Алексей Миллер - Россия — Украина: Как пишется история

• Название: Россия — Украина: Как пишется история
• Автор: Алексей Миллер
• Издательство: РГГУ
• Жанр: Культурология
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7281-1159-7

Книга известных историков Георгия Касьянова (Киев) и Алексея Миллера (Москва) посвящена анализу политического воздействия на то, как пишется в XXI в. история российско-украинских отношений. Статьи и публичные лекции обоих авторов дополняют главный структурный элемент книги — их диалоги. Рассматривая широкий спектр тем, от Богдана Хмельницкого до Второй мировой войны, впервые российский и украинский историки не столько спорят друг с другом, сколько совместно отстаивают принципы исторического цеха от политических манипуляций с обеих сторон.

Для специалистов, студентов и самой широкой читающей публики.

---

Для украинских историков задача несколько облегчалась наличием более давней «сепаратистской» историографической, интеллектуальной и идеологической традиции, берущей начало еще во второй половине XIX в. (М. Максимович, В. Антонович, М. Грушевский). Этот более чем солидный историографический фундамент дополнялся археологическими, этнографическими и антропологическими изысканиями, также академического характера приблизительно того же периода, правда, с заходом в первые два десятилетия ХХ в.

Такая традиция позволяла просто вернуться к готовым формам, согласно которым можно было не только отделить древнюю украинскую историю от московской и имперской версии, не только превратить Киевскую Русь в колыбель только украинского народа/нации, но и найти генетико-антропологические различия между украинцами, русскими и белорусами. В одной из работ современного профессионального археолога утверждалось, например, что «современные украинцы генетически связаны с народонаселением Южной Руси, в отличие от большинства белорусов и русских, которые принадлежат к другому антропологическому типу» [68].

Погружение во тьму веков, необходимое для удревнения возраста нации, разумеется, дает далеко не лишний повод подчеркнуть ее воображаемую «европейскость». Можно проигнорировать параноидальные крайности историков-любителей, утверждающих, что украинцы-арии являются прародителями европейской цивилизации [69]. Однако нужно учитывать их влияние на массовое сознание. На этом же уровне, как и в более профессиональной культурологии и даже историографии, больший вес имел популярный «трипольский миф», согласно которому предками современных украинцев были племена трипольской археологической культуры (III тыс. до н. э.). Он также включал в себя уже неизбежный европейский компонент: утверждение о том, что «трипольская цивилизация» (а вовсе не какая-то археологическая культура) была в свое время наиболее развитой не только в Европе, но и во всем мире [70]. Еще более выразительно «европейский вектор» прослеживается в академически уже вполне солидной официальной концепции раннефеодальной «украинской» государственности — Киевской Руси (которая в этой версии вполне ожидаемо претендует на звание крупнейшего европейского государства). Стандартный набор «европейскости» здесь достаточно разнообразен — от династических браков дочерей Ярослава Мудрого с «европейскими» государями (здесь «чемпионство» принадлежит Анне Ярославне, королеве Франции) до истории о короновании галицко-волынского князя Данилы. Во Львове в начале 2000-х годов появился мощный монумент, выдержанный в эстетике конных статуй второй половины XIX в., надпись на котором гласит «Король Данило». Все-таки король, а не князь — а это уже Европа.

Здесь встречаются и более изысканные варианты. Один из видных сторонников национализированной версии украинской истории уже в Киевской Руси усматривал явные признаки нации под названием «русь», возникшей в результате слияния «восточнославянского» начального субстрата, норманнов и иранских племен, разумеется, исходный, «автохтонный» субстрат ассимилировал пришельцев [71]. Автор прямо не указывал на это, однако в логике и аргументации прослеживалась популярная для национального нарратива идея первенства своей нации в соревновании за величину взноса в копилку общеевропейской цивилизации.

Уход из «общеславянского» (читай — «общерусского») исторического пространства являлся необходимой предпосылкой для вхождения в другое, считавшееся альтернативным,— свое собственное «европейское» и выстраивания телеологии, позволяющей доказать европейскую генеалогию своей нации.

Отношения со «степью» и «монголо-татарское нашествие» дали основания для начала эксплуатации одного из наиболее популярных мифов украинской «национализированной» историографии — о цивилизационном «барьере». Здесь первые формулировки также относятся к рубежу XIX—XX вв.: «отец» украинской истории М. Грушевский в своей фундаментальной «Истории Украины-Руси» достаточно четко обосновал идею о выдающейся и даже «почетной» роли украинского народа в обороне европейской культуры от «азиатских орд». Интересно, что этот миф был адаптирован советской нормативной историографией, а в 1990-е вполне благополучно перекочевал в официальную версию украинской истории.

Наиболее пригодными с точки зрения набора стереотипов в стиле «исторического евроремонта» национальной истории являются новые интерпретации героического казацкого периода истории Украины. Тут в наборе соответствующих исторических мифов, конечно же, почетное первое место занимает идея «украинской национальной революции середины XVII столетия», выдвинутая в научном исследовании и немедленно репродуцированная на уровне школьной и вузовской нормативной истории. В своих базовых формулировках эта идея выглядит так: в середине XVII в. (если более конкретно — в 1648—1676 гг.) в Украине (иногда используется эвфемизм «украинские земли») происходила национальная революция. Ее результатом стало создание национального государства, которое вследствие внутренних раздоров и давления со стороны соседей (разумеется, России и Польши) погибло, однако «украинские земли» сохранили остатки автономии и самоуправления, а с ними и соответствующую традицию. В ходе упомянутой национальной революции возникла «национальная государственная идея», которая стала «для следующих поколений украинцев неписаным заветом в борьбе за независимость» [72]. Революция стала импульсом для формирования новой политической элиты, для развития национального самосознания, в частности «идеологии элитарного украинского национализма», она пробудила «волю нации к самоутверждению и самовыражению в форме независимого соборного государства». Украинская национальная революция XVII в. была событием, аналогичным революциям XVI—XVII вв. в Нидерландах, Англии, Германии и Франции, это было событие европейского масштаба, и принадлежит оно европейской истории.

Эта научная разработка, полностью построенная на риторике романтической историографии XIX в. с огромным количеством логических форм, построений и риторических фигур советского варианта марксистской историографии [73], немедленно, без каких-либо дискуссий была абсорбирована официальной версией национальной истории.

Следует заметить, что другой автор, позиционировавший себя как приверженца модернистского подхода к проблеме генезиса наций и действительно опиравшийся на изрядное количество цитат западных «модернистов», был вполне солидарен в идентификации европейского измерения украинской истории в аналогичных периодах. И если предыдущие авторы комфортно совмещали стандартную риторику романтического национального исторического нарратива с терминологией классовой истории, то Я. Грицак соединил его с категориальными периодами западной социологии а-la Э. Геллнер и схемой украинского историка И. Лысяка-Рудницкого, предполагающей наличие в истории «домодерных» и «модерных» наций. Период формирования последних, по мнению Я. Грицака, в Европе (и, как оказывается, в Украине) относится ко времени «постепенного преобразования аграрного, малограмотного и маломобильного общества в индустриальное, образованное и мобильное, с широкими политическими правами и экономической свободой для всех его членов, а не только для верхушки» [74]. По мнению Я. Грицака, процесс формирования украинской нации происходил синхронно с аналогичными процессами в Западной Европе, т. е. начался еще в XVI в. Церковные движения и казацкие войны XVI—XVII вв. являются аналогами общеевропейского процесса возникновения новой формы коллективной идентичности — национального самосознания.

Автор достаточно четко сформулировал свои «прикладные» намерения: история украинской нации должна быть частью общемирового (или общеевропейского) процесса. История восточноевропейского региона (куда Я. Грицак без сомнений помещает Украину) «все-таки вмещается в общую схему периодизации мировой истории» [75].

Совпадение в попытках и стиле профессиональных историков, последователей разных интеллектуальных традиций, «европеизировать» украинскую историю, вряд ли можно считать случайным совпадением. Дело в том, что, несмотря на различия в пояснительной и обосновывающей риторике, интеллектуальный коридор, по которому кто на ощупь, а кто ведомый светлячками «западной мысли» бредут упомянутые исследователи, достаточно узок. Это коридор «национализированной» истории, в котором указатели на стенах всегда одни и те же, вне зависимости от того, на языке какой нации они написаны. В конкретном случае Украины национальная история, отделенная, эмансипированная от «истории СССР с древнейших времен и до наших дней», в познавательной, идеологической и политической ситуации 1990-х годов не имела никаких шансов попасть куда-либо, кроме Европы, даже в тех случаях, когда этой воображаемой Европы еще и не было.