Кейт Аткинсон - Чуть свет, с собакою вдвоем

• Название: Чуть свет, с собакою вдвоем
• Автор: Кейт Аткинсон
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-04048-9

Кейт Аткинсон прогремела уже своим дебютным романом, который получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя многих именитых кандидатов — например, Салмана Рушди с его «Прощальным вздохом мавра». Однако настоящая слава пришла к ней с публикацией «Преступлений прошлого» — первой книги из цикла о кембриджском частном детективе Джексоне Броуди. Роман вызвал бурю восторга и у критиков, и у коллег по цеху, и у широкого читателя, одним из наиболее ярых пропагандистов творчества Аткинсон сделался сам Стивен Кинг. За «Преступлениями прошлого» последовали «Поворот к лучшему» и «Ждать ли добрых вестей?», не менее полнфоничные и вызвавшие не менее восторженную реакцию. И вот наконец впервые по-русски выходит следующий роман — «Чуть свет, с собакою вдвоем». После всех приключений в Кембридже и Эдинбурге Броуди возвращается в свой родной Йоркшир. Удалившийся, казалось бы. на покой частный детектив пытается выследить обчистившую его банковский счет липовую жену и отзывается, сам того не желая, на внезапное письмо из Новой Зеландии: «Меня удочерили, и я бы хотела спросить: вы не могли бы что-нибудь выяснить о моих биологических родителях?» Но сказать оказывается легче, чем сделать: ни в каких архивах родители Надин Макмастер не значатся, как и сам факт удочерения. Обзаводиться собакой Броуди тоже вовсе не планировал, а вот поди ж ты. Но чего он меньше всего ожидал от себя — так это что увлечется поэзией…

---

Кейт Аткинсон Чуть свет, с собакою вдвоем

Моему отцу

Все ошибки — мои, некоторые допущены нарочно. Я не всегда придерживалась истины.

Благодарность причитается:

как всегда, Расселлу Экви; Малькольму Грэму, старшему детективу-суперинтенденту полиции Лотиана и Шотландских Границ; Малькольму Р. Диксону, бывшему помощнику инспектора полиции Шотландии; Дэвиду Мэттоку и Морин Ленехан — за то, что вместе со мной вернулись в Лидс семидесятых.

Не было гвоздя — подкова пропала.
Не было подковы — лошадь захромала.
Лошадь захромала — командир убит.
Конница разбита — армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого что в кузнице не было гвоздя.[1]

Народное

Я тут всего лишь чуть-чуть прибрался.

Питер Сатклифф[2]

Сокровище

9 апреля 1975 года

Лидс — «Шоссейный город семидесятых». Гордый лозунг. Ни капли иронии. Кое-где на улицах до сих пор мигают газовые фонари. Жизнь северного городишки.

«Бэй Сити Роллерз» — номер первый в чартах.[3] По всей стране ИРА взрывает что ни попадя. Партию консерваторов возглавила Маргарет Тэтчер. В первых числах апреля Билл Гейтс в Альбукерке основал будущую корпорацию «Майкрософт».[4] В последних числах Сайгон пал пред вьетконговцами.[5] По телевизору все идет «Черно-белое менестрель-шоу»,[6] Джон Поулсон до сих пор в тюрьме.[7] «Прощай, детка, детка, прощай». И посреди всего этого Трейси Уотерхаус беспокоила только дырка на носке колготок. С каждым шагом дырка росла. А еще утром колготки были новые.

Сказали, что на пятнадцатом многоэтажки в Лавелл-парке, и — ну еще бы — лифты не работали. Два констебля, пыхтя и отдуваясь, карабкались по лестнице. Ближе к цели переводили дух на каждой площадке. Констебль Трейси Уотерхаус, крупная неуклюжая деваха, только-только испытательный срок прошла, и констебль Кен Аркрайт, коренастый и коренной йоркширец, с куском сала вместо сердца. Покоряют Эверест.

Оба застанут начало кровавой кампании Потрошителя, однако Аркрайт уйдет на пенсию задолго до конца. Дональда Нильсона, брэдфордскую Черную Пантеру, еще не поймали,[8] а Гарольд Шипмен,[9] вероятно, уже начал убивать пациентов, которым не повезло оказаться под его опекой в больнице Понтефракта. В 1975 году Западный Йоркшир кишмя кишел серийными убийцами.

У Трейси Уотерхаус еще молоко на губах не обсохло, хотя сама она в этом не призналась бы. Кен Аркрайт видел столько, что другим и во сне не приснится, но сохранял добродушие и оптимизм — хороший полицейский, большая удача, что он взял совсем зеленую девчонку под крыло. Паршивые овцы тоже встречались — смерть Дэвида Олувале[10] по сей день черной тучей осеняла полицию Западного Райдинга, — но Аркрайта тень не коснулась. Дрался, когда нужно, а порой и когда не нужно, но кары и награды раздавал, не глядя на цвет кожи. Нередко звал женщин шалавами и потаскухами, однако с уличными девчонками делился, бывало, сигаретами и наличкой и к тому же любил жену и дочерей.

Как учителя ни умоляли остаться и «чего-нибудь добиться», Трейси в пятнадцать бросила школу, поступила на курсы, обучилась стенографии и машинописи и тут же пошла секретаршей в контору Монтегю Бёртона — манила взрослая жизнь.

— Вы умненькая девочка, — сказал сотрудник отдела кадров, предлагая ей сигарету. — Далеко пойдете. Сегодня помсек, а завтра, кто знает, может, и д. м. н.

Она не знала, что такое «д. м. н.». Насчет «помсека» тоже сомневалась. Кадровик так и ел ее глазами.

Шестнадцать лет, никогда не целовалась с мальчиком, никогда не пила вино, даже «Синюю монахиню». Никогда не пробовала авокадо, не видала баклажан, не летала на самолете. Тогда все было иначе.

Купила в «Итаме» твидовое пальто до пят и новый зонтик. Готова ко всему. Дальше можно и не готовиться. Спустя два года очутилась в полиции. К такому не подготовишься. «Прощай, детка».

Трейси боялась, что никогда не уйдет из дома. Вечера проводила с матерью перед телевизором, а отец между тем напивался — культурно — в местном клубе консерваторов. Трейси и мать ее Дороти смотрели «Шоу Дика Эмери»,[11] или «Стептоу и сын»,[12] или как Майк Ярвуд[13] пародирует Стептоу и его сына. Или Эдварда Хита[14] — у него плечи ходили вверх-вниз. Загрустил, наверное, Майк Ярвуд, когда премьером стала Маргарет Тэтчер. Все загрустили. И вообще, что хорошего в пародистах?

Живот урчал, как тепловоз. Трейси неделю жила на творожно-грейпфрутовой диете. Любопытно, может ли толстячка подохнуть от голода?

— Господи Исусе, — прохрипел Аркрайт, когда они наконец добежали до пятнадцатого этажа. Стоит, согнулся пополам, руками в колени уперся. — Я раньше крыльевым форвардом был, представляешь?

— Ага, а теперь ты просто пожилой боров, — сказала Трейси. — Какая квартира?

— Двадцать пятая. По коридору до конца.

Соседи позвонили, анонимно пожаловались на дурной запах («кошмарную вонь») из квартиры.

— Небось крысы дохлые, — сказал Аркрайт. — Или кошка. Помнишь собак в Чепелтауне? А, нет, девонька, это еще до тебя.

— Слыхала. Мужик уехал, еды им не оставил. Они потом сожрали друг друга.

— Они не жрали друг друга, — сказал Аркрайт. — Одна сожрала другую.

— Ну ты педант.

— Чего? Нахалка ты растакая!.. Опля, пришли. Ебать-колотить, Трейс, вот это вонища. Досюда добивает.

Трейси Уотерхаус пальцем вдавила кнопку звонка и подержала. Скосила глаза на уродливые черные форменные ботинки на шнуровке, пошевелила пальцами в уродливых черных форменных колготках. Большой палец уже вылез в дырку, и дорожка взбиралась к мощному колену. С такими ногами только в футбол играть.

— Наверняка старик какой-нибудь, которую неделю там лежит, — сказала она. — Ненавижу их, сил нет.

— Я ненавижу этих, которые под поезда прыгают.

— Деток мертвых.

— Да уж. Хуже нету, — согласился Аркрайт.

Мертвые дети — неуязвимый козырь, всегда выигрывает.

Трейси сняла палец со звонка и покрутила дверную ручку. Заперто.

— Господи, Аркрайт, там жужжит. Уж явно никто не встанет и не выйдет вон.

Аркрайт заколотил в дверь:

— Эй, полиция, кто-нибудь дома? Бля, Трейси, ты слышишь?

— Мухи?

Кен Аркрайт нагнулся и заглянул в щель почтового ящика:

— Ах ты ж!..

Он так шарахнулся от двери, что Трейси подумала — ему в глаза чем-то прыснули. С сержантом такое приключилось пару недель назад: попался псих с брызгалкой, отбеливателем пшикнул. Всем расхотелось через почтовые ящики заглядывать. Но Аркрайт тотчас опустился на корточки, снова толкнул крышку ящика и заговорил ласково, будто с дерганой собакой:

— Все в порядке, все хорошо, теперь все хорошо. А мама дома? А папа? Мы тебе поможем. Все хорошо. — Он встал и приготовился плечом вышибить дверь. Потоптался, выдохнул через рот и сказал Трейси: — Приготовься, девонька, сейчас будет грязно.

Полгода назад

Пригород Мюнхена, холодно, скоро вечер. Крупные снежные хлопья белым конфетти лениво опускаются на землю, оседают на капоте безликой немецкой машины.

— Красивый дом, — сказал Стив. Наглый типчик, слишком много болтает. Вряд ли его по правде зовут Стивом. — Большой, — прибавил он.

— Да, красивый большой дом, — согласился он, — в основном чтобы Стив закрыл рот.

Красивый, большой и, увы, окружен другими красивыми большими домами, стоит на улице, где соседи бдят, а по стенам блестящие карбункулы охранных сигнализаций. У пары-тройки самых красивых, самых больших домов — автоматические ворота, а на оградах видеокамеры.

Первый раз — рекогносцировка, второй раз — обращаешь внимание на детали, третий — делаешь дело. Сейчас третий.

— Конечно, чуток слишком германский на мой вкус, — сказал Стив. Как будто полный каталог европейской недвижимости листает.

— Может, отчасти тут дело в том, что мы в Германии, — сказал он.

— Я ничего против немцев не имею, — сказал Стив. — В Deuxième[15] была парочка. Приятные ребята. Хорошее пиво, — прибавил он, поразмыслив. — И сосиски ничего.

Стив говорил, что служил в британских ВДВ, демобилизовался, понял, что жить на гражданке не в силах, и вступил во Французский иностранный легион. Думаешь, что крутой, а потом узнаёшь, что такое крутой на самом деле.

Ну да. Сколько раз он это слышал? В свое время сталкивался с ребятами из легиона — бывшие военные, сбежали от смертоубийственной гражданской жизни, дезертировали от разводов и исков об отцовстве, слиняли от скуки. Все убегали от чего-нибудь, и все не то чтобы изгои, которыми себя мнили. Уж Стив-то явно. Прежде они вместе не работали. Он, конечно, чуток дурачок наивный, но ничего, внимательный. Не курит в машине, всякую лабуду по радио не слушает.