Ярослав Иосселиани - В битвах под водой

• Название: В битвах под водой
• Автор: Ярослав Иосселиани
• Жанр: Биографии и Мемуары

Героя Советского Союза капитана 1 ранга Ярослава Константиновича Иосселиани советские читатели знают по книге «Записки подводника», вышедшей в 1949 году. Предлагаемая читателю новая книга Я. К. Иосселиани «В битвах под водой», в основу которой положены подлинные события, резко отличается от его первой книги, как по своему содержанию, так и по манере изложения. Автор главное внимание уделяет своим боевым товарищам, вместе с которыми ему пришлось пройти трудный и опасный путь с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны.

---

— Я просто не верю, что Гитлер имел так много подводных лодок. Мой корабль недавно начал ходить в конвоях, но за это время наши миноносцы объявили потопленными более двухсот подводных лодок. Это же фантазия!

От непрерывной стрельбы пушки стали накаляться и на других «Либерти». Транспорты один за другим прекращали огонь. Мейера это приводило в бешенство Он полагал, что подводная опасность не миновала и стрельба из пушек единственное надежное средство против нее.

Переубеждать его мы не собирались, да и вряд ли смогли бы это сделать. Он, видимо, никому и ничему не верил.

Однако капитану недолго пришлось сокрушаться. Орудия снова становились способными стрелять. Один за другим корабли вступали в «бой», и вскоре всеобщая стрельба возобновилась.

— «Волчьи стаи», мистер командер, боятся только шума. Когда мы стреляем, они думают, что мы их видим и преследуем. Они тогда отказываются от атак. А когда мы молчим, они топят нас, — философствовал Мейер, ободренный возобновившейся стрельбой.

«Волчьими стаями» именовались маневренные группы фашистских подводных лодок. Обычно они состояли из семи-девяти подводных лодок, управляемых одним командиром. Такие группы действовали по единому плану и причиняли большой урон союзникам.

К вечеру стрельба затихла. Ночь, которая в этих широтах в мае напоминает недолгие сумерки, прошла сравнительно спокойно. Правда, по ультракоротковолновой связи беспрерывно шли приказания и информации. Летчики, патрулировавшие в воздухе, сообщали данные о «волчьей стае», которая, по их словам, все время пыталась догнать наш конвой. Но лодки, будто бы загоняемые под воду самолетами прикрытия, не могли соревноваться с нами в скорости и постепенно отставали.

Утром, после очередной беседы с матросами и старшинами, я поднялся в штурманскую рубку. Капитан Мейер занимался прокладкой курса «волчьей стаи», пользуясь для этого данными летчиков и вымеряя расстояния от страшных «стай» до нашего конвоя.

— Неужели это та самая «стая», которая атаковала нас вчера? — спросил я.

— Та же самая, — со вздохом признался капитан, — все девять штук. Ни на одну не убавилось. Как видите, утопленники воскресли. Ваши коллеги живучи, не правда ли?

— Да. Моих товарищей и меня много раз объявляли утопленниками… Но, может быть, это другая «стая»?

— Та же самая, мистер командер. Если бы другая, она была бы впереди нас, а не сзади. И данные летчиков подтверждают…

В рубку вошел Чарли Лик. Он принес капитану стакан кофе. Лицо матроса украшали многочисленные синяки.

— Что с этим матросом? — спросил я у капитана, когда Чарли Лик вышел.

— Подрались, наверное, — спокойно ответил Мейер, отпивая кофе, — матросы всегда дерутся… Могли подраться с вашими матросами. Встреча с новыми людьми, с иностранцами… Почему бы не испробовать свои силы?

Я вспомнил разговор со Свиридовым. «Неужели они?.. Неужели побили?.. думал я, выходя из штурманской рубки. — Они, это они разукрасили американца». Я уже не сомневался в этом и решил наказать виновных.

На палубе я встретил Джона Бурна и с трудом узнал его. Правый глаз у него почти не был виден, нижняя губа распухла и кровоточила.

— Что с вами? — спросил я, ответив на приветствие матроса.

— Несчастный случай, — неохотно ответил Бурна.

— Что же это за случай?

— Упал с трапа, когда бежал по тревоге.

Американец явно говорил неправду. Придя в кубрик, я отозвал в сторону Каркоцкого и Свиридова. Оказывается, они ничего не слышали о драке.

— Нет ли среди наших людей изувеченных? — допытывался я.

— Разве только Заде… — замялся Свиридов. — У него, по-моему, что-то с рукою.

Заде — это была кличка матроса Алымова из экипажа эскадренного миноносца.

— Позовите его сюда.

Алымов не спеша подошел ко мне. На круглом скуластом и мужественном лице матроса было написано смущение.

— Дрались с американцами? — в упор спросил я Алымова.

— Нет, не дрался! — решительно ответил матрос и опустил глаза.

— Вижу, что вы провинились. Расскажите, что у вас было, не заставляйте меня повторять вопрос! — не удалось мне скрыть нервозность.

— Мы не дрались, — пробормотал матрос, — мы боксом занимались, а вышло, что как бы подрались.

— И это вы называете боксом? Ведь люди до безобразия избиты!

— Бурна меня оскорбил: говорит, что я из колонии. Узбекистан назвал колонией, — решительно начал Алымов свой рассказ. — Я ему говорю: я бы тебя избил за это, но у нас драться нельзя. А он отвечает: «Давай на бокс. Ты меня не одолеешь.» Одолею, говорю. И мы начали…

— Ну, а у Чарли почему синяки?

— Когда я начал одолевать Бурна, Чарли пришел ему на помощь. Я ему тоже… отвесил пару раз…

— Какой же это бокс! Вы дрались, а не боролись, — вмешался Каркоцкий.

— Они говорят: это борьба такая у них… Объявили меня победителем и просили никому не рассказывать, что я их побил… Вот я и… молчал.

Собрав матросов и старшин, я предупредил всех, чтобы впредь никто не терял головы и не поддавался ни на какие провокации.

Чувствовалось, что старшины и матросы осуждают поведение Алымова, но так или иначе матрос стал героем дня. Очень уж надоели всем эти два типа, не то специально приставленные к нам, не то неисправимые бродяги и хулиганы.

— Мистер командер, русского сигнальщика вызывают на капитанский мостик! доложил вдруг выросший как из-под земли американский матрос.

Я захватил с собой Фомагина и побежал наверх. С соседнего транспорта передавалась на русском языке светограмма, адресованная всем начальникам эшелонов в конвое Она гласила: «Транспорт „Вильям Эстейер“ торпедирован фашистской подводной лодкой и затонул. Люди спасены и взяты на борт эскадренного миноносца, за исключением погибших восьми человек из состава экипажа транспорта и одиннадцати советских матросов, старшин и офицеров: Майорова, Викторова, Климова, Дургелюка, Вашадзе, Сафронова, Кузенко, Смолянцева, Иашвили, Клименко, Титова. При спасении людей отличились матросы и старшины: Поедайло и Иванюк…»

Светограмма была подписана командиром нашего будущего дивизиона капитаном первого ранга Трипольским.

Текст светограммы я тут же прочитал в кубрике. На потопленном транспорте не могло не быть жертв. Слишком скученно были размещены наши люди. Но каждый надеялся на чудо. И хотя общие потери были относительно невелики, сообщение о гибели наших боевых друзей болью отозвалось в наших сердцах.

Паластров метался по каюте, остро переживая гибель своего лучшего друга капитан-лейтенанта Майорова, с которым он учился в военно-морском училище, служил на флоте и одновременно был командирован в Англию.

Не в состоянии утешить капитан-лейтенанта, я попытался отвлечь его разговором.

— Наш комдив Трипольский еще в белофинскую кампанию получил звание Героя Советского Союза. Человек он, бесспорно, большой отваги и смелости. Но это общие слова. Ты же служил с ним. на Севере. Может, расскажешь что-нибудь о нем?

— Что же сказать о нем? Начал он службу простым водолазом. Окончил морское училище, получил офицерское звание. Командовал подводной лодкой «Б-1», которая была затоплена во время революции, а позже была поднята Эпроном. Трипольский чуткий товарищ и хороший офицер.

— И сегодня он проявил себя очень заботливым, — заметил я. — Нашел способ сообщить о результатах катастрофы. Хоть и горько слышать о гибели друзей, но лучше знать правду, чем гадать…

Паластров кивнул головой в знак согласия со мной и снова заходил по каюте.

— Меня удивляет… — медленно произнес он. — Ведь известно, что район Медвежьего опасен, здесь почти всегда фашистские лодки атакуют союзные конвои, топят корабли. Казалось бы, надо принять меры и либо обходить этот район, либо выкурить отсюда фашистов. Но ничего не делается.

— Даже мы, черноморцы, и то слышали об этом районе. Ведь «Скумбрия» Бондаревича потопила фашистскую лодку где-то здесь, не правда ли?

— Нет, это было не здесь, — сказал Паластров.

— А не знаешь ли ты подробностей?

— До вас разве не дошли отчетные документы?

— Нет. Точнее, пришли, но перед самым нашим откомандированием с флота.

Паластров присел на стул рядом с моей койкой и стал рассказывать. Я вслушивался в его глуховатый голое, и передо мной вставала картина гибели вражеской подводной лодки.

Дело было так…

«Скумбрия» держала курс на боевую позицию у берегов противника. Дул восьмибалльный норд-ост. Шел дождь, то и дело переходивший в ледяную крупу. Видимость была исключительно плохая.

В девятом часу утра на мостик поднялся командир корабля капитан-лейтенант Иосиф Бондаревич. Едва он перешагнул через комингс верхнего рубочного люка, как его окатило волной. Пока он вытирал лицо, вахтенный офицер коротко доложил обстановку.