицо которого я так и не вспомнил, получив от отца удар ножом, бросился на колени перед ректором, моля о прощении.

— Никогда! — в ярости закричал ректор. — Пусть это послужит в назидание всем. Никогда! Теперь следуйте по избранному вами пути.

И к счастью, мой друг, которого я не помню. К счастью! Следуй дорогой свободы с поднятой вверх головой. Какое имеет значение, что ты страдаешь, что грызешь камень твоей суровой судьбы? Она твоя, друг. Принадлежит тебе, как твои кости и внутренности. И надо смело встретить ее. Разве она того не стоит?

И вот спустя месяц случилось самое невероятное событие этой истории, которую я рассказываю. То было время, когда вся семинария жила в страхе, потому что до нас дошли слухи, что Черная Рука — один известный бандит из Бейры, объявился теперь в ее окрестностях, грабя и убивая. Гвардия прочесывала заросли кустарника, обследовала деревни, устраивала засады на дорогах. Но схватить Черную Руку никак не могла, хоть и шла по следу его преступлений. Однако несколько недель спустя известия о подвигах преступника стали приходить уже из отдаленных районов местности, а потом и вовсе прекратились. Многие считали, что, должно быть, он арестован или убит в перестрелке а, может быть, скрылся в Испании. И все начали забывать о Черной Руке и его преступлениях, когда как-то утром Гауденсио принес невероятное известие:

— Только никому не говори. Это рассказал Амилкар, а ему сказал отец Канелас. Так вот: Черная Рука подбросил в вестибюль письмо, в котором сообщает, что как-нибудь подожжет семинарию.

— Подожжет семинарию? Но как это может быть, если Черная Рука умер? Не умер? Если не умер, то скрылся. Все же это знают.

— А я тебе говорю, что не умер и не скрылся. Это же сказал сам отец Канелас. Но никому не говори.

Я молчал, ничего не понимая. И хотя я считал услышанное невероятным, эту ночь я провел без сна, правда, накануне я хорошо выспался. Шли дни, а семинария и не думала гореть. И я забыл о сказанном Гауденсио и опять стал спать спокойно. И вдруг дней десять спустя я проснулся в три часа ночи от тревожных криков, возгласов надзирателей, беготни по спальням и тревожных ударов колокола. В коридоре появился отец Томас с развевающимися полами облачения, крича во все спальни:

— Воды! Несите воды! Берите лейки! Там, внизу! Скорее, скорее!

Я поднялся, ничего не понимая, и босиком бросился за лейкой. И тут увидел бегущих со всех сторону обезумевших людей, которые сталкивались друг с другом и проливали воду. Как сейчас вижу отца Питу, согнувшегося под тяжестью ведра, отца Мартинса с кувшином в каждой руке и отца Алвеса с воздетой вверх рукой, требующего тишины. Пожар оказался пустяковым, и никем не поддерживаемый огонь очень скоро был потушен. Однако надо было остановить поднятую суматоху. И отец Томас тут же, вскинув руки с пустыми лейками, крикнул:

— Все. Кончено! Больше воды не нужно!

Однако кое-кто еще по инерции и из страха нес воду, не слыша его слов. И тут отец Томас вторично призвал всех остановиться, так как пожар потушен. И мы снова легли в кровати, но никто из нас не спал.

Я же, отделавшись от страха, весь остаток ночи воображал огромное здание семинарии, пожранное огнем, и наше неожиданное избавление от несчастного детства, которым мы обязаны были Черной Руке. И даже видел почти реально, как неизвестно откуда возникший огонь, крадучись по полу, поднимается вверх к огромным балкам потолков и, как чума, пожирает все здание.

Охваченный мучительным, но сладостным беспокойством, я уже видел, как сотня глаз огромных семинарских окон загорается ярким пламенем, видел беспомощное отчаяние надзирателей и наше беспорядочное бегство в темную ночь, а спустя какое-то время обратившееся в руины, лежащее, как труп с раскинутыми руками, здание, которое попирал огромный сапог. И вдруг вселяющая надежду картинка исчезла: большие колонны так же, как и прежде, возносились вверх к темному потолку, спальня полнилась ночными тенями, а у забора, как обычно, лаяли собаки, разрывая мне внутренности. И тут я возненавидел Черную Руку за его тупость и стал мысленно внушать ему всевозможные способы, как действительно сжечь все здание дотла, и молил его, молил его вернуться более мстительным, чем прежде.

О Боже, и он вернулся! Восемь дней спустя было подброшено новое письмо с угрозами. А в нем предупреждение, что на этот раз все будет много серьезнее. Однако пятнадцать дней прошли спокойно. И вот однажды вечером, в час ужина обезумевший отец Лино нарушил тишину трапезной криком:

— Огонь!

Мгновение, и все повскакивали со своих мест, я вскочил тоже и бросился бежать, горя надеждой. Однако на этот раз, поскольку все были на ногах, огонь только вспыхнул и тут же был обращен в дым. Придя в уныние от такого финала, мы вернулись к столам и закончили наш ужин. Но спустя несколько дней мы все снова были встревожены, но совсем не новым подброшенным письмом с угрозами, а тем печальным известием, что Черная Рука погиб. Из верных источников семинарии стало известно, что охотившаяся за преступником гвардия настигла его в одной шахте. Преследуемый силами гвардии, Черная Рука укрылся в первом подвернувшемся ему убежище и отстреливался от обрушившейся на него картечи. И вдруг перестал отстреливаться. Солдаты приблизились к его укрытию и вскоре по сухому щелчку курка поняли, что его боеприпасы подмокли в воде шахты. И ликвидировали его.

И вот уже после смерти Черной Руки в семинарию вновь было подброшено письмо, в котором советовалось ректору «распустить семинаристов дней на восемь, самое большее», так как в эти дни семинария взлетит в воздух. Мы переживали тревожные дни. И по моей просьбе Гауденсио старался получить разъяснения у Амилкара, но так и не получил. Я попытался найти Гаму, чтобы расспросить его, но так и не нашел. А когда в зале для занятий ловил его взгляд, лицо его ничего, кроме презрения, не выражало. Восемь дней были на исходе, а семинария продолжала стоять целехонька, как была. Все надзиратели и слуги были начеку и вынюхивали по всем углам опасность, желая ее обнаружить. А в вестибюле с пистолетом наготове, как стало известно позже, все ночи дежурил отец Томас, выжидая, когда подбросят новое письмо. И вот на двенадцатый день глухой стон изумления и печали обежал нас всех на переменке: