Александр Янов - Россия и Европа- т.2

• Название: Россия и Европа- т.2
• Автор: Александр Янов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Так или иначе, Сперанский был (или ему казалось, что был) в си­туации, когда он мог что-то сделать. Прямой приступ к отмене кре­постного права, как показали попытки «молодых друзей» императо­ра, был исключен. К концу первого десятилетия XIX века стало со­вершенно очевидно, что против воли большинства помещиков Александр пойти не посмеет. Но, имея в виду предубеждение импе­ратора против самодержавия, начать переустройство государствен­ной власти казалось еще возможным. Во всяком случае в этой обла­сти было неясно, насколько непримиримо станет сопротивляться такой реформе помещичье большинство.

ИР, вып. 1, с. 32.

Былое, 1906, № 1, с. 28.

В октябре 1809 года Сперанский представил императору свой проект «Введения к уложению государственных законов». Мне­ния историков об этом документе расходятся резко. Либераль­ные ученые, как А.В. Предтеченский, полагают, что «он представ­ляет наиболее разработанный конституционный проект из всех тех, которые появились на рубеже XVI11—XIX вв».21 И добавляют: «Сперанский был неизмеримо более дальнозорок, чем „молодые друзья". Он видел завтрашний день России явственнее, чем кто- либо из лиц, окружавших Александра».22 Ю.С. Пивоваров тоже считает, что само уже название проекта подчеркивает: «предла­гаемые изменения в своей совокупности должны были стать кон­ституцией России».23

С другой стороны, для «восстановителя баланса» А.Н. Бохано- ва план Сперанского имеет, естественно, смысл скорее негатив­ный. Хотя он и похвалил автора за то, что его «проект не предусма­тривал ограничения прав монарха» и предполагал «сохранение основ существующего строя», Боханов все-таки обнаруживает в нем опасную тенденцию «преобразования России в правовое государство».24 И подчеркивает он, в отличие от Предтеченского, не дальнозоркость Сперанского, но его безнадежную нереалис­тичность. «Будучи по своему умонастроению [русским европей­цем] ... Сперанский наивно полагал, что подобные приёмы можно установить и в России... И хотя перед глазами был провал петров­ского эксперимента (после смерти Петра всё в стране развалива­лось...), но как настоящий западник подобные вещи он оставлял без внимания».25

Впрочем, в известном смысле Боханов прав. Заподозри Спе­ранский хоть на минуту, какую бурю вызовет его конституционный проект в Петербурге, как безжалостно — и навсегда — сломает он его судьбу, реформатор наверняка бы за него не взялся.

А.В. Предтеченский. Очерки общественно-политической жизни России в первой чет­верти XIX в., М., 1957, с. 257.

Там же, с. 205.

Ю.С. Пивоваров. Цит. соч.

А.Н. Боханов. История России. Х1Х-началоХХвв. М., 1998, с. 27. Там же.

Глава третья Метаморфоза Карамзина

Роль

ГеОПОЛИТИКИ Бесспорно,бедствия,

постигшие Сперанского (шквал клеветы, опа­ла, ссылка, нужда и, самое главное, сознание глубочайшей неспра­ведливости и нелепости того, что с ним произошло), объясняются геополитической ситуацией того времени. Как мы знаем, в первом десятилетии века безраздельным хозяином континентальной Евро­пы был Наполеон. Со времен римских императоров ничего подоб­ного континент не видел. Великий корсиканец кроил и перекраивал его, как хотел, раздаривая целые страны своим братьям и марша­лам. И перечить ему не смел никто, кроме единственного непобеж­денного и недосягаемого за Ламаншем врага, Британии.

Наполеон поставил на колени Пруссию и Австрию, попутно раз­громив русские армии на полях Аустерлица и Фридланда и вынудив Россию присоединиться к континентальной блокаде против её глав­ного тогда экономического партнера, всё той же Британии. И на­столько превосходила в те годы Франция по военной мощи своих соперников и союзников (как десятилетие спустя будет их превосхо­дить Россия, еще полвека спустя Германия и в наши дни Америка), что сопротивление ей казалось невозможным. Ненавидели её соот­ветственно (так же, разумеется, как десятью годами позже станут ненавидеть Россию, потом Германию, а сегодня Америку). Так, как с начала времен ненавидели сверхдержаву, особенно, если она не стеснялась демонстрировать своё превосходство.

В судьбе Сперанского и его реформы ненависть эта сыграла роль поистине роковую. Дело в том, что в мае 1807 года ему слу­чилось сопровождать императора в поездке на встречу с Наполе­оном в Эрфурте. И Наполеон со своей обычной проницательнос­тью тотчас выделил Сперанского из толпы придворных, удостоил личной аудиенции, расхвалил и даже в шутку просил Александра отдать ему своего государственного секретаря в обмен на любое германское княжество. Судьба реформы была этими похвалами решена.

Первым делом обвинили реформатора, конечно, в том, что он продал отечество за «злато и брильянты, доставленные ему через

' - Глава третья Метаморфоза Карамзина! Роль геополитики

французского посла».26 Особенно пикантно звучало это в первые недели ссылки, когда, перебиваясь с хлеба на квас, получал Спе­ранский из Петербурга известия о якобы принадлежащих ему «мил­лионах в английском банке»27 Даже А.С. Шишков, человек вполне порядочный, уверял тем не менее знакомых, что Сперанский «был подкуплен Наполеоном предать ему Россию под обещанием учре­дить ему корону польскую»28

Не обошлось, разумеется, и без «вечной темы». Гавриил Держа­вин, например, был убежден, что Сперанский «совсем предан жи­дам».29 И если чего-то в этом списке грехов еще недоставало, то по­следний штрих добавил известный русский «патриот» того времени, прославившийся впоследствии своей отповедью Чаадаеву, Ф. Ви- гель: «Близ него мне всегда казалось, что я слышу серный запах и в голубых очах его вижу синеватое пламя подземного мира».30

Проект конституционной реформы был последней каплей, пере­полнившей чашу негодования петербургского общества. Уж он-то со­вершенно явно свидетельствовал, что Сперанский «хочет уничтожить Россию». Расходились лишь в том, по чьему именно поручению — На­полеона ли, жидов или непосредственно сатаны. Ирония заключа­лась в том, что составлен был этот проект, по словам Сперанского в его известном оправдательном письме императору, «из стократных, может быть, разговоров и рассуждений Вашего Величества»31

И противники реформатора прекрасно это знали. Соответствен­но тучи сгущались в исходе первого десятилетия и над головой са­мого Александра. Злопыхатели прочили на трон Екатерину Павлов­ну, его сестру, всемерно подогревавшую оппозицию Сперанскому, между прочим, с помощью Карамзина, который называл его не ина­че, как «школьник-секретарь»32 Вспоминали в этой связи о судьбе

26

А.Л. Зорин. Кормя двуглавого орла, М., 2001, с. 213.

Там же.

Там же, с. 212.

Там же, с. 214.

Там же.

М.Н. Покровский. Избранные произведения в четырех книгах, М., 1966, кн.2, с. 212.

Н.М. Карамзин. Цит. соч., с. 82.

задушенного придворными Петра III. Как доносил в Париж Колен- кур, в России теперь «без всякой злобы говорят в ином доме о том, что нужно убить императора, как говорили бы о дожде или о хоро­шей погоде».33 «В общем и целом, — подводит итог этому скандалу Ю.С. Пивоваров, — против Сперанского [и, добавим в скобках, про­тив его коронованного патрона] выступили огромные, непреобори­мые силы».34

Первостепенно важно, однако, заметить, что в эпоху наполео­новских войн среди этих «непреоборимых сил» было уже не одно лишь темное провинциальное дворянство, подозревавшее Сперан­ского в самом жутком — в стремлении «побудить народ произнести великое и страшное требование».35 Или, как записывала в дневнике Варвара Бакунина, в том, что он «хотел возжечь бунт вдруг во всех пределах России и, дав волю крестьянам, вручить им оружие на ис­требление дворян»36 Иначе говоря, выступили против Сперанского не только образованное общество, в чьих салонах говорили об убийстве императора «как о дожде или хорошей погоде», и даже не только знаменитости XVIH века, как Державин или официальный ис­ториограф империи Карамзин (о котором нам, конечно, предстоит говорить подробно). Еще важнее, пожалуй, что среди «непреобори­мых сил» этих был наполеоновский гегемонизм. Именно он, похо­же, и объединил против реформы высшее петербургское общество с темной помещичьей массой, заполнив тем самым пропасть между ними, столь очевидную еще в годы молодости Александра.

Не до нововведений было в ту пору России. Её унизили, ей угро­жала опасность. Другое дело, что вместо естественного в таких об­стоятельствах патриотического подъема объединительной платфор­мой оппозиции реформе оказался консервативный национализм, которому отныне суждено было в России большое будущее. Импе­ратор Александр, совсем еще недавно привлекавший образован­ное общество своим обаянием и либерализмом, просто не заметил этой роковой подмены. А в ней между тем и заключалась угроза