Александр Янов - Россия и Европа- т.2

• Название: Россия и Европа- т.2
• Автор: Александр Янов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

121 ИР, вып. д. с. 3.

«Для чего нам твердить, спрошенным и неспрошенным, что мы не ищем завоеваний?.. Да для чего же иначе мы воюем, проливаем кровь, терпим нужду, приносим бессчетные жертвы?>Р2

«Настала минута, когда каждый христианин, подавленный оттоман­ским преобладанием, должен восстать против притеснителей, и ес­ли вы упустите эту благоприятную минуту, то вам не останется ни чего, кроме вечного угрызения совести и вечного стыда»}23

«[Что сейчас происходит ?] Подготовляется судьба великих вопросов, созревших для решения. Вопрос Европейский об уничтожении варвар­ского турецкого владычества в Европе... Вопрос Славянский об осво­бождении достойнейшего, древнейшего и вместе многочисленнейше­го племени от чуждого ига... Вопрос Русский об увенчании, соверше­нии русской истории... о заключении круга, начатого первыми её государями, о решении борьбы с последними её врагами, об её месте в истории человечества... Вопрос Религиозный о вознесении правосла вия на подобающее ему место... Камень сей бысть во главе угла!.. Да! Novus nasciturordo! Новый порядок, новая эра наступает в истории. Две славные некогда империи разрушаются. Двадцать новых госу­дарств призываются к жизни. Владычество и влияние уходят от од­них народов к другим... Вот какие всемирные задачи в производстве, а премудрая Европа грезит только о Восточном вопросе».12А

Гпава пятая

Восточный вопрос р _ _ __ _ ^ ^

I ИГЮТсЗа Вот каким речам с благодарностью внимал Николай в начале 1850-х — после крушения мечты о единоличном торжестве над международной революцией. Невозможно отрицать, что новый сценарий предлагал ему более чем достойную, с его точки зрения, замену рухнувшей мечты. Как в смысле того, что роль основателя нового мирового порядка, кото­рую предлагал Погодин, была ничуть не менее грандиозна, нежели неудавшаяся Николаю роль Агамемнона Европы, так и потому, что чувствовал он себя в ней несопоставимо более естественно, чем

М.П. Погодин. Цит. соч., с. 112. Там же, с. 116. Там же, с. 122-123.

в роли борца с чужой и непонятной ему европейской революцией. Здесь он был на своей идейной территории, в родной сфере, знако­мой ему по домашней доктрине Официальной Народности. Как и в ней, на первом плане в новом сценарии было Православие: «Ка­мень сей бысть во главе угла!» Только если раньше служило оно Ни­колаю инструментом лишь внутриполитической антипетровской ре­волюции, то теперь призывалось на службу преобразования мира. Перспектива, согласитесь, для Николая неотразимая.

Если эта гипотеза верна, то встают перед нами совсем не те во­просы, которые обычно занимают исследователей николаевского царствования. Например, такие: принял ли он погодинский сцена­рий? И если да, сделал ли его новой программой своей внешней по­литики? И если сделал, то в какой мере? И самое главное, осущест­вим ли был такой сценарий без европейской войны?

Разумеется, чтобы ответить на эти вопросы, потребовались бы и многолетние архивные изыскания, и генеральная ревизия всего наличного документального материала, который никогда под этим углом зрения не рассматривался. Просто общепринятая схема со­бытий между 1849-м и 1853 годами этого не требовала. Зачем, если решение загадки было известно заранее? Есть, однако, выход из за­труднения. И он, конечно, тот же самый, к которому я прибег, пыта­ясь проверить гипотезу о множественности николаевских внешне­политических сценариев. Обратимся к конкретным событиям. По­чему, в самом деле, не посмотреть, не объясняет ли наша гипотеза эти события лучше, нежели общепринятый стереотип?

Гпава пятая

восточный вопрос Продолжение

л

или поворот: Возьмем, допустим, вос­стание болгарских крестьян против турок в начале 1850-х. Французский историк А. Мале уверенно утверждает, что оно было спровоцировано русскими агентами с целью дать Николаю возможность вмешаться в турецкие проблемы — в защиту угнетен­ных православных.125 Другое дело, что ничего из этой попытки не вы-

125 «История», т. 5, с. 203.

шло. В Стамбуле правил тогда еще один кандидат в турецкие Петры, султан Абдул Меджид, в очередной раз пытавшийся преобразовать свою империю в европейском духе. В разгаре была Великая Рефор­ма (Танзимат). И у султана были сильные либеральные помощники. Недаром еще в 1848-м сочувствовали турки конституционному дви­жению в Валахии, которое задушил Николай. Как бы то ни было, из­вестно, что три года спустя один из сотрудников султана Омер-паша очень быстро уладил дело в Болгарии к полному удовлетворению крестьян и повода для вмешательства России не оказалось.

Но что знаем мы о причине столь резкого изменения позиции Николая в отношении восставших против легитимного государя мятежников, пусть и православных? Ведь и греки православные, а он пальцем не шевельнул, чтобы им помочь. И уж тем более ни при каких обстоятельствах не послал бы он в Грецию секретных агентов для разжигания мятежа. Как объяснить с точки зрения стереотипа такое поведение Николая, всю жизнь неуклонно сто­явшего на страже легитимизма? Между тем погодинский сцена­рий объясняет его превосходно. Перед нами совершенно очевид­но поворот, и крутой притом поворот, а вовсе не продолжение прежней политики.

Возьмем дальше знаменитый «спор о ключах» к святым местам в Иерусалиме и Вифлееме, спор, с которого, собственно, и нача­лась Крымская эпопея. Нет смысла входить в его подробности. Вкратце суть дела в следующем. Начиная с глубокого Средневеко­вья в Палестине шла постоянная свара между местными монахами (не закончившаяся, кстати, и по сей день) за контроль над этими са­мыми «ключами». На них претендовали, с одной стороны, католики, с другой — православные (главным образом греки) и монофизиты армяне. С 1535 года католикам покровительствовала Франция и «ключи» принадлежали им. В 1757 году, воспользовавшись тем, что Франция утратила интерес к церковным делам, православные добились контроля над тремя из двенадцати святынь, а в 1808-м и над остальными девятью.

Луи Бонапарт, с декабря 1848-го президент Французской рес­публики, потребовал у султана восстановить справедливость. По чи­сто внутриполитическим причинам, разумеется. Для государствен­ного переворота, который он задумал, ему нужна была помощь ка­

толического духовенства. Но Николаю-то помощь духовенства, тем более греческого или армянского, была ни к чему. А он вдруг при­нял обиды православных и монофизитовтак близко к сердцу, что готов был из-за них воевать с Турцией. Султану была отправлена уг­рожающая нота, где ему опять припомнили Кучук-Кайнарджийский договор 1774 года, дававший царю право покровительствовать пра­вославным в Оттоманской империи.

До начала 1850-х право это имело характер вполне эфемерный. Ни в Адрианопольском договоре 1829 года, ни в Ункиар Искелеси в 1833-м, ни тем более в Лондонской конвенции 1841-го речи о нем всерьез не было. Естественно, что в Стамбуле не придавали этому символическому покровительству ровно никакого значения. Те­перь, однако, ситуация резко изменилась. До такой степени резко, что Россия отказалась от компромиссного предложения Луи Бона­парта разделить «ключи» между православными и католиками по­ровну. Она настаивала не только на том, что «ключи» принадлежат православным, но и на том, что её покровительство им носит вовсе не символический, но вполне реальный характер.

Требование было неслыханное. На самом деле речь шла о том, чтобы Порта отказалась от суверенитета над 12 миллионами своих подданных.

«Чтобы правильно оценить это требование, — комментировал рус­ский историк, — стоит себе представить казанских татар, получа­ющих право жаловаться на императора Николая турецкому султа­ну, — причем, с представлениями последнего Николай обязан был счи­таться и их удовлетворить».126 А теперь представьте себе, что было бы, если бы эти казанские тата­ры представляли половину всех подданных Николая — и турецкий султан вдруг потребовал для себя права быть вторым их государем.

Международная дипломатия таких прецедентов не знала. Ца­ря бы поняли, затей он спор о территориальных претензиях к Тур­ции, о протекторате над Константинополем, о контроле над про­ливами, даже о «ключах» к святым местам. Но потребовать у ле­гитимного государя уступить суверенитет над половиной его подданных — это выглядело попросту невероятно. Одно из двух,

126 ИР. вып. 9, с. 15-16.

шептались в европейских столицах: либо царь сошел с ума, либо он так неуклюже провоцировал войну.

Глава пятая Воаочный вопрос

Я понимаю, что столь умопомрачительный поворот поддается и стереотипному объяснению. Закружилась, мол, у Николая голова от своего всемогущества, вот он и потребовал невозможного. Но са­ма религиозная форма, в которой это немыслимое требование бы­ло предъявлено, ложится скорее, согласитесь, в православно-сла­вянский сценарий Погодина. Тем более, что, как мы уже знаем, в чем-в чем, но в симпатиях к зарубежным единоверцам Николай до тех пор замечен не был. Перед нами, похоже, опять-таки пово­рот, а не продолжение прежней политики.