Виталий Бессонов - Тарутинское сражение

• Название: Тарутинское сражение
• Автор: Виталий Бессонов
• Издательство: Книга
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91568-021-9

В монографии на основе архивных и опубликованных документов, воспоминаний, дневников и писем участников событий на современном научном уровне реконструируется ход военных действий переломного периода Отечественной войны 1812 г., начавшегося 14 сентября вступлением Наполеона в Москву и завершившегося 18 октября победоносным для русского оружия Тарутинским сражением. Обращение к представительному корпусу источников позволило подробно рассмотреть фланговый маневр русских войск от Москвы к Красной Пахре и определить роль М.И. Кутузова в его осуществлении, восстановить ход боевых действий при отступлении от Красной Пахры к Тарутинскому лагерю, описать крупные арьергардные бои при Спас-Купле (3 октября) и Виньково (4 октября), проанализировать деятельность Кутузова в Тарутинском лагере и влияние оппозиции на ход военных действий. Особое место уделяется Тарутинскому сражению. Рассматриваются вопросы подготовки сражения и его отмены 17 октября. С максимальной подробностью описывается ход сражения и определяются его результаты. В процессе исследования удалось воссоздать целостную, основанную на документальных и мемуарных источниках, картину развития событий, отличную от шаблонных схем и стереотипных суждений, сложившихся на протяжении двух веков в историографии Отечественной войны 1812 г.

Книга адресована специалистам и широкому кругу читателей, интересующихся военной историей.

---

Во время этого отступления, возможно, легкое ранение пулей в левый бок получил генерал Зайончек[423] и тогда же был убит начальник штаба 5-го корпуса польский дивизионный генерал С. Фишер. О его смерти Вейссенгоф писал: «Находясь около князя (Понятовско-го — В.Б.), он был ранен ружейною пулей в руку, а когда князь приказал ему отойти и осмотреть рану, он отвечал, что еще может сидеть на лошади. Внезапно вторая пуля, поразив его в лоб, положила предел этой честной жизни»[424]. Колачковский характеризовал Фишера «способным и одним из лучших организаторов нашей армии. Он был суровым блюстителем военной дисциплины и своей энергией на службе исправлял то, что зачастую портила мягкость характера Понятовского. Он был очень спокоен и храбр в бою, но благодаря своей вспыльчивости и принуждениям многих оскорблял и вообще не был любим младшими офицерами. Роста он был небольшого, с худым, всегда небритым лицом, на котором выдавался слишком большой нос. Глаза у него были светлые и одна лопатка выше другой»[425].

Наступление на позицию 5-го корпуса велось силами 2-го и 3-го пехотных корпусов, в то время как 4-й корпус продолжал бездействовать.

План битвы при Тарутино (или боя при Виньково) 18 октября 1812 г. Начат в 1812 г., исправлен и нарисован в сентябре 1819 г. Составлен шефом батальона Мишелем, служившим в 1812 г. в должности адъютанта командира 2-й пехотной дивизии 1-го армейского корпуса.

По этой причине левый край Дедневского леса оставался в руках 3-го пехотного полка польских войск, при котором было два трехфунтовых орудия. Когда русская пехота перешла в наступление, то этот неприятельский отряд нанес ей удар во фланг. Как свидетельствовал Дурново, «французы (то есть поляки — В.Б.) имели стрелков в лесу и их артиллерия обстреливала дорогу, по которой мы шли»[426]. Беннигсен отдал приказ пехоту противника «принять в штыки; она из лесу бросилась в рытвину, и обе колонны, из коих она состояла, тотчас обращены были в бегство. Ни один человек бы не спасся, если б была под рукой кавалерия»[427]. Благодаря этой атаке, неприятель, вероятно, был отброшен от русского фланга, но своей позиции еще окончательно не оставил.

Беннигсен, оказался в затруднительном положении. Он предполагал, что 4-й корпус уже должен был соединиться с 6-м, но вместо русских войск на его левом фланге оказался неприятель. Для выяснения сложившегося положения Беннигсен в сопровождении находившихся при нем офицеров отправился под огнем неприятеля к Остерману-Толстому[428]. В это время одно из ядер убило лошадь аудитора С.И. Бестужева, вырвало ему кусок мяса из правой ноги и на излете ударило по колену правой ноги Беннигсена, от чего тот получил сильную контузию[429]. Ехавший рядом с Бестужевым Евреинов вспоминал: «Как во время войны равнодушно смотрят на подобные случаи! Все только обернулись и сказали: „это аудитор!“ и продолжали ехать далее»[430]. Евреинову стало жаль лежащего на земле Бестужева, он поспешил доехать до находившихся вблизи казаков и приказал отвезти его в ближайшую деревню. К вечеру раненый находился уже в Леташевке, где его товарищи оставили ему квартиру, а сами переехали в усадебный дом в село Леташево. Рану Бестужева считали малоопасной, но у него началась гангрена и 21 октября он скончался[431]. Перед смертью с него был сделан портрет, который он просил отправить жене и детям[432]. Особую трагичность этому случаю придает то обстоятельство, что аудитор не был обязан находиться на поле боя и его появление под огнем неприятеля было вызвано исключительно личным любопытством. Дурново пишет, что перед сражением Бестужева отговаривали не подвергать свою жизнь опасности, но он не послушал советов и «заплатил жизнью за свое безрассудство»[433].

Несмотря на полученную контузию, Беннигсен добрался до своего левого фланга и, обнаружив, что войска Остермана-Толстого не соединились еще с 6-м корпусом, приказал ему выступить из леса и батарейной ротой занять третью возвышенность, находившуюся левее батареи Таубе[434]. Увидев, что в центре боевой линии русских войск план атаки выполнен не был, Беннигсен, вероятно, решил выяснить в каком положении находятся дела на левом фланге. Возле одной из стоявших на месте пехотных колонн его встретил поручик Граббе. Он вспоминал, что Беннигсен появился «с выражением гнева и горести на лице и сказал вслух: „Я надеялся, по крайней мере, что храбрый Милорадович исполнит задачу“. Видя, что никто не отвечает, я подъехал к нему и сказал: „Нет ни малейшего сомнения, что он исполнил бы ее, по своему всегдашнему обычаю, но он отозван, и войска остаются без начальника и без приказаний“. Беннигсен выслушал меня с изумлением и, ничего не отвечая, взглянул только на небо»[435]. Возможно, после этого разговора Беннигсен, убедившись, что войска центра и левого фланга не поддержали своими силами атаку правого фланга, вернулся к вверенным ему частям.

В это время выдвинутый вперед 4-й корпус наткнулся на 3-й полк польской пехоты, который, находясь на значительном расстоянии от своих главных сил, оказался в тяжелом положении. Радожицкий писал, что «две колонки французов (то есть поляков — В.Б.), занимавших левее меня лес, бросились из него бежать через поляну, для соединения с своими; тогда у нас не случилось кавалерии, чтобы схватить их. Я пустил в них два ядра, и, зарядив пушки картечью, погнался за ними поближе; но меня остановили, потому что прикрытие пехоты отставало. Колонки между тем, к досаде нашей, перешли ручей и спаслись»[436].

Свидетелем отступления 3-го польского полка стал ехавший к Кутузову Коновницын. «Мы, — вспоминал Михайловский-Данилевский, — увидели две колонны, стоявшие позади нас и которые в нас стреляли. Коновницын сказал мне, что это должно быть заблудившиеся войска из корпуса графа Остермана». Он направил к ним Михайловского-Данилевского, чтобы ввести их в дело. «Я бросаюсь, даю знак шпагою, чтобы более не стреляли, приближаюсь к ним, и что же представилось глазам моим? это были французы (поляки — В.Б.), я мог увидеть их мундиры, кивера и даже различить черты лиц. Я поворотил лошадь, но тысячи пуль свистят около меня, ибо по мне открыли батальный огонь; попадают в лошадь, одна пуля пробивает мою фуражку, а другая насквозь правую мою руку, попавши выше локтя, и вылетает близ кисти. Я сохранил столько силы, чтобы дать шпоры моей лошади; пули преследуют меня, горячая кровь льется из ран моих, свет меркнет в глазах, лес, находящийся передо мною, кажется, начинает двигаться… Я падаю, но в сию минуту вижу выезжающего из леса капитана Степанова, собираю последние силы свои, кричу ему: „спаси меня!“ и лишаюсь чувств»[437].

За движением польской пехоты наблюдали и на правом фланге русской армии. Неприятель шел на соединение с главными силами по открытой местности, позади русской кавалерии. «Не видя ниоткуда никаких: приготовлений к атаке этой колонны, — вспоминал Граббе, — я подъехал к Васильчикову и сообщил ему это, как я полагал, незамеченное им обстоятельство. „Кажется, что здесь все начальствуют“, отвечал он мне с пренебрежением. „Напротив, кажется, что здесь никто не начальствует“, возразил я ему и, повернув лошадь, поскакал к польской колонне. Она продолжала идти поспешно, но в порядке, далеко впереди нашей пехоты, но все еще сзади нашей кавалерии, преследуемая картечью Донской конной артиллерии, наносившей ей вред, но недостаточный для ее истребления»[438].

Таким образом, 3-й полк польской пехоты, находясь в окружении русских войск, до последней возможности оставался на своей позиции в лесу, активно противодействуя наступлению пехоты Беннигсена, и только под давлением превосходящих сил отступил в порядке к основным войскам противника. «Как только ему удалось выйти в чистое поле, — пишет Колачковский, — он построился в каре, оборонявшее друг друга огнем и, выдержав несколько атак, дошел, наконец, до Чернишни. Здесь он перешел глубокий овраг, по которому протекает эта речка, и был принят нами с неописанной радостью. Он сохранил даже свои орудия»[439]. Спасению польской пехоты в немалой степени способствовала несогласованность действий русских войск, и в первую очередь — 4-го пехотного корпуса и кавалерии левого фланга.

Выйдя из леса со своим корпусом, Остерман-Толстой выдвинул на возвышенность батарейную роту № 23, усилив тем самым наступательное действие на правом фланге. Несмотря на то, что неприятель сумел сосредоточить все свои силы на новой позиции за рекой Чернишней, он был не в состоянии выдержать все возраставшее давление русских войск, охвативших его левый фланг и угрожавших отрезать дорогу на Вороново. Действия русской артиллерии, пехоты и конницы Орлова-Денисова вынудили противника начать общее отступление. «С этого момента, — отмечает Дурново, — победа стала полной. Неприятель был разбит, и его преследовали по всем пунктам»[440]. 19 октября в рапорте Кутузову Беннигсен совершенно справедливо написал: «Малая часть бывших под командою моей войск имели таким образом честь и славу принудить армию под предводительством короля Неаполитанского к совершенному и скорому отступлению»[441].