Александр Янов - Россия и Европа. 1462—1921- том 1 -Европейское столетие России. 1480-1560

• Название: Россия и Европа. 1462—1921- том 1 -Европейское столетие России. 1480-1560
• Автор: Александр Янов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Заключение Век XXI. Настал ли момент Ключевского?

Судьба новой парадигмы

Четверть века назад западное академическое сообщество ока­залось не готово к европейской, либеральной парадигме происхож­дения русской государственности, когда предложил я её в самом раннем, американском, прототипе этой книги (и в результате, заме­чу в скобках, оказалось ошеломлено «либеральным пробуждением» 1989-1991-х, не только уничтожившим советологию, но и опрокинув­шим, пусть на время, все прежние представления о России).

Прибавьте к этому, что Кун-то имел в виду исключительно «рево­люции» в точных науках. В историографии дело обстоит куда слож­нее. Тут, кроме жестокой конкуренции идей в академическом сооб­ществе, нужно еще, как опять-таки могли мы наблюдать в Иваниане, принимать в расчет и настроения в обществе, и его готовность к вос­приятию того, что завещал нам полвека назад из своего американ­ского далека Федотов.

2 Thomas Kuhn. The Structure of Scientific Revolutions, Chicago, 1962.

Угадать степень готовности общества к радикальным инноваци­ям практически невозможно. Мы видели, например, как потерпел сокрушительное поражение в XVIII веке Михайло Щербатов, попы­тавшись, говоря о Грозном, ввести в обиход представление о «губи­тельности самовластья». Но видели и то, с какой легкостью удалось это Карамзину после кратковременной диктатуры Павла, полностью, казалось бы, подтвердившей гипотезу Щербатова (к сожалению, че­рез много лет после его смерти).

С другой стороны, забыта ведь оказалась на полтора столетия блестящая догадка Погодина о непричастности Грозного к рефор­мам Правительства компромисса и сведено к нулю замечательное открытие Ключевского о конституционном характере Боярской ду­мы. По каким-то причинам обе оказались не востребованы совре­менниками. Даже самые зачатки, даже элементы новой парадигмы русской истории отказались они принять и в XIX веке и в XX.

То же самое, по сути, произошло и с моей The Origins of Autocracy (1981). To есть рецензий была тьма. В Англии (New Society nTimes Literary Supplement,3 в Италии (La Stampa, L'Unita, Corriere dela Sera, La Voce Republicana), в Швеции (Dagens Nyheter), в Канаде (Canadian Journal of History). И особенно много, конечно, в Америке (от American Historical Review4 и The Annals of the American Academy of Political Science5 доPir University Review, по-русски что-то вроде «Вестника во­енно-воздушной академии»).6 Одна лишь Россия ответила на мою книгу оглушительным молчанием, словно бы говорил я и не о ней и не о её судьбе.

Впрочем, и на Западе отзывы были очень разные — от «эпохаль­ной работы» (Рихард Лоуэнтал) до «обыкновенного памфлета» (Марк Раефф). Но Лоуэнтал был политологом, а Раефф историком. Большинство его коллег, включая, конечно, и де Мадариагу, возму-

Adam Ulam. The Founding Father, Times Literary Supplement, Oct. 8 1982.

L. Lander. The Origins of Autocracy,American Historical Review, No. 4 1982.

D. Hext. The Origins of Autocracy, The Annals of the American Academy of Political Science, No. 1,1983.

H. Ragsdale. The Origins of Autocracy, Air University Review, May-june, 1983.

тилось до глубины души и встало горой за старую, неевропейскую парадигму русского прошлого. Их комментарии по большей части были откровенно враждебны. (Раефф так расстроился, что сравнил меня с Лениным и, не смейтесь, даже с Гитлером).7

Но и те из историков, кто отнесся к моей попытке с симпатией, как тогдашний патриарх американской русистики Сэмюэл Бэрон в Slavic Review, утверждавший, что «Янов по существу сформулиро­вал новую повестку дня для исследователей эпохи Ивана III»8 или Ай- лин Келли в New York Review of Books, сравнившая мою работу с фи­лософией истории Герцена,9 делали ударение лишь на ее демифоло­гизирующей функции.

Заключение Век XXI. Настал ли момент Ключевского?

радигмы академическое сообщество России после всех пертурба­ций последней четверти века? Или суждена моей попытке судьба щер- батовской и понадобится она, ожидая своего Карамзина, лишь тем, кто сейчас на школьной скамье? Или даже тем, кто придет за ними?

Обсуждение отрывков трилогии, опубликованных в российской печати, не обнадеживает. Один рецензент не заметил в них ничего, кроме термина «развитой национализм» (предложенного для харак­теристики нынешнего времени по аналогии с «развитым социализ­мом» брежневской эпохи), — и, конечно, сплясал на нем джигу. Дру­гой обвинил меня в том, что я, не имея никакого представления о со­временных западных исследованиях, пытаюсь возродить «сильно потертый и заношенный репертуар» русской историографии XIX ве­ка. А третий и вовсе выбрал для атаки предполагаемое «ничтожест­во» одного из моих наставников Василия Осиповича Ключевского (которого я, если помнит читатель, назвал однажды Пушкиным рос-

Richard Lowenthalas cited in the Origins of Autocracy; Raeff in Russian Review, Winter, 1983.

Slavic Review, Spring, 1983.

The New York Review of Books, February 17,1983.

сийской историографии). Могу ли я, спрашивается, не вступиться за честь своего наставника?

Вот что написал рецензент: «Нельзя сейчас... верить Ключевско­му. Ключевский — это своего рода Индикоплов нашей медиевисти­ки» (напомню, что Кузьма Индикоплов, кумир московитского иоси- флянства, египетский монах VI века, считавший землю четырех­угольной). Противопоставил мой рецензент классику русской историографии некую М. Плюханову (о которой я, честно говоря, отродясь не слыхал, боюсь, и читатель тоже).

Ну что, право на это возразишь? Что в начале прошлого века Пушкина тоже пытались «сбросить с корабля современности»? Впрочем, есть примеры и поближе к нашему времени — и к нашей теме. Вот один из них. В 1975 году в нью-йоркском Новом журнале была опубликована большая статья «Критические заметки русского человека». Речь в «Заметках» шла именно о том, о чем говорит мой рецензент, когда ставит в пример Ключевскому Плюханову. В частно­сти, анонимный автор объяснял, как следовало бы русскому человеку вести себя по отношению к фальшивым научным авторитетам. Следо­вало ему, оказывается, «публиковать материалы о никчемности науч­ных работ сионистов-псевдоученых (такие попытки уже делаются: фи- зик-теоретикТяпкин доказал, что культ Эйнштейна был создан бездар­ными евреями, чтобы повысить свой научный престиж»).10

Едва ли кто-нибудь осмелится сегодня свести роль Эйнштейна в мировой науке к сионизму и тем более обвинить в этом Ключев­ского. Важно другое. Важно, что всегда находится какой-нибудь «физик-теоретик Тяпкин», готовый развенчать классика. Находится и «русский человек», готовый противопоставить тяпкинские экзер­сисы всемирному признанию.

Читатель, надеюсь, поймёт моё затруднение: я не знаю, как на­звать выпад моего рецензента против Ключевского иначе, нежели культурным нигилизмом. Я намеренно не называю здесь имен этих «физиков-теоретиков», искренне полагая, что им не место в заклю­чении этой книги. Если она не сумела убедить читателя в том, что

10 Новый журнал, №118,1975, с. 223.

предложенная в ней «новая национальная схема» русской истории заслуживает, по крайней мере, более серьезных возражений, то спор со случайными Тяпкиными едва ли поможет делу. Согласитесь, однако, что знамения, скорее, тревожные. Похоже, что Томас Кун в который уже раз окажется прав.

Имеет поэтому смысл вместо бесплодного спора поближе при­смотреться в заключение к самому яркому из случаев, когда мой на­ставник оказался в той же ситуации, что и я сегодня, и — отказался от борьбы, по сути, согласившись с тем, что открытие его останется со­временниками не востребовано. Решил, иначе говоря, что момент его еще не пришел. Хотя книгу, содержавшую это открытие, и опубли­ковал. Для потомков, надо полагать. Для нас, то есть, с вами.

Я имею в виду

^ w Заключение

( Л \/ U Я И Век Настал ли момент i у tuki Ключевского?

Ключевского

Удобнее всего рассмотреть его, руководясь материалами, тщательно собранными Милицей Василь­евной Нечкиной в ее монографии о Ключевском, единственной пока что, сколько я знаю, серьезной работе, посвященной его наследию.

Как, надеюсь, помнит читатель, именно его открытие, что «пра­вительственная деятельность Думы имела собственно законодатель­ный характер»11 ц была она «конституционным учреждением с об­ширным политическим влиянием, но без конституционной хартии»,12 легло, наряду с работами историков 1960-х, в основу предложенной здесь версии «нового национального канона».

Ибо убедительнее чего бы то ни было свидетельствовало откры­тие Ключевского, что самодержавие на Руси — феномен сравнитель­но недавний. Что, вопреки горестным ламентациям наших либера­лов по поводу «тысячелетнего рабства», впервые появилось оно на исторической сцене лишь в середине XVI века, когда российскому

М.8. Нечкина. Василий Осипович Ключевский, М., 1974» с. 235.