Гленда Ларк - Та, которая видит. Запах зла

• Название: Та, которая видит. Запах зла
• Автор: Гленда Ларк
• Издательство: ACT, ХРАНИТЕЛЬ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-046675-7, 978-5-9762-4830-4

Мир Островов, чьи народы НИКОГДА не смешиваются между собой…

Мир крошечных королевств, бесконечно заключающих союзы и ведущих войны…

Мир, в котором испокон веку существуют ДВЕ магические школы — Силв, верящие, что колдовство имеет право быть ТОЛЬКО светлым, и Дун, исповедующие темную сторону магии.

До недавних дней их адепты полагали, что худой мир лучше доброй ссоры… Но теперь на далеком острове Гортан воцарился Великий Мастер Дун-магии Мордред, мечтающий подчинить своей власти ВСЕ ОСТРОВА, — а на Срединном архипелаге набирают силу силв-маги, зовущие себя Хранителями — и тоже мечтающие о ВЫСШЕЙ ВЛАСТИ.

Покуда жив Мордред, покуда могущественны Хранители — на Островах не будет покоя.

Но в силах ли наемница Блейз, обладающая даром противостояния магии, и ее спутники — принцесса-колдунья и проклятый изгнанник-убийца — сразиться разом и с силой Света, и с силой Тьмы?

---

— Что ты сделал такого, — спросила я, — чтобы разозлить советника?

Тор обиженно посмотрел на меня:

— Я? Я был с ним совершенно вежлив.

Флейм усмехнулась:

— Датрик не хотел, чтобы Тор и Новисс оставались в комнате, и, не зная, что Тор обладает Взглядом, попытался выставить их за дверь с помощью магических иллюзий. Тор его остановил и сказал ему, что он может сделать со своими заклинаниями. Мне не приходилось слышать такого выражения раньше, но оно было весьма красочным. Что-то насчет того, как с их помощью обеспечить себе запор, не так ли, Тор?

— Ну да, примерно в таком смысле… Не могу сказать, чтобы этот тип мне нравился. Он толстокож, как черепаха, и проявляет к своим собратьям не больше сочувствия, чем она. И обладающих Взглядом он не любит, Блейз.

Я пожала плечами:

— А кто из силвов-хранителей любит? Тор, что нам теперь делать?

На этот раз пожал плечами он:

— Мой подопечный теперь вроде не под моим присмотром. Я просто подожду и посмотрю, как пойдут дела. Мы, пожалуй, можем надеяться, что Датрику удастся разделаться с Янко. С помощью всех своих силвов он, возможно, чего-то и сумеет добиться. А пока не перенести ли мне сюда свою постель? Тогда один из нас сможет присматривать за Флейм, пока другой спит. — Тор виновато посмотрел на цирказеанку. — Мы, конечно, мало что сможем сделать, если Янко решит снова на тебя напасть.

— Должно быть, он знает о нас все, — мрачно сказала я, — учитывая, что мы жили у него под носом с самого своего прибытия на косу Гортан.

— Ну, будем надеяться, что об ампутации ему все-таки неизвестно, — сказал Тор, выходя из комнаты, чтобы перенести свою постель.

Я села рядом с Флейм и взяла ее за руку.

— Я не имела права втягивать в свои дела вас — ни тебя, ни его, — сказала она.

Я только отмахнулась:

— Скажи лучше, как ты себя чувствуешь.

— Я слаба, но поправляюсь. — Флейм взглянула на свою культю. — Знаешь, я могу чувствовать руку. Как будто она цела… Я могу шевелить пальцами. Мне приходится все время смотреть на культю, чтобы убедить себя, что руки действительно нет. — Она тихо и горько рассмеялась. — Понимаешь, потом с помощью силв-магии я смогу сделать себе новую. Тогда только вы, обладающие Взглядом, будете знать, что она ненастоящая.

Мы… и она сама. При помощи созданной магией замены нельзя ничего взять, она ничего не чувствует. Творения силв-магии не были ничем, кроме иллюзий. Меня всегда озадачивало, как может быть, что люди настолько верят в иллюзии, что могут даже ощущать на ощупь то, чего в действительности нет.

Я переменила тему:

— Флейм, насчет Руарта… ты должна тщательно скрывать вашу дружбу, особенно от хранителей. Иначе они могут использовать это тебе во вред. — Мне не хотелось уточнять, что именно я имею в виду.

К счастью, прежде чем Флейм успела попросить объяснений, пришел Тор. Он положил свою постель на пол и улыбнулся мне:

— Чья очередь спать первая?

— Моя. Я… — Но у меня не было слов, чтобы описать, что я чувствую.

Тор протянул руку и коснулся моей щеки.

— Мне очень жаль Ниамора. Хочешь рассказать мне о нем?

Я покачала головой:

— Нет. Я никогда не буду об этом говорить. — Я отвернулась, не желая слушать утешений.

Глава 16

Той ночью ничего больше не случилось, если не считать снившихся мне кошмаров: их автору рассказов ужасов хватило бы на всю жизнь. Когда я встала, чтобы сменить Тора, разбуженная собственными страшными снами, отдохнувшей я себя не чувствовала. К счастью, Флейм спала спокойно и проснулась только на рассвете. Я подала ей воды напиться; спать ей явно больше не хотелось, и мы некоторое время поболтали. Флейм все еще чувствовала себя больной, но признаков лихорадки не было, а остатки снадобья Гэрровина делали боль в ампутированной руке переносимой.

Поскольку Флейм, похоже, хотелось поговорить, я стала расспрашивать ее о жизни на Цирказе. Сначала она отвечала уклончиво, но я не прекращала расспросов, и постепенно она разговорилась.

— Ты ведь бывала в Замке, — сказала она, — и видела, как там живут люди. Правда, ты, вероятно, не знаешь, почему вся знать селится во дворце, под самым носом у суверена. На Цирказе все зависит от воли суверена — а он предпочитает иметь возможность присматривать за своими придворными. Конечно, они могут бывать в своих поместьях летом, когда в столице делается жарко и душно и многие страдают от летней лихорадки, но в остальную часть года все живут в Замке. Каждый аристократ имеет придворную должность: хранитель печати или, скажем, начальница горничных. Можно, конечно, отказаться от этого, но тогда твое поместье конфискуют, а пост отдадут другому вместе с доходом от него, и ты тут ничего не сможешь поделать.

Поэтому все знатные семьи живут во дворце. Каждый день мужчины должны представать перед сувереном, а женщины — перед его супругой, и те решают, кто что в этот день будет делать — отправится на охоту или примет участие в придворных играх. Мужчинам иногда разрешается отправиться в город и поразвлечься в тавернах, женщинам — заняться нарядами или разучить новые танцы. Если кто-то оказывается в немилости у суверена, тому поручается какая-нибудь работа: сбор налогов или председательство в суде. Все так боятся потерять свое положение и доход, что всячески выслуживаются перед сувереном. Даже дети должны подчиняться придворной политике: «Нет, дорогой, тебе нельзя сегодня играть с Наско. Это было бы неблагоразумно. Его отец не угодил суверену».

Флейм передернуло.

— Знаешь, что в этом самое ужасное? Дети вырастают, считая такую жизнь нормальной и цепляясь за свои грошовые привилегии. Я тоже стала бы такой же, как остальные, — такой же пустой и подобострастной, — если бы не Руарт и его семья. — Флейм бросила взгляд на спинку кровати, на которой, спрятав голову под крыло, спал дастелец. — Они открыли мне, что существует другой мир, где все происходит иначе, и что это лучший мир.

Я, конечно, не могла удержаться от вопроса — меня уже давно интересовало, как случилось, что девочка начала разговаривать с птицами.

— Расскажи мне, как вы с Руартом… — начала я.

Флейм в ответ тихо рассмеялась:

— Чтобы понять это, ты должна представить себе, что за жизнь я вела. Большую часть времени я проводила в своих личных покоях… В знатных семьях дети мало общаются со взрослыми, если не считать слуг и наставников, которые учат танцам, фехтованию, этикету и тому подобному. Даже с родителями они видятся только на официальных приемах. В нашей семье это был парадный обед раз в неделю. Посещение одного знатного ребенка другим сопровождается такими сложными церемониями, что мои воспитатели старались как можно реже брать на себя подобную обузу, поэтому большую часть времени я проводила в своих комнатах в одиночестве.

Руарт и его семья жили рядом с моим окном, которое имело широкий подоконник и украшенный резьбой наличник, где было множество углублений и ниш. Сначала я просто кормила птиц; оказалось, что их легко отличить одну от другой, а потом я заметила, что один из птенцов особенно дружелюбен. Это, конечно, был Руарт. Через некоторое время он стал влетать в комнату и проводить со мной много времени. Все это началось, когда мне было всего четыре года. У меня появилась привычка разговаривать с ним, как с человеком. Постепенно я догадалась, что он мне отвечает, — нужно было только научиться понимать… Некоторые слова в языке дастелцев-птиц очевидны: они качают головой в знак отрицания и кивают в знак согласия. Другие жесты более сложны, но об их значении тоже легко догадаться, — «подожди», «иди сюда», «здесь», «там». Когда птица топает лапкой, это означает «я сержусь», когда пожимает плечами — «я не знаю». Что касается чириканья и свиста, то понимать их я научилась так же, как ребенок учится человеческой речи у взрослых. Мы с Руартом одновременно овладели грамотой, и это тоже помогало обучению. Я писала буквы алфавита, а он клевал ту, на которую хотел указать.

— Ты ходила в школу? — спросила я.

Флейм покачала головой:

— Нет. Дети аристократии на Цирказе не ходят в школу. Получить образование значило бы уподобиться представителям презираемого среднего класса. Зачем учиться читать и писать, когда для этого можно кого-нибудь нанять? Я, правда, научилась… Можно сказать, мне повезло. Мой отец был таким занятым человеком, что не имел для меня времени, а мать постоянно болела. Поэтому я была предоставлена сама себе даже больше, чем другие дети. Мать Руарта настаивала, чтобы я училась, поэтому я заставила управителя отца обучить меня счету, а его писца — грамоте. — Флейм с любовью взглянула на спящего Руарта. — Не будь дастелцев и этих двоих наставников, моя жизнь сложилась бы совсем по-другому…

— Я и не подозревала, насколько все плохо, — сказала я. — Значит, это правда, что Цирказе управляют писцы и счетоводы? Так называемый средний класс?