Георгий Береговой - Три высоты

• Название: Три высоты
• Автор: Георгий Береговой
• Жанр: Биографии и Мемуары

В этой книге автор размышляет о буднях своей профессии, рассказывает о сложном пути от курсанта осоавиахимовского аэроклуба до руководителя Центра подготовки летчиков-космонавтов. Летчик-штурмовик, летчик-испытатель, летчик-космонавт — три цели, которые он в разное время поставил перед собой, три высоты, которыми овладел, совершенствуясь в избранном раз и навсегда деле, ставшем для него содержанием и смыслом всей жизни.

---

Ведущим группы в тот раз был майор Кузин. Он и зажег эрэсами передний бронетранспортер, заставив его развернуться поперек дороги и заткнуть собой шоссе как пробкой. Мне удалось перевернуть вверх колесами замыкавшие колонну машины. Теперь немцам деваться некуда. Зажженная с обоих концов колонна оказалась в ловушке. Поливая ее из пушек и пулеметов, забрасывая бомбами, штурмовики прошли над нею с головы в хвост; затем, набрав высоту и развернувшись на сто восемьдесят градусов, вновь спикировали, утюжа противника в обратном направлении. Внизу царил хаос: машины сталкивались, налезали друг на друга, взрывались бензобаки и боеприпасы, полыхало, растекаясь во все стороны, горючее…

Когда снаряды и бомбы у нас кончились, Кузин собрал группу и все так же, па бреющем, взял курс обратно на аэродром. И он, и любой из нас понимали, что дело еще не закончено. Для одного боевого вылета колонна оказалась явно велика: часть вражеской техники оставалась не выведенной из строя. Хорошо зная характер Кузина, никто из летчиков не сомневался, что рабочий день для нас соответственно продолжается. Кузин в таких случаях не принимал во внимание никакие обстоятельства.

Прекрасный это был боец — Саша Кузин, признанный не только у нас в полку, но и в дивизии. О бесстрашии его ходили легенды. Кое-кто из воздушных стрелков, например, утверждал, что каждый боевой вылет с майором Кузиным надо бы по справедливости приравнивать к трем: каким бы убийственным ни был защитный огонь, он все равно сделает столько заходов на цель, сколько потребуется, чтобы ее уничтожить. И все же летать с ним воздушные стрелки любили. Любой из них безоглядно верил в его удачу, за которой всегда стоял трезвый расчет и огромный опыт. Риск ради риска Кузин не признавал. И мужество его было без какого-либо налета лихости, ухарства. Войну в ее узком, повседневном смысле он привык рассматривать как тяжелую опасную работу. Не больше, но и не меньше. Есть работа, значит, кто-то должен ее выполнить. Выполнить добросовестно и профессионально. Скидок тут он никому не делал. И в первую очередь себе самому.

Помню один эпизод, который, пожалуй, лучше всего характеризует эту черту Саши Кузина. Произошел он, правда, значительно позже, почти под самый конец войны. В районе Мишкольца, уже в Венгрии, полк получил задание уничтожить крупную вражескую цель. В воздух поднялись почти все готовые к работе самолеты — восемнадцать «илов». Участвовал в боевом вылете и командир полка Ищенко. Но ведущим группы был не он, а майор Кузин.

Когда вышли на цель, на нас внезапно навалились пять «фоккеров». Прикрытие-то нашей группы было, но «яки» завязали бой где-то наверху. А «фоккеры» между тем времени зря не теряли. Загорелась машина летчика Холина. Выходя из очередной атаки, я заметил, как его самолет перевернулся в воздухе, а сам Холин выбросился из кабины с парашютом. Часть железнодорожных составов под нами уже пылала, но работа была далеко еще не закончена: один эшелон стоял под парами недалеко от станции целым и невредимым. Да и среди тех, что мы успели поджечь, отчетливо просматривались неповрежденные платформы с танками.

Кузин, не обращая внимания на фашистские истребители и огонь зениток, начал очередной заход на цель. В этот момент подбили Ищенко. Машина его получила здоровенную пробоину, но, судя по всему, сохранила управляемость и могла какое-то время оставаться в воздухе. Однако по рации послышался голос командира полка, потребовавшего от ведущего собрать группу и уводить ее на свою территорию. Кузин, будто не слыша, продолжал гнуть свое. Цель под нами была как на ладони, и бросать начатое майор, видимо, не собирался. Воздушные стрелки огрызались как могли от наседавших «фоккеров» из пулеметов, и штурмовики вслед за ведущим методично продолжали свою работу. Командиру полка пришлось смириться: выйти из круга означало бы подставить себя под удар вражеских истребителей. Так он и бомбил на подбитой машине вместе со всеми немецкие эшелоны, пока от станции не остались одни головешки. А «фоккеров» вскоре отогнали появившиеся наконец «яки»…

— Ты почему приказа моего не выполнил? — насел было Ищенко на Кузина, когда группа вернулась на аэродром. — Ты же видел: Холин перевернулся, мой самолет подбили… Кто из нас командир полка, ты или я?

— Приказ был один: уничтожить цель. Вот мы его вместе с вами и выполнили, — невозмутимо объявил Кузин. — А без потерь на войне не бывает… Что касается остального, то ведь командовать группой вы же сами меня назначили. Ну я и командовал, как считал нужным.

Ищенко поначалу только руками развел: о чем, дескать, с тобой толковать! Потом оглядел еще раз свой покалеченный «ил», помолчал, помолчал да и буркнул отходя:

— Правильно, в общем-то, командовал!

А вечером полк получил от командира дивизии благодарность за отлично выполненное боевое задание.

Случай этот, повторяю, произошел гораздо позже, но бескомпромиссность Кузина, когда дело касалось того, что он понимал под выполнением воинского долга, никогда не была для нас секретом. Не заблуждались мы на сей счет и тогда. Знали: Кузин непременно настоит еще на одном вылете. Вот только на аэродром сядем…

Но получилось не совсем так, как мы предполагала.

При посадке произошло ЧП, которое всех прямо-таки огорошило. За объяснением, впрочем, не надо было далеко ходить. Напряжение последних дней, когда вылеты следовали один за другим, не могло не сказаться даже на таком железном человеке, как майор Кузин. И все же кое-кто из нас не сразу оправился от изумления: ошибку, которую допустил Кузин, не простили бы и самому зеленому новичку. Идя на посадку, он, вместо того чтобы выпустить щитки, убрал шасси. Промах свой, правда, Кузин обнаружил тотчас же. Но машина уже потеряла скорость, необходимую, чтобы набрать высоту. Катастрофа, нелепая и дикая, казалась неизбежной. Машину спас сам Кузин. Выручили хладнокровие и профессиональное мастерство летчика. В последний момент он сумел выровнять самолет и мягко притер его к полосе бронированным брюхом.

По просьбе Кузина, которому прижигали йодом сильно кровоточащую, рассеченную от удара о приборную доску бровь, с командиром полка пришлось разговаривать мне.

— Нужен еще вылет! На шоссе пробка. Пока не расчистят, деваться немцам некуда.

— Так-то оно так, — засомневался Ищенко, глядя не на меня, а туда, откуда доносилось чертыханье — Кузина. Ему кто-то успел намотать на голову бинт. Только вот, считая с утренними, вылет этот по счету пятым будет. Люди с ног валятся…

— Немцы — тоже! — стоял на своем я. — Нельзя им дать из затора выпутаться.

Подошли остальные летчики. Появился вслед за ними и Кузин. Физиономия у него под стать бинтам была совсем белая.

— Ты-то уж наверняка не полетишь! — повернулся к нему Ищенко. — Ты свое на сегодня уже отлетал…

— А свою машину на разок не дадите? — будто не слыша, негромко спросил Кузин. В глазах его читалась явная мольба. — Маршрут туда сложный, а я все подходы изучил…

В этот момент появился Фетисов с двумя механиками.

— Товарищ командир полка, разрешите обратиться к майору Кузину!

— Обращайтесь, — кратко обронил Ищенко.

— Взлетная полоса свободна, товарищ майор! Как и наказывали, отрапортовал Фетисов. И, не тая радости, добавил: — А машина ваша почти в полном порядке. К завтрашнему утру будет готова…

Ищенко, задрав рукав, поглядел на часы: времени до темноты оставалось достаточно. Во всяком случае, на один вылет хватит.

— Большая, говорите, колонна? — спросил меня. — И закупорена плотно?

— Плотнее не бывает, командир! — предчувствуя развязку, не смог я сдержать улыбки. — А у Кузина только бровь повреждена. Остальная голова, можно сказать, вся целая. Вполне боеспособен майор.

— А раз так, нечего резину тянуть. Еще упустите немцев! — принял решение Ищенко. И, обернувшись к Кузину, добавил: — Бери мой самолет!..

Подгонять нас не пришлось. Летчики и так, как говорится, рыли землю от нетерпения. Взяв новые боекомплекты и до отказа заправив баки горючим, группа быстро снялась с аэродрома. А вскоре штурмовики вновь — в который уже раз за день! — перевалили через линию фронта.

Изрядно потрепанная вражеская колонна буксовала на том же месте: расчистить возникшие на шоссе после бомбежки завалы и скопления горящей техники оказалось не так-то просто. Впрочем, к новой встрече с нами немцы, как могли, подготовились. Завидя возвращающиеся штурмовики, заговорили крупнокалиберные пулеметы гитлеровцев. Пара «илов», отделившись от группы, обрушилась на придорожные кусты, выковыривая оттуда бомбами вражескую батарею. Теперь ничто не мешало нам приступить к завершающей работе, и ведущий дал команду рассредоточиться. Штурмовики поодиночке стали пикировать на шоссе, вылавливая в огненном аду уцелевшие грузовики, бронетранспортеры. Каждый из нас тщательно выбирал цель, чтобы ни один реактивный снаряд, ни одна очередь не пропадали даром. Вскоре остатки колонны можно было списывать в утиль: весь двухкилометровый участок дороги превратился в сплошную огненную реку, над клокочущей поверхностью которой вспучивались багровые столбы взрывов и круговерть разлетающихся во все стороны обломков. Назад возвращались уже не все вместе, как днем, а порознь. Не знаю как остальные, но сам я от усталости чувствовал себя выжатым, словно лимон. И все же, если не считать чисто физических ощущений, на душе было легко. Сзади меня, за бронеспинкой, благодушествовал возле своего пулемета воздушный стрелок Харитонов.