Goblins - Свартхевди - северянин

• Название: Свартхевди - северянин
• Автор: Goblins
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Главный герой произведения — парень по имени Свартхевди, можно просто, Сварти, обучается воинскому и колдовскому искусствам, и обещает вырасти во вполне ладного викинга. Но однажды с юным Сварти случается неприятность — славного викинга удумали женить! Герой спешит уносить подальше ноги, и, не попрощавшись, отбывает из родного поселения. Но шутка ли, упустить такого жениха? Так что, без спешно организованной погони не обошлось…

Произведение написано прекрасным слогом, с впечатляющим национальным колоритом, и с замечательным юмором, который доставит вам множество весёлых моментов. Не судите строго автора, это всего лишь забавная развлекательная литература, и выискивать глубокий смысл здесь не стоит. Просто наслаждайтесь.

---

— Ну, был я, был в топях, что дальше? Нашел, кой чего, но немного.

— Ну, смотри, и думай хорошо. О тебе забочусь. Так ты, значит, не из Лансовой банды? Плохо, долго мне долг с него ждать, а так бы с тебя стребовал… А видел, может, чего интересного, в топях-то?

— Болота и есть болота, дед. Развалины видел, но там до меня, похоже что, побывали.

— Аааа, — разочаровано протянул Том — Так вы, небось, до сторожевых постов добрались только?

— Не знаю, до куда, и я там один был, Том, надоел уже! А что это было — развалины деревни, может быть. Добычи нет — потому что на своих двоих унесешь немного, да и пошевеливаться надо было.

— Деревня, говоришь? Это ты про Россоху? — уточнил старик — Ну, там остовы от домов только остались, а посреди — часовня недостроенная?

— Часовни не видел, все в тумане было. Видел дома каменные, много, некоторые обвалились, но есть и целые. Дерево там еще было, живое. Интересно, Том — я оглянулся на старика, он внимательно меня слушал, поглаживая окладистую бороду — Все засохшее вокруг, а дерево живое, и полянка при нем.

— Так, так, так! — дед заметно напрягся — Дерево? Какое?

— Да откуда я знаю…

Я, так то, знаю, но лучше помалкивать. Мудрость предков такова:

Кто молчать не умеет,

тот лишние речи

заводит нередко;

быстрый язык

накличет беду,

коль его не сдержать.*

А я уже и так проболтался.

— А не было ли возле того дерева каменной чаши? — как бы невзначай поинтересовался Том — Такая, без украшений, серая, голубая, может, желтая?

— Да была, вроде, белая, с черными прожилками. Не было в ней золота, и вообще ничего ценного не было, вода одна…

— Ты пил ее? — голос у деда срывался — Пил? Сколько капель? Две? Пять?

И чего он так разволновался? Ну, накапало с ветвей, ну и что?

Я вспомнил, как у меня от этой воды живот раздулся, словно мех с брагой, и потом противно булькал. Но по нужде, что странно, все же не гоняло. Вот ведь очередная загадка мироздания: почему пиво в харчевне после третьей пинты уже наружу просится, а дождевая вода в болоте — нет?

— Не знаю, сколько это в каплях, дед, — я снова помешал варево — Но если считать в ведрах, то будет, примерно, половина.

Сзади раздался треск, и странный звук, вроде как мешок с овсом на пол бросили.

Я обернулся: дед сидел на полу, сжимая в кулаке пучок волосьев, выдранный из своей, прежде, нежно лелеемой бороды, и беззвучно разевал рот, не в силах сказать ни слова.

Я бросил черпак в котел, подошел к впечатлительному старику, поднял его, и усадил на лавку. Отобрал надранную им с себя же паклю, метнулся к котлу и обмакнул ее в клей — негоже достойному мужу ходить с прорехой в бороде, надо поправить, а то урон мужественности какой: борода-то она, суть, мужа украшение, мудрости житейской свидетельство. Подбородок у Тома трясся, и ровно приложить волосы не получилось, налипло спереди. Ай, сам потом поправит, как ему нравится…

Том постепенно пришел в себя — уж не падучая ли у него? Или, может быть, болен чем? Я же вернулся к котлу — кипит ведь, догляд нужен.

— Тттыыы… Пил…

— Ну да, Том, своя-то водица у меня кончилась, а этой еще и вымыться хватило, и рубаху простирнуть, — чистосердечно поведал я ему.

Послышался глухой хрип.

Я снова оглянулся, и не зря: одной рукой Том держался за сердце, вторая шарила возле попорченной бороды. Она и так пребывала в беспорядке: с подбородка по бокам свисали две длинные пряди, как у бывалого скальда, а третья, которую я так неловко подклеил, воинственно торчала вперед. Нет, он не успокоится, пока все не выщиплет, и меня же потом винить будет. Чтобы чем-то занять стариковы ручищи, я сунул ему перемазанный в клею черпак, и он вцепился в него, как утопающий хватает протянутое ему добрым другом весло — мертвою хваткой.

— Мыыыылся??? — проскрипел Том, неожиданно истончившимся от пережитого голосом — Вооодааааа…

— А, ты пить захотел? Сейчас, я мигом!

Нет, дед точно чем-то болен. И бредит. Но странно, хворей в нем я не чувствовал. Наверное, надышался паров. Да, точно! Душно тут, слишком. Вернусь — проветрим.

За питьем для деда ходил долго: пока нашел ведерко, пока бегал к колодцу… Пока Анну встретил, поцеловал…

Эх, надо было старика-то на воздух вытащить, а то, как бы он там не задохся. Вот ведь, Сварти, ну когда ж ты повзрослеешь — клял я себя — Вечно у тебя ноги вперед головы думают!

Подбегаю к сараю и вижу интересную картину: дед на воздух выбрался самостоятельно, и теперь со страшным рыком машет моим черпаком. Вверх-вниз, вверх-вниз, вправо-влево. И ловко как у него получается — аж воздух гудит, разрезаемый могучими взмахами. Я даже залюбовался лихой дедовой сноровкой: словно ярый духом берсерк в гуще врагов сокрушает неприятеля. Вот ведь, седина в бороду, а воинских упражнений ни на минуту не оставляет, лишь выдалось свободное мгновенье — он и тренируется!

Уважаю. Позор младым, кто ленится, почет и слава таким вот старикам…

Или… А может это ритуал такой? И поражает дед невидимых бесов священным ясенем? Надо бы понаблюдать, запомнить. Глядишь, полезно окажется, в иной раз.

Понаблюдать за собой дед не дал: лишь узрев меня, старательно повторяющего за ним движения, в попытке понять их скрытый смысл, он взревел медведем, и бросился ко мне, вздымая над головой грозный свой черпак.

Все-таки надышался, подумал я, и окатил его из ведра.

Глава 16

Нехорошо получилось, неловко.

Дед-то черпак бросить пытался, что к ладоням его приклеился, и думал, что я его передразниваю — а оно вона как! Обиделся теперь, но моя-то в чем вина?

Это мне все Анна рассказала, когда вечером на сеновале меня навестила. И тоже, с претензиями.

— Ну что, Сварти, — говорит мне медовым своим голосом — Так и будешь лежать?

— Ага! — отвечаю ей — Мне дед, если тебя трону, руки оторвать обещал, так что, сама раздевайся.

… - А расскажи немного о себе? Вот почему ты, к примеру, из дому ушел?

— Долгая история… Не останавливайся…

— Нууу! — улыбается она — Мы ведь не торопимся? Дед успокоительное принял, и спит, давай, рассказывай… Ох, аккуратнее…

— Уговорила. Если вкратце — встретились однажды парень-не-промах, и девочка-хоть-куда…

— Странные у вас на севере имена. Хоть-куда? Ах… Аааа…

— Хоть-когда. И хоть-кому. И так случилось, что поймал нас за разговором о цветах и пчелках и о женской красоте ее отец…

Какая любопытная, однако, дева оказалась. Хотя, чего уж греха таить, не дева, и не я стал тому причиной (до меня кто-то постарался). Я уж подумал, что история повторяется, но, по здравому размышлению, решил — не бывать тому. В Лаксдальборге я был на виду у семьи и соседей — это одно дело, а в чужой деревне — совсем другое. Да и мудрости житейской у меня ныне прибыло — хоть и на грош, зато вся моя, не попадусь больше в подобный силок!

Угомонилась девушка уже глубоко за полночь, изрядно удивив меня пылом, темпераментом и неуемным своим любопытством, и покинула, оставшись довольной. Я же, почесывая искусанные плечи и поеживаясь исцарапанной спиной, никак не мог уснуть, и не усталость от утех любовных была тому причиной.

Совесть проснулась, что со мной бывает не так уж и часто.

Обычно-то она в глубокой спячке, но вот отмякла, проклятая. Угрызать пытается, но за неимением зубов лишь неприятно посасывает.

С дедом-то я нехорошо обошелся, некрасиво. Злом отплатил за предобрейшее, как сказал бы какой-нибудь велеречивый скальд. Чуть до падучей старика не довел, обиду нанес, а он ведь ко мне с добром: кормит, поит, крышу над головой предоставил, девку под бок…

Хотя нет, вот это я уже сам, что, впрочем, остального не отменяет.

Мириться надо идти, короче, прощения просить, о вире сговариваться. Я ведь не со зла, видать Рыжий Хитрец обратил взгляд свой на нас, что так коряво все вышло.

Так и поступил.

Едва принялись горланить первые петухи, как я постучался в двери дома старого Тома: сквозь затянутое бычьим пузырем окошко виднелся огонек лучины, так что, деда я не разбудил.

— Кого там… пф… бесы принесли… пф…? — глухо вопросил старик. Он уже проснулся, а может, не ложился, и в настроении пребывал преотвратном, что вполне объяснимо.

— Я это, открывай Том.

Доброго утра дед мне желать не стал, как спалось, не спрашивал, и зачем я к нему приперся в такую рань интересоваться не торопился. Сидя на лавке, набычившись, он смотрел на меня как-то недовольно, свирепо и в то же время грустно и с недоумением. Пучок пакли, тот самый, самоотверженно добытый дедом и подклеенный мной, загнулся вверх, и волосы лезли старику в рот и в нос, а тот периодически их сдувал, что помогало, впрочем, не слишком. А убрать не мог: дедовы кулачищи крепко сжимали стебель черпака. Само черпало он уже обкорнал, и теперь крепко держался за рукоять — занозистый штырь дюймов десяти длиной, стискиваемый дедовыми дланями, выглядел грозно и сулил насмешнику недоброе.