Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

• Название: Рыцарь Шато д’Ор
• Автор: Леонид Влодавец
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-474-4

Эпоха крестовых походов… После 20 лет битв граф Ульрих де Шато-д’Ор возвращается в замок своих предков. Однако его ожидает не отдых от трудов ратных, а упорная, жестокая и кровопролитная борьба за право владеть родовой вотчиной. Интриги и заговоры, тайны и загадки окружают Шато-д’Ор. Дуэли, стычки и сражения следуют одно за другим. Мечи и копья, стрелы и палицы, яды и кинжалы — все идет в дело. Но сквозь ложь и грязь, кровь и жестокость, предрассудки и мракобесие непобедимой силой прорастает Любовь, которая помогает одолеть негодяев.

---

Марко молчал, только сопел да кряхтел, но дело это ему нравилось немало…

…Кончили довольно быстро и сразу же заснули, утомившись… Разбудил их Ульрих, бесцеремонно шлепнув Марту по голому заду.

— Вылезайте, господа слуги! — сказал он. — Кушать подано!

Хозяйка дома первый раз такого чудного рыцаря видела; спал с ней вроде, а пальцем не дотронулся, хоть она была вовсе не против. Это первое. Второе — проснулся раньше ее, пошел к лошадям, а слуг своих даже не пошевелил. Третье — вместо того, чтобы приказать ей тащить на стол все, что есть съестного, сам достал из переметных сум какую-то снедь, и мало того, что сам уселся есть, так и ее, и слуг позвал! Правда, баба слыхала, что и среди благородных бывают чокнутые, но видела такого впервые. Сперва ей казалось страшноватым наличие в доме сумасшедшего, но, видя, что Марко и Марта особенно не удивляются и не пугаются поведения хозяина, уселась со всеми за колченогий неструганый стол.

— У нас так принято, — сказал Ульрих, объясняя хозяйке. — Мы с Марко даже землю когда-то вместе пахали. Верно, а?

— Верно. Из вас, ваша милость, ничего мужик был, справный… И рыбой торговали в Венеции. Чем не житье было! Воевать-то скучнее…

— Ладно, — сказал Ульрих, сомневаясь, уж не слишком ли он опрощается, — сегодня едем к маркграфу, сделаю тебя вассалом. Землю дам с мужиками; сам будешь только служить, а работать они будут.

— Собачья жизнь, — почему-то пробурчал Марко. — Неохота!

— Чего? — удивился Ульрих. — Не веришь, что ли? Думаешь, я вчера спьяну это болтал? Вот возьму и пожалую тебе Оксенфурт. Будешь зваться Марко фон Оксенфурт, или де Оксенфурт, или де Тороге… Нет, фон Оксенфурт лучше…

— Воля ваша… — сказал Марко, очищая ножом репу.

— А мне чего будет? — спросила Марта.

— А уж это что ему, то и тебе.

— Ты рот-то не больно разевай, — сказал Марко строго. — Ежели бабе дело доверить, так она одуреет… В барыни, вишь, захотела.. А ежели по справедливости, так вот что: отщипни нам моргенов сорок и будя, это я потяну. Десять оставлю под пар, репу посажу, капусту, жито да ячмень, виноградник бы не худо. Оброк исправно давать буду…

— Чего ж ты, дурак, всю жизнь маялся — и еще охота? — удивился Ульрих. — Что за народ! Ты на этих сорока моргенах загнешься раньше времени… Я-то знаю, каково один-то вспахать!

— Тогда и вовсе ничего не давай, — сказал Марко.

— А я и спрашивать тебя не буду! — рявкнул Ульрих. — Покамест ты раб, понял, дубина?

— Понял! — буркнул Марко. — Только мне неохота, чтоб мои сыновья потом из-за этого Оксенфурта дрались, как вы из-за Шато-д’Ора…

Хозяйка сжалась, ожидая грозы. Но Ульрих сказал:

— Ты еще не знаешь, будут ли у тебя сыновья… Внук вон есть, так тот, упаси Господь, на маркграфское место попросится!

Первой, как ни странно, фыркнула Марта, за ней сам Ульрих, потом Марко, и наконец забито, робко хихикнула хозяйка.

— Его еще найти надо, внука-то.

— Найдете уж как-нибудь…

Передохнув чуть-чуть после завтрака, стали собираться. Поблагодарили хозяйку и заплатили ей за постой цехин. Таких денег та в руках отродясь не держала и пустилась в рев. Пришлось успокаивать. Затем, перекрестившись, поехали. При дневном свете слобода выглядела куда хуже, чем ночью. Густо несло нужниками, помоями и гнилью. Замызганные, завалившиеся домишки стояли густо, словно дожидаясь очередного пожара, который прекратил бы их мучения. Впрочем, пожары в слободе бывали часто, а внешне она менялась мало. Все те же гнилые соломенные крыши, перекошенные стены, грязь до ушей — все, как двадцать лет назад. Тут можно было поверить в неизменность мира, сотворенного Господом.

Слава Богу, слободу скоро проехали. Главная улица ее уперлась в подъемный мост, перекинутый через ров, заполненный жидкой грязью. Вонища у рва была еще покрепче, чем в слободе, так как все канавы, в которые выплескивали помойные ведра, стекали туда; в ров оправлялись люди и животные, сюда же сбрасывали падаль и тела казненных. Вдобавок на городской стене, на бревнах, просунутых между зубцами, болталось два полурасклеванных воронами трупа, а у самого моста на кольях, врытых в землю, торчали головы каких-то бедолаг. Одна из голов сохранила на своем лице некое подобие улыбки, видимо, потерявший ее хозяин был в последний момент отчаянно доволен своей участью.

Ворота сторожили пятеро латников. Один из них, судя по хамству, начальник, развязной походочкой подошел к Ульриху.

— Кто такой? — спросил он пропойным басом. — Отвечай!

— Граф Ульрих де Шато-д’Ор… — не без труда, но вежливо ответил Ульрих.

— По приказу его светлости маркграфа за въезд в город Визенфурт взимается пошлина — три монеты серебром. По постановлению магистрата города Визенфурта за въезд в город взимается пошлина — две монеты серебром… С рыцарей пошлина удваивается, с купцов — учетверяется.

— Бог судья этому маркграфу, — сказал Ульрих. — Три цехина хватит?

— Хватит, ваша милость! — подобрел старший стражник, пробуя монеты на зуб.

Проехав подъемный мост, путешественники двинулись по на редкость пыльной и безобразной улице, застроенной узкими серыми домишками. Здесь стоял звон наковален, уханье молотов, воняло окалиной, копоть летала в воздухе. Тут орудовал кузнечный цех. Полуголые кузнецы, подмастерья, ученики сновали в чадных мастерских. У ворот мастерских и лавок вывешена была готовая продукция — кольчуги, мечи, щиты, наплечники. Другие выставляли серпы, косы, топоры, мотыги. Ульрих рассмотрел оружие, у одной лавки даже помахал готовым мечом — для пробы. Но меч был тяжеловат, и Ульрих отдал его Марко.

— Сейчас я тебя снаряжу! — сказал Ульрих. — Одену как подобает.

И он закупил в одном месте добрую кольчугу, в другом — налокотники, в третьем — щит и так далее, пока Марко не превратился в рыцаря.

— Неудобно, ваша милость, — бурчал Марко, — еще же не посвятили…

— А куда оно денется? — хмыкнул Ульрих.

Проехав кузнечную слободу, выехали на базарную площадь — гвалт, шум, визг. Торговали здесь и мужики, и городские, и дальние гости. Квохтали куры, визжали поросята, нищие тянули свои неописуемо грязные руки за подаянием, монахи рекламировали индульгенции, четки, волосы и слезы Христа, Святой Девы, еще каких-то мучеников и святых. Воришки шныряли по кошелькам и карманам. На вертелах и жаровнях жарили мясо целыми тушами. Торговали — кто с возов, кто с лавок. Кого-то уже били, где-то весело распевали, цыганка в зеленом платке выплясывала что-то страстное и бесшабашное.

— Сын мой, — обратился к Ульриху пузатый монах с тремя внушительными подбородками, — вам следует подумать о своей душе! Вам надлежит купить индульгенцию…

— Простите, отец мой, но я свое отпущение грехов получил из рук самого его святейшества папы! — сообщил Ульрих. — Быть может, стоит купить индульгенцию вот для этого господина и этой басурманки?

— Мессир Ульрих, — сказал монах, — было бы неплохо, если бы вы завернули в обитель Святого Якова… Перед тем, как соберетесь к маркграфу. Я думаю, что у вас не будет особого недовольства…

— Но у меня не было никаких дел с вашей обителью… — сказал Ульрих. — Да и вас я, честное слово, вижу впервые, святой отец…

— Господь учит нас любить ближнего как самого себя, — наставительно сказал монах. — А как же любить человека, если его не знаешь?

— А как туда проехать? — спросил Ульрих. — Укажите дорогу, святой отец!

— Я провожу вас, — сказал монах и мигнул одному из своих коллег, чтобы постоял за прилавком, после чего двинулся вперед.

Ульрих, Марко и Марта поехали следом. У рыночной площади имелся так называемый «черный угол», где производились казни и публичные порки. Там собралась кучка людей, в основном приезжие, завороженных этим обыденным для горожан зрелищем. На длинной перекладине болтался еще живой детина со связанными руками, мыча и хрипя перехваченным горлом, на котором была крепко захлестнута петля. У плахи два палача возились с точилом, затачивая огромный мясницкий топор. Какого-то мужика, привязанного к столбу, лениво, но довольно крепко пороли. Он орал, что больше не будет, правда, не было понятно, что он имел в виду. Пороли двое, а третий палач считал удары. Тут же присутствовали какие-то чиновники, поп и два унылого вида человека, по всему видать, тоже дожидавшиеся тут не сладких пирогов. Монах ухмыльнулся и сказал:

— За что их порют? А? Как вы думаете, сын мой?

— Увели что-нибудь, — предположил Ульрих, — коня или кошелек…

— Нет, сударь.

— Подрались и избили кого-нибудь?

— Н-нет! — лукаво усмехнулся монах.

— Ну уж и не знаю…

— Вся их вина, сударь, в том, что они не заметили его светлости маркграфа… Точнее, заметили, но не успели снять шляпы. За это их сейчас и секут.

— Строг маркграф!