Лев Овалов - Рассказы майора Пронина (Сборник)

• Название: Рассказы майора Пронина (Сборник)
• Автор: Лев Овалов
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-371- 00511-3

В 1941 г. с небольшой книжечки началась литературная истории майора Пронина. Шесть небольших рассказов совершили революцию в советской массовой литературе. Впервые народ сбрел настоящего современного героя. С «Рассказами майора Пронина» красноармейцы уходили на фронт. С продолжениями «пронинианы» вчерашние фронтовики восстанавливали и отстраивали страну. Запутанные преступления, хитрые заговоры, и то изящество, с которым майор их раскрывал, обеспечили Пронину всенародную любовь и место в пантеоне великих сыщиков XX века.

В первый том настоящего двухтомника вошли следующие произведения: «Рассказы майора Пронина», «Рассказы о майоре Пронине», «Букет алых роз» и, пожалуй, лучшая повесть Овалова — «Голубой ангел». Изящная шпионская повесть стала главным литературным событием последних мирных месяцев 194! года. Над страной сгущаются тучи грядущей войны, но в повести царит другая атмосфера: впервые стиль и интонация романа nоiг вторгается в советскую развлекательную литературу.

Все пронинское наследие Льва Овалова (1905-1997) — пять книг, в которых отразилось почти 25 лет жизни нашей страны, но эти книги несут на себе еще и отпечаток читательской любви. Иван Пронин стал народным любимцем и сохранился в памяти у нескольких поколении. А народ редко ошибается.

---

— Надеюсь, вы не захотите подражать Бурцеву? — спросил Пронин.

— Нет, я солдат, — жестко сказал Роджерс. — Я просто хочу пить.

— Одну минуту.

Пронин перегнулся через подоконник, вылил воду на землю, с пустым графином подошел к начальнику школы и попросил: — Пошлите, пожалуйста, кого-нибудь к колодцу за свежей водой.

Начальник школы с недоумением посмотрел на Пронина и неуверенно протянул кому-то графин.

— Сходите…

— Вероятно, в своей разведке вы лучший специалист по русским делам? — обратился Пронин к Роджерсу.

— Да, я разбираюсь в них, — согласился Роджерс.

— Вы хорошо знаете Россию, — сказал Пронин.

— Да, я знаю ее, — согласился Роджерс.

— А что такое «ипостась», вы знаете? — спросил Пронин.

— Нет, — сказал Роджерс. — А что такое «ипостась»?

— А это — несколько лиц одного бога в православной терминологии, — объяснил Пронин. — Вот вы являлись мне в разных ипостасях. Учителем из псковской деревни, красноармейцем с заставы, собирателем сказок, водопроводчиком и туристом, садовником и похитителем документов… Помните?

— Помню, — сказал Роджерс.

— Вы жадный человек, майор, — продолжал Пронин. — У нас, русских, есть хорошая поговорка о погоне за двумя зайцами. Документ ваш ничего не стоит. Самолет вам похитить не удалось. И, наконец…

Посланный вернулся и подал начальнику школы графин с водой.

Пронин налил в стакан воды и подал стакан Роджерсу.

— Прошу вас, майор. Вы хотели пить.

— Глупые шутки, — сказал Роджерс. — Вы можете меня расстрелять, но воды этой я не выпью.

— Боитесь попасть в яму, которую рыли другому? — спросил Пронин. — Как хотите. У нас принято прежде всего потчевать гостей. Но ежели вы отказываетесь, я сам утолю жажду. — И Пронин взял стакан, поднес к губам и с наслаждением, по глоткам, принялся медленно пить воду. Роджерс тупо глядел на Пронина…

— Что вы делаете! — крикнул Виктор. — Иван Николаевич!…

— Не волнуйся, — сказал Пронин, отставляя пустой стакан. — Неужели ты думаешь, я чувствовал бы себя спокойно, если бы знал, что где-то в нашей стране находится какой-то незнакомец с холерной вакциной. Во второй мой приезд в совхоз я сумел изъять ампулы с вакциной и заменить их ампулами, наполненными невинной мыльной водой.

ГОЛУБОЙ АНГЕЛ 1. Грустная песенка

Из поездки в Армению я привез, помимо записей и документов для книги об этой древней и красочной стране, несколько бутылок старого армянского коньяку. Одна из них предназначалась в подарок Ивану Николаевичу Пронину, и на другой же день по возвращении я позвонил к нему на квартиру. На звонок никто не отозвался, и это было естественно: телефон в квартире Пронина безмолвствовал по целым неделям. Работник органов государственной безопасности, Пронин, занятый расследованием трудных и сложных дел, иногда подолгу не бывал дома. На службу к нему звонить было бесполезно — по вполне понятным причинам об отсутствующем работнике получить там справку было нельзя, и я уже собирался отойти от телефона, как вдруг услышал знакомый голос. Увы, то был голос Виктора Железнова, воспитанника Пронина и его ближайшего помощника и сотрудника по работе.

— Ну? — услышал я его оклик.

Я назвал себя, но вместо приветствия опять услышал странный ответ.

— Подождите немного, — сказал Виктор. — У меня чуть молоко не ушло.

Он заставил меня ждать довольно долго. За это время я успел вспомнить рассказ Пронина о девочке, брошенной на одной из железнодорожных станций, встреча с которой помогла найти опаснейшего шпиона, и решил, что молоко это предвещает мне знакомство с историей еще более загадочной и романтической. Но, как всегда это бывает, объяснение Виктора оказалось гораздо проще: Иван Николаевич болен, сейчас он поправляется, навестить его можно, он будет очень рад…

Признаться, во время этого разговора я испытывал чувства, которые свойственно переживать людям при известии о неожиданной болезни близкого человека. С Прониным меня связывала только дружба, и при этом очень сдержанная дружба, потому что Пронин скуп на слова и несентиментален. Но у меня сразу защемило сердце, и, несмотря на слова Виктора о том, что никакая опасность Пронину не грозит, еще долго продолжала точить мысль о том, что я мог потерять этого человека.

Поэтому я был даже разочарован, очутившись в квартире Пронина. Все находилось на своих местах: и недопитый стакан с чаем на обеденном столе, и раскрытые окна в столовой, и легкий сквознячок, столь любимый Прониным, и книги в кабинете, небрежно втиснутые на полки, и знакомый ковер на стене, и, наконец, сам Пронин в белой полотняной рубашке, полулежащий на тахте.

Агаша, домашняя работница, похожая на выписанную из провинции старую тетку, по обыкновению встретила меня жалобами на Виктора, Виктор тут же вступил с ней в перебранку, Иван Николаевич их поддразнивал, и мне показалось, что двух месяцев, в течение которых я отсутствовал, точно не бывало.

— Не позволю я тебе больше куфарничать, — ворчала Агаша, выговаривая «ф» вместо «х». — Женись, тогда и хозяйничай!

Действительно, в комнатах попахивало горелым молоком, и, по всей видимости, Виктор был этому виновником.

— Почему же это вы дома? — удивился я, вглядываясь в похудевшее и бледное лицо Пронина.

— Да попробуй уложи его в больницу! — воскликнул Виктор с ласковой укоризной. — Сотрудников с докладами удобнее здесь принимать!

— А я вам коньяку привез, — сказал я, улыбаясь Ивану Николаевичу и ставя бутылку на стол.

— Попробуем-попробуем! — Пронин усмехнулся и по-мальчишески подмигнул мне. — А меня, брат, угораздило летом воспаление легких схватить, pnevmonia catarrhalis, как торжественно выражаются врачи.

Агаша укоризненно покачала головой.

— Доктора надо бы спросить, — сказала она, кивая на бутылку. — Может, нельзя?

— Немножко можно, — уверенно возразил Виктор, внося из столовой рюмки. — Доктор же говорил, что немного вина даже полезно…

— Уж ты молчи! — прикрикнула на него Агаша. — Всех докторов и сиделок поразогнал! Все сам… — В голосе ее прозвучала обида. — За Иваном Николаевичем готов горшки выносить, а сам ничего не умеет…

— Коньяком тебя угостить, что ли? — прервал ее Пронин, давая понять Агаше, что ему надоела ее воркотня.

Агаша поняла.

— А ну вас… — сказала она сердито и пошла из кабинета.

Виктор разлил коньяк в рюмки, Пронин первым его пригубил, и я с любопытством на него взглянул, желая узнать, одобрит ли он коньяк, взглянул в его серые глаза и забыл о коньяке. Так ласково и умно смеялись эти глаза, что я еще раз невольно подумал о том, как люблю и уважаю этого человека.

Я смотрел на его добродушное лицо и суховатые губы, на его седые виски и неправильный русский нос, на его чистую рубашку и похудевшую сильную руку и невольно задумался об этом простом и очень талантливом человеке, прошедшем трудный и сложный путь…

Размышления могли бы унести меня в очень далекие дали, но Иван Николаевич вернул меня на землю.

— Коньячок ничего, пить можно, — сказал он, отставляя недопитую рюмку. — Рассказывай.

И я быстро и подробно, как всегда этого умел добиваться Пронин, рассказал о своей поездке.

— Ну а мы тебя тоже можем кое-чем угостить, — похвалился Иван Николаевич и головой указал Виктору на патефон, стоящий на письменном столе. — Пластинки, брат, у нас новые, заслушаешься!

— По-моему, вы патефоны недолюбливали? — сказал я. — Или привыкли за время болезни?

— Пожалуй что не привык, а так… — неопределенно ответил Иван Николаевич. — Заведи-ка!

— Какую? — деловито спросил Виктор.

— Ту самую — «The Blue Angels», — сказал Иван Николаевич, и по легкой его усмешке мне показалось, что он намеревается меня чем-то удивить.

Не задавая других вопросов, Виктор положил на зеленый диск пластинку и завел патефон.

Я не очень хорошо разбираюсь в тонкостях джазовой музыки — это была какая-то медленная ритмичная мелодия, не то блюз, не то танго. Не сильный, но приятный баритон запел заунывную песенку, пел он ее на английском языке, слов я не понимал, но мотив волновал и томил, настраивая слушателей на грустный лад. Одним словом, в своем жанре это было неплохо. Напоследок хриплый голос сказал несколько слов, вероятно, пожелал слушателям легкой ночи или веселой жизни, и Виктор поднял мембрану.

— Как? — спросил Иван Николаевич.

— Ничего, — ответил я. — Приятная музыка.

— А ну-ка, Виктор, повтори эту пластинку еще раз, — предложил Пронин. — И обязательно с переводом…

Виктор охотно завел патефон еще раз и, когда баритон запел, стал ему подтягивать, напевая песенку в русском переводе:

Ночь нам покой несет, и, когда все заснет на земле,