Цилия Лачева - Современный болгарский детектив

• Название: Современный болгарский детектив
• Автор: Цилия Лачева
• Издательство: Радуга
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002204-5

Социально-психологический детектив, действие которого разворачивается на большой стройке.

Из сборника Современный болгарский детектив

---

— И, как был в грязной одежде, мои мальчики подняли меня и отволокли на одну гулянку, вот ведь как! Потом на меня повесили медаль… А это — еще когда я был арматурщиком и работал на морском побережье. Куда ни посмотришь — над крышами, за изгородями, — кругом вода… Мы строили завод, мои пальцы искривило железо, но я сказал себе: или оно меня, или я его! Что ж, схватил и этого быка за рога. Коллектив вышел победителем в соревновании, наградили нас орденами, и стала бригада известна всей стране…

Он разгребал газеты, складывал их перед Цанкой — в них раскрывалась судьба этого железного человека, объехавшего все стройки Болгарии, сменившего множество профессий, одна другой тяжелее и ответственнее.

— Сейчас что? — усмехнулся он, складывая газеты и пряча их в кожаную обитель. — Скажи мне, что так мучит молодежь? Наденут белый халат, вымоют свои нежные ручки и садятся перед табло. Гудят аппараты, а мальчики только фиксируют на листе бумаги, как трудятся за них роботы…

— Я в газете читала, — откликнулась жена Юрукова, — что через год-два роботы начнут сталь разливать. И вообще все самое тяжелое станут делать.

— Этого не будет! — выкрикнул Юруков. — Столкнуть человека с места, к которому прирос он кровавыми своими ладонями, прикипел… Да каждая пядь около моей печи полита человеческим потом. Это работа святая, благородная и благословенная, она имеет свое прошлое, и невозможно его перечеркнуть в один миг. Что понимают в человеческой радости, в человеческой беде те железные, бессердечные скелеты?

— Хочется мне взяться за эту работу, — сказала неуверенно Цанка.

— За какую работу?

— С компьютерами… Как-то это привлекает меня. Не знаю почему.

Юруков молча оглядел ее, удивляясь, не подшучивают ли над ним.

— Ты серьезно?

— Почему бы и нет? Я сильная, здоровая.

Цанка вспотела от напряжения, выдерживая взгляд своего сурового покровителя.

— С этой дрянью и дряхлый и больной управится. Знания нужны. Сколько тебе лет?

— Идет сорок второй.

— Образование?

— Окончила восемь классов. На курсах экскаваторщиков была первой.

Он задумчиво постучал по столу. Кто знает, почему его лицо нахмурилось? Молчаливо, с удивлением наблюдала она, как на хмуром этом лице пробивается сквозь усы лукавая кривая улыбка.

— Запоздала ты, женщина! — сказал Стамен. — И я уже не подхожу для такой тонкой работы. Эти пузатики, которые поедают мое здоровье — молодые в белых халатах, — сейчас в моде. Мы уходим, все, кто как смог, что-то дали и что-то взяли от жизни… Давайте, на здоровье.

Не чокаясь, выпили молча, как за покойников. Видно, питье не доставило ему удовольствия. Юруков взял папку и потянулся, сплетя пальцы над головой. Копание в старых газетах разбередило старую рану, и заныла она у него, застучала глухо в груди, словно второе сердце. Это была правда — о нем много писали, хвалили его и возвеличивали его труд, пока этот труд был перед глазами миллионов. Он работал как одержимый, всеми своими мускулами, одаренный и изобретательный, везде, куда бы ни забросила его судьба. Приходили из газет и журналов, фотографировали его — обычно в профиль — и хвалили: «Ну и лицо у тебя, уважаемый Юруков!» По радио тоже говорили. Однажды увидел себя на экране в кинотеатре и еле успел подавить довольный смешок человека, достигшего славы. Он был убежден: его труд останется таким навсегда, до бесконечности. Но скоро пришел ему конец. Потеснили супермашины, началась новая эра в стареющей железной эпохе. Понабежали молодые образованные парни, надели белые халаты и начали управлять могучими печами (его печами!) издалека, автоматически, кнопками да формулами, следя за дрожанием стрелок. Компьютеры выстроились в цехе с ледяным безразличием всезнаек. Оказалось вдруг, что в этой начинающейся жизни места для него нет. Дали ему печь самую старую, еще из первых, но все равно он был вне строя… Работал по-старому, жарился при адской температуре, но сталь выплескивалась в длинные желоба огненно-красная, чистая, как стеклянный сверкающий поток. Юруков все еще был богом разливки, маленьким богом с несколькими помощниками, которые крутились вокруг него, но и их глаза все больше шарили по компьютерам, по новому, но более на вид легкому и интересному… Опять навалились журналисты, щелкали камеры, но снимали уже не его, а тех, других, которые работали по новой азбуке, путешествовали по заграницам и рассказывали раскрывшим рот мальчишкам о неслыханных, только что рожденных пристанях, о закатах и восходах, чаще всего виденных с борта самолета. Юруков, знатный сталевар, почувствовал себя грузом, который упал в пути, забыт и уже никому не нужен. Мелкие ссоры и склоки начались у него с инженером Христовым — главным проводником всего нового, того, что толкало его локтем — вон, с дороги! Юруков (пятидесятитрехлетний самоучка, с большим опытом, но и с чувством недоверия к работе, связанной с наукой и знаниями) подталкивал молодых: дескать, учитесь и старайтесь. А самому было больно, когда кто-то отрывался от его старого гнезда и перелетал к более легкому, чистому и опрятному будущему, недостижимому для него самого. И все больше молодых птенцов улетало из его прокуренного дома, исчезая из поля зрения.

В тот день он прошел в цех, где были установлены новые компьютеры. Каждый был завернут в свое собственное покрывало. Стояли, как недоступные мудрецы, холодные и молчаливые. Стамен приподнял покрывало одного из них и встретился с синевато-зеленым глазом циклопа, который отражал дневной свет. Казалось, это действительно было око чудовища, безразличного к судьбе лучшего представителя рабочего класса. У этого циклопа был собачий нюх, который умилял теперь людей, что поднимали Стамена на подвиг одной только фразой: «Здравствуй, уважаемый Юруков!»

Он ушел от этих молчаливых драгоценных сокровищ, выстроенных заботливо в ряд, и предстал перед своей единственной печью. Она зависела только от опыта его рук, а руки его вблизи познавали потаенное нутро печи, и от них зависело, будет оно бесплодным или опростается среди огня и пламени. Он всегда по старой привычке приходил первым, другие тянулись за ним, приветствуя его взмахом руки — дружелюбно, но и небрежно, точно он был каким-то стариком, едущим на разбитой телеге (симпатичная картинка старого времени!).

Неохотно принялся за работу. К нему пришел Страхилко, живой, веселый парень — ученик, покрутился некоторое время рядом, глядя в сторону, а потом сказал:

— Мастер, ухожу я от тебя. — И скрестил руки на груди с видом человека, который намерен отстаивать себя до конца.

— Больших тебе успехов, — ответил Юруков, оскорбленный до глубины души.

Мальчик удивленно замолчал — готовился, видно, к оскорблениям, угрозам, не ждал такого пренебрежения. Юруков медленно обернулся к нему. Глаза его светились обидой и раненой старческой любовью.

— Не припомнишь ли, уважаемый, что было два года тому назад? Твой отец лично передал тебя в мои руки! Просил сделать тебя мастером, чтобы честно зарабатывал ты свой хлеб!

Юноша переступил с ноги на ногу, кивнул.

— Ну и что?

— И сейчас ты плюешь на его наказы, а он, прости его бог, не может открыть рот, чтобы пожурить тебя и посоветовать…

— Оставь отца в покое, бай Стамен, — тихо сказал Страхилко. — У него ничего общего со всем этим… Я иду учиться — инженер Христов предложил.

— Ты что, девка, чтобы тебе предлагать?

Страхилко пропустил иронию мимо ушей.

— Буду работать на новых машинах, а не на этом барахле. Здоровье только отнимает…

Стамен Юруков искоса взглянул на парня — крупного, сильного.

— Не заметил, что ты слабачок.

Он отвернулся и больше ничего не говорил, несмотря на то что Страхилко трудился до конца смены, надеясь оставить светлые воспоминания в памяти этого человека. (Все же приятель отца, все же недосягаемое было мастерство у него в руках…)

— Папа, — сказала Зефира, закрывая дверь и прислонившись к ней спиной. — Тот человек пришел.

Юруков приподнялся на локте.

— Какой человек?

— Следователь.

Встав, он набросил на плечи пиджак. («Этот человек» завтра к ним через окно полезет, как к себе домой!) Следователь стоял в прихожей — в черном пальто, но в носках, потому что снял грязные ботинки.

— Почему? — обернулся Юруков. — Я вам сейчас дам тапочки.

Тапочки были старые, но теплые. Следователь поблагодарил. Он был похож на человека, который не сидит на месте — разъезжает, как коммивояжер какой-нибудь.

Зефира хотела выйти из комнаты, но гость ее остановил.

— Постой, девочка, я хочу спросить тебя кое о чем…

— Она еще несовершеннолетняя, — быстро возразил Юруков. — И не отвечает перед законом!

— Знаю. Но в данном случае поможет правосудию. Ты сказала своей подруге Меглене, что в тот самый вечер видела своего отца.