Александр Янов - Россия и Европа-т.3

• Название: Россия и Европа-т.3
• Автор: Александр Янов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Глава третья Упущенная Европа

модель

Важно и то, что, когда боо лет спустя после Хартии Вольностей великие державы Европы оказались перед необходимостью строить постнаполеоновский мировой порядок, в основу его положили они именно британскую коллегиальную модель. Роль английских баронов исполняли в этом случае европей­ские государства, а на месте короля, первого среди равных, оказа­лась, естественно, тогдашняя континентальная сверхдержава Россия. И преследовал этот европейский протопарламент, Священ­ный Союз, ту же двоякую цель, что и его средневековый предше­ственник: прекратить международную анархию и связать руки коро­лю (сверхдержаве).

Так создана была первая историческая модель преодоления анархии - на этот раз международной. И суть ее, как и в Англии 1215 года, заключалась втом, что никто в Европе и пальцем не смел шевельнуть в международной политике без одобрения Коллегии.

Коллегиальная

Да, они готовы были признать императора России хотя бы и «Агамемноном Европы». Но лишь при условии, что руки у него будут связаны. При условии, другими словами, что он забудет об «универ­сальной империи», которую пропагандировали московские идеоло­ги государственного патриотизма. Любая его попытка нарушить пра­вила игры, выйдя за пределы председательских полномочий, должна была наказываться точно так же, как наказывалась она за шесть сто­летий до того: изоляцией и восстанием против него всех членов Коллегии.

При «братце Александре» Россия соблюдала правила игры. Несмотря даже на то, что греческое восстание 1820-х практически парализовало её дипломатию. С одной стороны, общественное мне­ние требовало поддержать борцов на независимость православной Греции от мусульманского владыки. С другой, обязательства перед Коллегией вынуждали Россию помочь легитимному султану Оттоманской империи в борьбе против греческих «террористов». Результатом, естественно, стал политический конфуз. Но даже он не заставил Александра нарушить коллегиальную дисциплину.

Едва, однако, на петербургском престоле оказался «искренне национальный и вменяемый» Николай, ситуация изменилась ради­кально. Отныне на повестке дня стояла тотальная контрреволюция - независимо оттого, какого «цвета» были революционеры, восстав­шие против статус-кво, будь они единоверцами, как греки, или еди­ноплеменниками, как сербы.

До 1848 года смысл внешней политики России состоял, как мы уже знаем, в грандиозном политическом шантаже других членов Коллегии: только Россия с её миллионной армией в силах защитить вас от «красной» революции. Так что извольте подчиниться её дикта­ту. И всё было бы хорошо, когда б уже через пять лет после восше­ствия на престол Николая, во время французской революции 1830 года, не обнаружилась в этом сценарии трещина: «бароны» не пожелали подчиниться диктату председателя Коллегии.

Будь Николай и впрямь вменяемым, он уже тогда догадался бы, что план игры, основанный на шантаже европейских правительств, не работает. И что Коллегия, известная под именем Священного Союза, создана не столько против революции, сколько против рос­сийской гегемонии.

Глава третья Упущенная Европа

и наказание

Поставив себя на минуту в положение европейских партнеров России, мы тотчас поймем почему. Они толь­ко что с неимоверным напряжением сил сокрушили, наконец, фран­цузский проект «универсальной империи» и сполна испили чашу унижения, связанного с военной диктатурой всеевропейского деспо­та. Могли ли они после этого не опасаться повторения страшного опыта, позволив новой сверхдержаве единолично командовать на континенте?

Тем более, что совсем еще недавно, в эпоху Тильзита, Россия была союзницей Наполеона и нисколько, как известно, не возража­ла против раздела Европы между двумя империями (при условии, конечно, что Бонапарт уступит ей Константинополь). Не забудем также, что и после разгрома Наполеона она не только выторговала себе Польшу (не говоря уже о Финляндии), но и публично заявила: «Польское царство послужит нам авангардом во всех [будущих] вой­нах»10.

Как же, спрашивается, могли европейские политики нейтрализо­вать гегемонистские вожделения России в условиях, когда конфрон­тация с ней была для них заведомо немыслимой? Только одним спо­собом, тем же, каким английские бароны нейтрализовали в XIII веке власть короля, - кооптировав его. В XIX веке это означало шантажи­ровать его той самой «красной» революцией, которой он, король, пытался шантажировать их. Иначе говоря, втянуть его в контррево­люционный союз, тем самым связав ему руки.

Подразумевалось, как и в 1215-м, что в случае нарушения коро­лем условий договора, «бароны» выступят против него единым фронтом - и совместными усилиями сокрушат его. Короче говоря, тот же страх перед «красной» революцией, в котором петербургские идеологи государственного патриотизма видели инструмент будущей русской «универсальной империи», в руках главного архитектора Священного Союза австрийского канцлера Меттерниха оказался

Преступление

10 ИР Вып. 8. С. 576.

инструментом нейтрализации России. В этом смысле можно сказать, что Меттерних был настоящим изобретателем популярной впослед­ствии «политики сдерживания». Вот почему все расчеты петербург­ских стратегов оказались построенными на песке.

Французская революция 1830 года была первым серьезным предупреждением Николаю, что «бароны» не потерпят королевского своеволия. А когда добавилось к его демонстративному отказу при­знать новое французское правительство еще и зверское подавление в 1831-м польского восстания, Европа буквально возненавидела своего формального «короля» (впрочем, кто и когда любил гегемо­на?).

Вот доказательство: вернувшись из-за границы, первая группа молодых профессоров, командированных туда, как сказали бы теперь, для повышения квалификации, рассказывала о своей поездке с ужасом. «По их словам, - записывал 15 июня 1836 года А.В. Никитенко, - ненависть к русским за границею повсеместная и вопиющая. Часто им приходилось скрывать, что они русские... Нас считают чужаками, грозящими Европе новым варварством»[24].

Увы, ничего этого Николай не понял, тупо продолжая прежнюю политику шантажа. А потом грянул 1848-й. И вдруг обнаружилось, что для подавления своих «красных» революций Европа вовсе не нужда­ется в России. Не говоря уже о том, что Николай перепугался этих революций еще больше Европы и, не посмев схватиться с ними лицом к лицу, полтора самых опасных года ремонтировал свои пограничные крепости.

Тут-то^и последнему прапорщику должно было стать понятно, что неформальный председатель европейской Коллегии никогда, в отли­чие от «братца Александра», не понимал принятых в ней правил игры. Покуда «бароны» и «король» пугали друг друга революцией, это было не очень заметно. Все изменилось после 1848-го, когда европейская революция была побеждена, и Николай, уступив «коро­левскому» соблазну, вдруг резко переменил фронт и с обычной для него солдатской прямотой взялся за раздел Оттоманской империи. До тех пор, как мы знаем, он беззаветно защищал её неприкосно­венность - во имя контрреволюции. Именно поэтому грубое наруше­ние правил игры Священного Союза стало совершенно очевидным. И наказание не заставило себя ждать.

Оно было жестоким и унизительным. В середине XIX века «баро­ны» восстали против нарушившего договор «короля» точно так же, как делали они это в середине XIII, низложили его и поставили на колени. Шесть столетий спустя после подписания Хартии Вольностей коллегиальная модель международной политики сработала столь же четко, как тогда в политике внутригосударственной.

% аГлава третья

УРОК I Упущенная Европа

Я подчеркиваю это об-

стоятельство потому, что здесь содержится урок необычайной исто­рической важности. И вовсе не только для сегодняшних идеологов государственного патриотизма в Москве, мечтающих, подобно Александру Дугину или Дмитрию Рогозину, о реставрации россий­ской сверхдержавности. Урок для каждого, размышляющего о пре­одолении международной анархии в современном мире. И для сего­дняшних «баронов» (по крайней мере, тех из них, кто снова как ни в чем не бывало провозглашает «многополярную» анархию един­ственной альтернативой «однополярной» диктатуре). И для сего­дняшнего «короля».

Ведь если когда-нибудь и было время вспомнить об опыте Священного Союза, то пришло оно именно в начале третьего христи­анского тысячелетия, когда опять, как после наполеоновских войн, встала перед современными государственными людьми задача фор­мирования нового мирового порядка. Тем более, что сейчас, после окончания полувековой холодной войны, в Европе, например, и впрямь существует нечто вроде той самой Коллегии, к которой с великими муками пришли в 1215-м английские бароны и в 1815-м европейские державы. И, по крайней мере в теории, наделена эта Коллегия функциями, как две капли воды напоминающими функции Священного Союза. Более того, она-то как раз и ответственна - опять-таки в теории - за безопасность континента. Так она, собствен­но, и называется - Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Казалось бы, вот он - инструмент, с помощью которо­го Европа могла бы окончательно преодолеть и дряхлую «однополяр- но-многополярную» контроверзу и международную анархию, уже приведшую в первой половине XX века кдвум мировым войнам.