Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

• Название: Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма
• Автор: Георгий Голохвастов
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978–5–9796–0122–9

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона. Философско-эзотерический эпос Георгия Голохвастова «Гибель Атлантиды» является выдающимся поэтическим произведением в освещении истинности платоновского предания и Атлантической Традиции, идущей к нам из тьмы тысячелетий.

---

Вестник смерти

Ты любовь схоронила навеки,
Но владеешь собой мастерски;
Только тень, окружившая веки,
Выдает безысходность тоски.

Так на белом бесстрастном конверте,
Сберегающем тайну письма,
Вестью кем-то оплаканной смерти
Безнадежно чернеет кайма.

«В костре трещат сухие сучья…»

В костре трещат сухие сучья,
Багровый свет дрожит во тьме,
И ткется мысль как ткань паучья:
Виденья странные в уме,
А в сердце — странные созвучья.

«В тиши пустынной комнаты»

В тиши пустынной комнаты,
От праздных глаз вдали,
Мы пьем с тобой тайком «на ты»,
И пенится Аи.

— «За дружбу!..» — Но искуственно
Звучат слова мои:
Твоих горящих уст вино
Хмельнее, чем Аи.

«Из бессмертья — к мгновенному…»

Из бессмертья — к мгновенному,
От предвечного — к тленному.
А чрез смерть — снова к вечности,
И чрез тлен — к неизменному.

«Последний луч горит над куполами…»

Последний луч горит над куполами
Монастыря,
И тишь полей полна колоколами;
Чуть веет вечер влажными крылами.
Грустит заря.

В слезах зари мерцают аметисты
И янтари;
Колоколов призывы звонко-чисты…
Как хороша в закатный час лучистый
Печаль зари.

Душа горит, полна колоколами,
И я парю:
Подхваченный незримыми крылами,
Я уношусь, всё ввысь над куполами,
Туда — в зарю.

«Твердя, что мы, прожив наш век…»

Твердя, что мы, прожив наш век,
Уничтожаемся бесследно,
Ты, горделивый человек,
Беднее гусеницы бедной.

Червяк пред смертью вьет кокон,
Как ложе сна, и грезит жадно,
Что, пресмыкающийся, он
Проснется бабочкой нарядной.

Из Гейне («В темном небе летней ночи…»)

В темном небе летней ночи
Звезды яркие горят,
Как мечтательные очи,
Тайно что-то говорят.

Их любви язык лучистый
Изучить для нужд земли
Филологи и лингвисты,
Как ни бились, не могли.

Мне меж тем не трудно было
Говор звезд понять вполне,
Потому что глазки милой
Словарем служили мне.

Проклятие

Смертельный грех наш в том, что матери родной,
Земли, вскормившей нас, мы, дети, постыдились
И от ее любви навек отгородились
Обманом тысяч лет, как каменной стеной.

С рассудочным умом и с волею стальной,
В поту, в слезах, в крови, упорно мы трудились,
С природой бой вели, победами гордились,
И платим за разрыв ужасною ценой.

Наш утонченный быт удобств и наслажденья
Поля от нас застлал туманом наважденья,
Лесов не слышим мы за грохотом машин:

Нас прокляла земля возмездьем отчуждения,
И гордый человек, природы властелин,
Беспомощный стоит на грани вырожденья.

«Душа еще не охладела…»

Душа еще не охладела:
Ее надеждам нет предела,
Ее стремленьям нет преград,
Пока пред нею песен клад
Пустыню нашего удела
Преображает в райский сад.

«Он родины лишен. Ее не предал он…»

Он родины лишен. Ее не предал он,
И не свершал по ней в душе последней тризны,
Но пережил ее; любовь прошла, как сон,
В нем сердце не дрожит при имени отчизны.

И, сожалений чужд, он без нее не сир,
Он большему открыл любовные объятья:
Отцовский дом ему — весь вольный Божий мир,
Его очаг везде, где люди — люди-братья.

Везде, где шепчет бор и шелкова трава,
Где ярок трепет звезд и ласков луч закатный,
Там, радостный Иван, Непомнящий Родства,
Он вместе гость и свой, бродяга перекатный.

Из Гейне («Там пышно цветы расцветают…»)

Там пышно цветы расцветают,
Где падают слезы мои;
Где вздохи любви моей тают,
Там звонко поют соловьи.

Люби меня, милая крошка,
И эти цветы — все твои,
Всю ночь до зари у окошка
Тебе будут петь соловьи.

«Ширь полей от звезд лучится…»

Ширь полей от звезд лучится,
В перелесках — полумгла;
Снег взметая, тройка мчится,
И дорога — как стрела.

Колокольчик дробно сыплет
В ночь свой частый четкий звон,
Острый ветер жжет и щиплет;
А простор со всех сторон.

В даль, всё в даль уносят сани.
Сердце радостно в груди:
Нет тревоги, нет желаний,
Нет и цели впереди.

Так и мчался бы всегда я
Под напев колокольца
Средь седых равнин без края,
По дороге без конца.

«Много сердце претерпело…»

Много сердце претерпело
Чуждых людям тайных гроз,
Много в нем плодов дозрело,
Отцвело любимых роз,

Много в сердце накипело
Боли, горечи и слез
Прежде, чем оно запело
Песни всем доступных грез.

Из графа Шамиссо («Тайком мы с тобой целовались…»)

Тайком мы с тобой целовались.
Не видел никто, лишь из тьмы
Нам звезды светло улыбались, —
И звездам доверились мы.

Но звездочка с неба упала
И тайну шепнула реке,
А речка — веслу нашептала,
Весло же — гребцу в челноке.

А тот на ушко, по секрету,
Нас выдал своей дорогой.
И вот — всему ведомо свету,
Что мы целовались с тобой.

Первобытность

Майский воздух так прозрачен,
Вешний мир так юн и свеж,
Точно не был встарь утрачен
Райских пажитей рубеж.

Как на утре первозданном,
Краски в радужной игре;
Весь в бреду благоуханном,
Сад томится на заре.

И в лучах звезды восточной,
Чуя жизненный рассвет,
Веет страстью непорочной
Яблонь чистый первоцвет.

В общей радости безлюдной
Безотчетно одинок,
Я иду в тревоге чудной
На алеющий восток.

В сердце зов тоски блаженной,
Словно дремлющую новь
В нем зажгла зарей нетленной
Первозванная любовь.

Снится мне сегодня странно
В одиночестве моем
Близость светлой и желанной,
Ощутимой здесь во всем.

И с надеждой близкой встречи
На заре легко идти.
Цветом яблони мне плечи
Осыпают по пути.

Так под райские напевы
По ликующим садам
Шел в предчувствованьи Евы
Первосозданный Адам.

«Мечты о счастьи — торопливы…»

Мечты о счастьи — торопливы,
Мечты о счастьи — прихотливы,
Мечты о счастьи не мудрей,
Чем красок радужных отливы
В обмане мыльных пузырей.

«В тиши прадедовской аллеи…»

В тиши прадедовской аллеи
Шуршал тревожно старый дуб,
Во мраке бились молний змеи.
И как в их блеске был мне люб
Твой лик, точеный лик камеи,
С призывом знойным гордых губ.

Стон. Из индусской поэзии. На мотив Фез-Улла

В джунглях, где снегом белели жасмины,
Ложе любви расстелил нам апрель.
Я, и она, и любовь — триедины;
Нега истомна, и трепетен хмель.

Губы ее — провозвестники счастья —
Чашей душистой раскрылись уже:
К ним полновластно готов был припасть я
В грезах, не снившихся даже радже.

Ветер — завистлив. Принес он из дали
Стон одинокий, чтоб в сны забытья
Бросить нам отзвук бессонной печали,
Каплею горечи в сладость питья.

И отравил отголосок кручины
В жалобе чьей-то далекой души
Брачную песнь, что нам пели жасмины
В благоуханной безлунной тиши.

«Завладело мной царство лесное…»