Андрей Румянцев - Валентин Распутин

• Название: Валентин Распутин
• Автор: Андрей Румянцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-235-03894-3

Проза Валентина Распутина (1937–2015), начиная с первых его произведений — «Василий и Василиса», «Рудольфио», «Деньги для Марии», — пользуется неизменной любовью читателей. Знаменитые его рассказы и повести — «Уроки французского», «Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матёрой» и др. — переведены на многие языки мира, экранизированы, поставлены на театральной сцене. Известный поэт Андрей Румянцев, знавший Валентина Распутина со времени их общей учёбы в Иркутском университете и сохранивший с ним дружеские отношения на всю жизнь, предпринял первую попытку полного его жизнеописания. Автор рассказывает о Валентине Распутине как художнике, публицисте (чьи выступления подчас звучат много смелее и злободневнее нынешних «манифестов»), общественном деятеле, повествует о его человеческой судьбе, используя личные письма, записи бесед, редкие архивные материалы и другие документы.

знак информационной продукции 16+

---

Позже, читая рассказы и повести Распутина, я постоянно вспоминал многоголосье дневных и задушевность вечерних гостиничных разговоров в Новосибирске. Мне кажется, что тогда Распутин вдумчивее, чем его ровесники, вглядывался в перемены на родной земле, всей душой откликался на боли и радости сибирской деревни.

В начале 1966 года одновременно с иркутской книгой, о которой шла речь, в Красноярске вышел сборник Валентина Распутина «Костровые новых городов». В выходных данных помечено, что обе они сданы в набор в январе.

Наше поколение сибирских журналистов не только видело вблизи огромные стройки, но и дружило с ровесниками, которые проложили тысячевёрстные стальные магистрали, построили десятки современных городов в таёжных захолустьях. Сейчас задним числом много пишется и говорится о молодых людях шестидесятых-семидесятых годов, будто бы поддавшихся ложной романтике, одураченных тогдашними наставниками и двинувшихся на сибирские стройки чуть ли не против своей воли. Надуманная, из бодрых книг и песен, романтика, конечно, была. Но были и дети солдат Победы, поражавшие мужеством, бессребничеством, истовым желанием проверить свой характер в тяжких обстоятельствах. Сочинять о них высосанные из пальца или заведомо лживые байки честный журналист никогда бы не стал. И книга Распутина «Костровые новых городов» подтверждает это.

На строительстве таёжной магистрали Абакан — Тайшет он живёт в вахтовке с монтажником Владимиром Стофато, который обустраивает разъезд, уже получивший имя его отца, изыскателя этой трассы, трагически погибшего в здешних местах в военном сорок втором году. На другой таёжной просеке журналист проводит дни с укладчиками рельсов будущей дороги Решоты — Богучаны. В январскую стынь он спускается в котлован Красноярской ГЭС. Летом оказывается на маршрутной тропе рядом с геологами, открывшими залежи руды, и во времянке строителей, которые уже начали разметку будущего горного комбината и первых кварталов города Талнаха.

Его очерки о строителях, как правило, сверстниках самого автора, документальны, деловиты. Но всё же в них есть некая романтическая дымка, которая, конечно, не искажает облик молодых героев, но делает их тяжёлый быт, физические и нравственные испытания прикрытыми как бы лёгкой кисеёй. Достаточно привести, к примеру, такую сценку из жизни строителей тоннеля в Саянах, чтобы почувствовать это:

«В телогрейках, касках, в резиновых сапогах, они удивительно похожи друг на друга.

— Брат и сестра?

— Нет, муж и жена.

Это она сказала: Чистоград. А он сказал: Снежноград. А перед ними были Чистые ключи, в снегу и в солнце, и они, выйдя из тоннеля, щурились от снега и от солнца.

— Ну, пойдём?

— Пойдём.

Сначала они поднялись по длинной-длинной лестнице, а потом снова опустились и пошли в посёлок. И были они похожи друг на друга, как брат и сестра. И был вокруг белый снег, и было солнце.

— Слушай, ведь это же Чистоград.

— Нет, Снежноград.

И снова они шли рядом, только что за руки не взялись. Но они шли с работы, после смены.

А потом она сказала:

— Он у меня молодец!

Она стала загибать пальцы: во-первых, он маркшейдер участка, во-вторых, он в вечерней школе преподаёт физику, химию, астрономию и черчение, потому что преподавателей не хватает, в-третьих, он самостоятельно учит английский язык и ночами просиживает возле радиоприёмника, а в-четвёртых, он охотник, причём хороший охотник, сколько раз приносил зайцев, а недавно добыл соболя.

И она, улыбаясь, смотрела на него, а когда она закончила, он сказал:

— Нет, это она молодец!

Теперь он загибал пальцы: во-первых, она вечерами выучилась на маркшейдера смены, а это совсем не просто, во-вторых, она не хуже его бьёт рябчиков, а в-третьих, в-четвёртых и в-пятых, она просто хороший человек.

И пока растапливалась печь, они не раздевались, так и ходили по комнате в телогрейках. Только потрескивали, разгораясь, дрова да позванивало в окно солнце.

А в окно было видно, как по длинной-длинной лестнице в тоннель спускается смена и как у самого портала полыхает громадный костёр».

Лишённые «кудрявых», выдуманных подробностей, очерки Распутина точно передают основательность и достоинство рабочих парней:

«…Обыватель в тундру не поедет, там для его обывательского существования нет никаких условий. Любители длинного рубля здесь водятся, но долго не задерживаются, сбегают. Остаются действительно лучшие, которые избрали трудный, суровый Талнах своей родиной».

Чувствуются ли литературные влияния в первых сочинениях Распутина? Да, чувствуются. Ими тогда переболели и молодые журналисты, и начинающие прозаики. Открыв недоступную ранее зарубежную классику — произведения Ремарка, О. Генри, Хемингуэя, Фолкнера, Борхерта, они переняли у одних рубленую фразу, у других — напористость и экспрессивность диалога, у третьих — речевые повторы. Достаточно открыть очерк «Продолжение саянской легенды», чтобы почувствовать чужой слог, чужую интонацию. Автор рассказывает об изыскателях трассы Абакан — Тайшет А. Кошурникове, М. Журавлёве и К. Стофато, погибших в 1942 году в Саянских горах:

«Но они всё шли и шли. Шли и ночью, и днём. Они шли там, где никто, кроме них, не смог бы пройти. Когда нельзя было больше сделать ни одного шага, кто-нибудь из них спрашивал:

— Вы не устали?

— Нет, — говорил один.

— Нет-нет, — отвечал второй.

— Я тоже не устал, — признавался тот, который спрашивал.

И они шли дальше. Они срывались с гор и снова ползли на них, как одержимые. Они тонули в реке, но, выбравшись на берег, снова шли дальше».

Можно привести несколько строк из очерка Александра Вампилова «Белые города», написанного тогда же, — признаки литературного поветрия одинаковы:

«Хорошо родиться где-нибудь в Мелитополе, в безмятежном южном городе, провести детство в яблонях и полусне, коллекционировать марки, презирать девчонок, учиться играть на кларнете, стать пловцом-разрядником. Хорошо быть смешным и легкомысленным, в белом городе шататься с друзьями по улицам, бесцельно и беспечально, провалиться на экзаменах, побродить по другим городам, поссориться с приятелями, влюбиться, помрачнеть, задуматься, послать всё к чёрту и вдруг уехать в Сибирь, на стройку. Хорошо ехать в Сибирь бывшим футболистом, ценителем сухих вин, остряком и сердцеедом. Из окна вагона смотреть на живописный осенний тлен и думать свою думу. Угадать в тёмную глухариную тайгу, в суровые морозы, к суровому бригадиру, выстоять, перековаться и зажить по-новому. Не жизнь, а роман!»

И всё же стремление нарисовать картины тогдашней сибирской жизни художественными красками видно и в книге Распутина. О том же Талнахе, например, он пишет:

«Гора Отдельная. Отсюда хорошо виден Норильск, и его заводские дымы, как серые флаги, бьются на ветру. Озёра внизу, словно богатая вкраплённость руды в земной породе, блестят на солнце удивительными красками. Это сравнение с рудой не случайно. Здесь все говорят о руде. Куда ни посмотришь — над озёрами, над лесом — буровые вышки. Даже на горе, почти на самой вершине, как диковинная птица, уселась буровая. На язык руды на Талнахе переводится почти всё. Слава Иващенко так рассказывал мне о заполярных комарах:

— Летит — его не слыхать, трубы свои вниз опустит, усядется и давай бурить».

Очерки Распутина «Пять последних шагов», «Моё открытие Талнаха», «Володя и Слава» и другие читались как единый цикл. Можно представить, как автор, всегда стремящийся найти для сборника броский, запоминающийся заголовок, искал и, наконец, вынес на обложку ещё одну метафору: сибирские строители — это «костровые новых городов».

Литературное крещение

В сентябре 1965 года в Чите состоялось совещание молодых писателей Восточной Сибири и Дальнего Востока. Этот сбор талантливых прозаиков, поэтов, драматургов огромного региона страны организовали Союз писателей РСФСР и Центральный комитет комсомола. Отбор участников был строгим: как правило, направляли в Читу только авторов книжных публикаций. Валентин попал туда в числе трёх соискателей из Красноярска потому, что рукописи двух его книг уже лежали в местных издательствах. Охотно печатали его и в альманахах — иркутской «Ангаре» и красноярском «Енисее». В первом он опубликовал к началу конференции, кроме упоминавшегося рассказа «Я забыл спросить у Алёшки», ещё два — «Старая охотница» и «Человек с этого света», а во втором — очерк «Возвращение». И даже в столичном «Огоньке» появился очерк сибиряка «Разъезд Стофато».

В забайкальском городе высадился большой десант опытных писателей, приглашённых руководить творческими семинарами: прозаики Виктор Астафьев, Антонина Коптяева, Анатолий Иванов, Владимир Чивилихин, Франц Таурин, Юрий Рытхэу, Борис Костюковский, поэты Сергей Наровчатов, Дмитрий Ковалёв, Михаил Львов, Марк Соболь, драматург Николай Кладо. Возглавлял их бригаду председатель Союза писателей РСФСР Леонид Соболев.