Альберт Лиханов - Музыка

• Название: Музыка
• Автор: Альберт Лиханов
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Для младшего и среднего возраста.

---

— Какое мероприятие? — спросил я.

— Да… — нехотя ответил Васька. — На вечорку хотел тебя сводить, да уж мало времени остаётся, самый конец захватим. — Он зевнул. — А завтра вставать рано.

Я всполошился:

— Ва — ась! Давай сходим! Выспимся ещё, поспеем.

Васька усмехнулся, затоптал окурок.

— Смотри, — сказал он, — два километра по лесу.

Он поднялся с лавочки, крикнул в ограду:

— Мам, мы спать ушли! — и на цыпочках вернулся ко мне. — Айда! — велел шёпотом.

То быстрым шагом, то мелкой рысью мы двигались по лесной дороге. Ели обступали нас со всех сторон, воздух словно остекленел, и каждый вздох повисал в тишине. Мои ноги то проваливались в колдобину, то спотыкались о бугорки, и тогда я хватался за Ваську — за его рукав или плечо. Васька шагал уверенно и не оступался, словно только тем и занимался, что ходил по ночным дорогам.

В глухой тишине я неожиданно различил какое — то тоненькое треньканье и голоса.

Васька прибавил шагу.

Сквозь деревья виднелся трепещущий огонёк. Голоса и музыка стали внятнее: кто — то пел частушки, играла гармонь.

Лес наконец кончился, тишина и страхи оста лись за спиной. Из мрака выступили избы, а перед ними, под берёзкой, застлавшей чёрной шапкой полнеба, полыхал костёр и плясали пары.

Гармонист играл заунывно, повторяя одну и ту же короткую мелодию, ни шума, ни смеха не было у костра, только раздавался глухой, мерный топот пляшущих.

Когда мы подошли ближе, озорной голос парня, нарочно надрываясь, разухабисто выкрикнул:

По деревне идётё,
Играётё и поётё,
Моё сердце разрываётё
И спать не даётё-ё!

Снова стало тихо, слышался только топот. Через полминуты, не раньше, словно крепко подумав прежде, девчачий голос, такой же надрывный, пропел:

Через речку быструю
Я мосточек выстрою,
Ходи, милый, ходи мой,
Ходи летом и зимой!

Мы остановились под берёзой, недалеко от баяниста. Это был совсем пацан. Пожалуй, вроде меня. Он играл, уставившись в землю, ни на кого не глядя, словно выполнял работу, тяжёлую и неинтересную.

Нас заметили.

Тот же парнячий голос, что пел частушку, выкрикнул откуда — то из темноты:

— A-а, Васильевские ребята пришли! — И добавил обидно: — Два сапога пара, два пацанёнка — мужик!

Пляшущие недружно засмеялись, и я почувствовал локтем, как подобрался, напрягся Васька.

— Опять, гады! — прошептал он, а громко, набрав басу, чтоб перекричать гармошку, крикнул: — А што энто за мужики, каких из сапог не видно!

На этот раз засмеялись громче, — видно, Васька попал в точку.

Перед нами возник низкорослый парень в лихо заломленной фуражке. Я, не удержавшись, хихикнул. Парень был намного старше Васьки, а ростом с меня.

— Н-ну зар — раза! — прошипел он.

А в Ваську будто бес вселился.

Он неожиданно подпрыгнул и, отбивая сапогами чечётку, пропел парню прямо в лицо, издевательски улыбаясь:

Оп — па, триц — ца, ца — ца — ца — ца,
Гоп — па, дриц — ца — ца — ца-ца!..

Словно пень или колдобину, Васька обошёл низкорослого парня, вошёл в круг, хлопнул, глядя куда — то в сторону, по плечу девчонку с косой, уложенной вокруг головы, замолотил сапогами пыль и запел точно так же, как тот парень, — с надрывом и с натужным весельем:

Ягодиночка, малиночка,
Вертучие глаза,
На тебя, на ягодиночку,
Надеяться нельзя-а!

Ошеломлённый парень — недомерок опомнился, исчез в темноте, но скоро снова появился у костра, выжидая чего — то.

Васька, подмигивая мне, задиристо топал сапогами, но у девчонки, с которой он плясал, лицо было испуганное, вытянутое. Она переступала ногами, озираясь по сторонам, и вдруг — я даже заметить не успел, как это произошло, — исчезла.

Возле Васьки, всё ещё топочущего и улыбающегося, стоял низкорослый парень, а рядом с ним человек пять здоровенных парней.

— Уступи девку! — велел маленький парень.

— Не-е! — весело откликнулся Васька, хотя никакой девки уже не было.

— Да ну? — удивился низкорослый и махнул кулаком.

Васька увернулся и шарахнул парня прямо в нос. Тот пошатнулся, фуражка, которая была, наверное, ему велика, покатилась в пыль, а Васька, согнувшись, как когда — то учил меня, молниеносно ударил нападавшего сперва по одному уху, потом по другому. Парень зашатался, и тут Васька врезал ему в живот.

Всё было по Васькиным правилам — он и мне когда — то говорил, что так надо драться, но размышлять было некогда.

Низкорослый парень лежал в пыли, а Ваську тузили со всех сторон здоровенные парни.

Мгновение я стоял оцепенелый. Потом подхватил из — под ног какой — то дрын и молча, как зверь, кинулся, зажав его над головой, в толпу, избивавшую Ваську.

Помню, что первый удар был удачным. Палка, ударившись о чью — то спину, сломалась. Что — то ^яркое мелькнуло в глазах, мои кулаки сталкивались с чем — то твёрдым. Наконец всё стихло. Парни расступились, а мы с Васькой стояли посреди круга, молчаливого и хмурого.

Не говоря ни слова, Васька схватил меня за рукав, и мы побежали.

— Ходи, милый, ходи мой, ходи летом и зимой! — крикнул вслед побитый парень.

Кто — то по — разбойничьи свистнул, послышался девчачий смех. Гармошка, смолкнув ненадолго, запиликала вновь.

Мы бежали домой, тяжело, с присвистом дыша, не говоря ни слова. Васька свернул с дороги, и мы оказались у ручья. Он лёг на землю и окунул голову в воду. Я сделал так же. Лицо онемело от прохлады.

— Два зуба шатаются, — сказал Васька с тоской. — Губу разбили… А шишек не сосчитать… А ты как?

У меня саднила скула, болел подбородок, из носа текла, всё не останавливаясь жидкая и тёплая кровь.

— Ох, гады! — сказал Васька. — Ох, гады!..

Он помолчал минуту, решительно вскочил.

— Ну, я им сейчас!

Мы побежали снова, напрямик, продираясь сквозь кусты.

— Пошли тише! — сказал я Ваське, падая от усталости.

Но он не остановился.

— Не! — крикнул он. — Надо успеть!

Я не понимал, куда надо успеть.

Но Васька бежал, хрипя и отплёвываясь, увлекая за собой меня.

Серыми, тяжело дышащими тенями пробежали мы по деревне. Мало что соображая от побоев и долгого бега, я нёсся вслед за Васькой и не очень удивился, когда мы оказались не у дома, а возле конюшни.

Васька растворился в темноте. Громко звякнул засов, и тут же зачмокали копыта.

— Иди на сеновал! — крикнул Васька, придержав возле меня лошадь. — Я скоро!

Конь всхрапнул и метнулся вперёд.

— Васька! — крикнул я отчаянно. — Васька! Я с тобой!

Залилась, зашлась в хриплом лае собака за забором.

Васька остановился. В три прыжка я догнал его.

— Чо орёшь? — прохрипел он, но протянул руку.

Я вскарабкался на лошадиный круп.

— Держись крепче! — велел Васька, и мы помчались.

Казалось, будто мы летим по воздуху: земля, деревья вокруг — только угадывались; одно небо, ставшее зеленоватым от приближающегося рассвета, плыло где — то над головой.

То ли отдохнув после дневной работы, то ли с перепугу, лошадь шла ходкой рысцой, и Васька повторял мне:

— Нагни голову!

Я притаился за его спиной, чувствуя, как над нами проносятся ветви деревьев.

Обратная дорога оказалась странно короткой. За кустами замельтешил огонёк, и Васька пробормотал злорадно:

— Поспели.

На опушке, за деревьями, он остановился и велел мне слезть. Разминая затёкшие от неловкой езды ноги, я переступал перед конём и слушал Васькины наставления:

— Иди вон в тот куст! — приказывал он командирским голосом. — Как я поскачу обратно, не мешкай, выбегай сразу…

Я кивал, не понимая ничего толком, костёр и гармошка пугали меня. Ясно было, что Васька затеял что — то отчаянное.

Предстояли новые испытания, может, ещё одна драка, и я опять подобрал с земли дрын, на этот раз покрепче.

Васька подвёл коня к кусту, дал ему передохнуть, потом воскликнул глухо: "Ну!" — и ударил пятками в лошадиное брюхо.

Конь рванул с места крупным галопом, а я раздвинул куст, чтобы лучше видеть, что случится дальше.

Васька мчался к костру молча, прижавшись к лошадиной шее, и там не сразу заметили стремительно скакавшую чёрную лошадь. Её увидели слишком поздно. Гармошка умолкла, плясуны кинулись врассыпную, а Васька промчался прямо через костёр, разметав пылающие поленья.

Всё, что произошло дальше, походило на битву под Бородином. Смешались в кучу кони, люди… Конь был, правда, один, но он стремительно носился, громко ржал, становился на дыбы и снова скакал. Казалось, что коней много.