прот. Лев Лебедев - Москва патриаршая

• Название: Москва патриаршая
• Автор: прот. Лев Лебедев
• Жанр: Религиоведение

---

Вместе с тем Москва как столица единого Русского государства уже давно осознается и как «третий Рим». Обычно эту идею связывают с именем старца Филофея, но сей монах лишь один из авторов, записавших это выражение. Что же касается самой идеи, то, как мы уже видели, она появляется на Руси вместе с принятием христианства. И такие столицы, как Киев, Новгород, Владимир, сознательно создают архитектурные образы второго Рима - Константинополя (прежде всего это Софийские или «софийского» типа соборы), становясь тем самым «третьими Римами». Во образ «третьего Рима» оформляет себя и Москва уже с постройки Успенского собора Кремля, а наипаче - после 1453 года, когда «во прах склонился Рим второй» и Византийская империя перестала существовать, подвергшись османскому порабощению. Москва становится преемницей Константинополя уже в полном смысле. Это подчеркивается переходом герба Византии - двуглавого орла - на Русь. Двуглавые орлы помещаются на башнях Кремля, Белого города, других зданиях, широко распространяются в русской государственной эмблематике. Но идея имеет тенденцию к развитию. И в XVI-XVII веках это развитие достигает апогея. В Москве создается интереснейший комплекс, призванный связать историю Московского государства со всемирной историей, показать избранность Московской Руси как преемницы всех духовно-культурных сокровищ человечества, наследницы великих монархий древности. Центром этого комплекса становится Московский Кремль. На паперти Благовещенского собора входящие встречают отнюдь не христианские образы языческих греческих и римских философов и поэтов: Гомера, Платона, Аристотеля, Виргилия и других. На соборных вратах помещаются образы сивилл. В живописи царского дворца изображены Гедеон, Иисус Навин, Дарий I, Александр Македонский - вожди и создатели крупнейших империй. В росписях Успенского собора важное значение имеют образы Константина Великого и матери его Елены. Одни из главных ворот Кремля - Константино-Еленинские. Для возведения различных построек в Кремле приглашаются нарочито мастера самых разных народов: греки, итальянцы, немцы, англичане, шведы, персы, татары... Московский Кремль тем самым уподобляется Риму и Константинополю, Вавилону и Александрии, в строительстве которых тоже участвовали представители самых разных народов. Исследователи склонны видеть в Кремле «своего рода Капитолий третьего и последнего Рима». Система всего символического комплекса Москвы как «третьего Рима» включает в себя, помимо Кремля, также стену Китай-города, построенную Петроком Малым, и четырнадцать храмов, возведенных Алевизом Новым, и Ново-Спасский монастырь с образами Орфея, Гомера, Платона, Плутарха, Птоломея и других, и Богоявленский монастырь с изображением античных мыслителей в нижнем ряду иконостаса, и дворцы Измайловский, Коломенский, Воробьевский, в росписях которых присутствовали образы древних языческих царей и мыслителей618. Вспомним и сравним с этим «ряженых», «скоморохов», «ипподром» и другие светские фрески XI века в Киевской Софии.

Все это хорошо показывает двойственный характер идеи «Москва - третий Рим». Родившись в церковной среде, она прежде всего предполагала подобие Константинополю как древнему центру Вселенской Церкви, центру православия, но при этом неизбежно должна была содержать в себе и, как видим, содержала представление о Риме как политической и культурной столице мира. Если заглянуть вперед, в эпоху Петра I, то можно увидеть, как это последнее, в сущности языческое, представление о «третьем Риме» возобладало над христианским. Петр I созидает свою новою столицу - Петербург уже не во образ церковного, православного Константинополя, а откровенно - во образ могущественного языческого имперского Рима619.

Случайно ли столь печальное для Русского государства завершение идеи «третьего Рима»? Отнюдь нет! Ее противоречивость, до времени сокрытая, невидимая, укоренена в двойственном значении столицы, что мы уже отмечали выше, говоря о Киеве и о городах Руси вообще. С одной стороны, Москва - церковный центр Руси, с другой - центр политический, мирской. Святой город - и город мирской суеты (Вавилон). Город патриарха - и город царя. Город Божиих храмов и монастырей - и город царских застенков и кабаков. Град Божий - и град «мира сего». Единение главы государства и главы церкви, единение русских людей в православной вере со времен князя Владимира обеспечивали вполне мирное единение и двух основных идей: «столица Руси - Новый Иерусалим» и «столица Руси - третий Рим». Поскольку, как мы отметили, «второй Рим» - Константинополь считался и назывался еще и «Новым Иерусалимом», то обе указанные идеи были почти синонимичны. Естественно, однако, что чисто церковное сознание тяготело более к идее «Нового Иерусалима», сознание государственное, политическое - к идее «третьего Рима». И стоило только возникнуть некоей трещине в отношениях между царем и патриархом, то есть между государством и Церковью, как идеи «Нового Иерусалима» и «третьего Рима» начали резко раходиться, что мы потом увидим.

А пока нам нужно констатировать, что в XVII столетии, продолжая и развивая традиции, тенденции и богословские идеи русских столичных городов, Москва и промыслительно, и сознательно устроятся одновременно во образ «Иерусалима Нового» (как града небесного), «второго Иерусалима» (как преемника славы исторического, палестинского), «третьего Рима» (как подобия Константинополю, «второму Риму») и во образ Рима как державной столицы мира (с языческим, культурно-политическим оттенком). Все эти тенденции и идеи берут свое начало еще от древнего Киева эпохи князя Владимира и Ярослава Мудрого. При этом если двойственной была идея «третьего Рима», то по- своему двойственной оказалась и идея «Нового Иерусалима». В духовных глубинах соединяются многие символы; но во внешней, эмпирической реальности создание архитектурных образов исторического Иерусалима и Горнего (Нового) шло двумя параллельными, до времени не соединяющими линиями.

В период наибольшего расцвета этих идей и начинается жизнь и деятельность святейшего патриарха Никона (1605-1681)620.

Теперь невозможно установить в точности, когда именно и как у него родилась мысль о создании особой, явной пространственно-архитектурной иконы горнего мира на Русской земле. Эта мысль созревала постепенно.

Первые архитектурные впечатления Никита Минин (так звали его в миру) получил в юности в Макарьевом Желтоводском монастыре близ Нижнего Новгорода, где в первой половине 20-х годов XVII века он был послушником и где в то время как раз велись большие ремонтно-строительные работы. Они должны были дать ему и первые практические уроки архитектуры и строительства, и познакомить его с определенными богословскими идеями русской храмовой и монастырской архитектуры. Вторым важным этапом явилось для будущего патриарха почти десятилетнее пребывание в Москве до 1636 года. Невероятно любознательный, просто горевший жаждой духовных знаний, чрезвычайно много читавший отец Никита никак не мог пройти мимо идей «второго» и «нового» Иерусалима, «третьего Рима», широко распространявшихся тогда в русском церковном обществе. Он отлично знал Священное Писание, и в том числе Откровение Иоанна Богослова, святоотеческие толкования на эту книгу и, конечно, много раз задумывался над теми образами Горнего Иерусалима, которые были воплощены в Москве и которые он видел воочию. Третьим этапом жизни было его пострижение в монашество в Анзерском скиту Соловецкого монастыря в 1636 году с именем Никон. Прежде всего его наблюдательное сознание должен был поразить Соловецкий остров с монастырем на нем. Настоящая церковная твердыня, сущий град, или престол Божий, но не посреди земли, а посреди моря. Вполне вероятно, что образ престола Божия, града святых посреди воды тогда уже глубоко запал в душу иеромонаха Никона, породив прямые ассоциации с Откровением Иоанна Богослова, где сказано: «... Перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу» (4, 6), и в другом месте: «И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнем, и победившее зверя и образ его... стоят на этом стеклянном море, держа гусли Божии, и поют песнь Моисея, раба Божия, и песнь Агнца, говоря: велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны и истинны пути Твои, Царь Святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? Ибо Ты един свят. Все народы придут и поклонятся пред тобою...» (15, 2-4) Монашеские псалмопения, богослужения, молитвы и славословия Богу на Соловецком и Анзерском островах посреди моря как нельзя более точно соответствовали образу Откровения. Но эти островные монастыри соответствовали также и ряду других, экклезиологических представлений, образующих как бы концентрические круги. Если учесть, что православный Восток был тогда как бы затоплен мусульманством, то Россия, Русская земля - единственный остров православия в мире. В самой России островом спасения является Церковь; в свою очередь, в ней самой надежным островом посреди «житейского моря, воздвигаемого напастей бурею» является духовное подвижничество, находящее свое предельно законченное, как бы кристаллическое выражение в православном монашестве, в русском монастыре. Это богословие «острова спасения», или «престола Божия у моря», или «собрания святых среди моря» будет последовательно развиваться Никоном в течение всей его жизни. При уходе из Анзерского скита в 1639 году на Белом море Никон попал в сильный шторм и едва не погиб, горячо моля Бога о спасении. И лодку его неожиданно выбросило на Кийский остров Онежской губы. На этом острове своего спасения (в буквальном смысле слова) Никон дал обет Богу поставить монастырь, что впоследствии, став патриархом, и исполнил. Придя в Кожеозерскую пустынь на материке, о. Никон довольно скоро испросил благословение на пустынножительство на острове посреди озера, где жил, соблюдая правило скита Анзерского острова. Свой знаменитый Иверский Валдайский монастырь патриарх Никон построил на острове Валдайского озера. Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь построен им так, что глубокая излучина реки Истры (Иордана), речка Золотушка и искусственный ров, соединивший их, окружили монастырь со всех сторон водой, соделав его тоже как бы островом. «Отходная пустынь» (скит) патриарха Никона рядом с этим монастырем тоже была поставлена на островке. Наконец, находясь уже в ссылке, на закате жизни, Никон ухитряется создать на Белоозере искусственный остров, на котором ставит каменный крест с надписью: «Никон, Божией милостью Патриарх, поставил сей крест Господень, будучи в заточении за слово Божие и за Святую Церковь - на Беле-озере в Ферапонтове монастыре в тюрьме».